Спецназовец. Взгляд снайпера - Андрей Воронин

в калитку. Потом стало видно, как они поднимаются на крыльцо. Поправив в ухе таблетку микрофона и проверив, не выпал ли из гнезда лежащего в нагрудном кармане приемного устройства соединительный шнур, Юрий плотнее приник глазом к одетому в мягкую резину окуляру прицела.

– Интересное кино, – пробормотал он, провожая перекрестием скрывающегося в доме майора.

Это была неправда: в данный момент он испытывал вовсе не любопытство, а удивление и растущую тревогу.

Глава 18

– Нет его здесь, – стоя посреди кухни с пистолетом в опущенной руке, сказал полковник Басалыгин. – И, похоже, не было.

Наверху раздавались шаги, скрипели половицы. Послышался характерный глухой шум, производимый передвигаемым диваном: Молоканов шарил по углам, как будто и впрямь рассчитывал найти Якушева, стоящего, затаив дыхание, за занавеской или забившегося в шкаф.

Негромко стукнула, ударившись о стенку, открытая дверь. Павел Макарович по звуку понял, что майор полез на чердак, и мимолетно удивился тому, как бережно и цепко память хранит всякие ненужные, не имеющие практического применения, давно, казалось бы, забытые вещи – звуки, запахи, форму, цвет, расположение предметов… Он не был здесь почти полных два года, но по-прежнему мог с закрытыми глазами найти любую вещь и, не глядя, по доносящимся из глубины дома слабым звукам сказать, где находится и что делает Молоканов – на какую половицу наступил, какую дверь открыл, у какого окна остановился и что оттуда видно.

Майор щелкнул выключателем, похрустел на чердаке керамзитовыми гранулами и вернулся на лестничную площадку.

– Идите сюда, Павел Макарович, – позвал он оттуда, – здесь кое-что любопытное!

Пожав плечами: ну что любопытного может быть на чердаке заброшенной дачи? – полковник спрятал пистолет в наплечную кобуру и поднялся по лестнице. Молоканов со свойственным ему кислым видом стоял около ведущей на чердак узкой дверцы. Треугольное пространство между стеной мансарды и скатом крыши было освещено свисающей со стропила на пыльном шнуре голой электрической лампочкой. Под лампочкой еще лениво клубилась поднятая майором пыль. Снаружи шумно скребли коготками по шиферу, хлопали крыльями и скрипуче переругивались не поделившие чего-то скворцы; потревоженные движением воздуха клочья пыльной паутины тихонько покачивались, словно баюкая застрявшие в них мумифицированные трупики мух и ночных мотыльков.

– Извините за любопытство, – сказал Молоканов, – это ваше?

Посмотрев туда, куда указывала его протянутая рука, Басалыгин увидел засунутый за стропило сверток из перехваченного в трех местах обрезками бельевой веревки линялого, ветхого с виду брезента. Сверток был длинный и тощий, но не такой тощий, как если бы в нем лежали удочки, мысль о которых первым делом приходила в голову при виде этого предмета.

– Не припоминаю, – ответил полковник на вопрос Молоканова. – Если бы это был не мой дом, я бы сказал, что вижу эту хреновину впервые. А так – черт ее знает, я тут сто лет не был.

– Два года, – уточнил Молоканов. – Даже чуточку меньше. Сейчас май, а шашлыки мы тут ели, если память мне не изменяет, в конце июня. Или даже в начале июля, точнее действительно не упомнишь.

Павел Макарович на мгновение до звона в ушах стиснул зубы. Молоканову не стоило ворошить прошлое. Тот приезд на дачу, о котором он только что упомянул, был последней после смерти жены попыткой хотя бы сделать вид, что жизнь продолжается и что в ней есть какой-то смысл и даже место для простых человеческих радостей.

– А славные были времена! – будто задавшись целью окончательно вывести любимого начальника из душевного равновесия, продолжал Молоканов. – Мы сюда частенько приезжали, помните? Елена Петровна, бывало, блинчиков напечет – пальчики оближешь!

Басалыгин несколько раз сжал и разжал кулаки, внезапно сделавшиеся тяжелыми, как парочка привязанных к рукам булыжников.

– Значит, свертка этого вы не помните, – угадав настроение начальства, резко вернулся к прежней теме Молоканов. – Еще бы вам помнить! Знаете, что в нем?

– А ты в него уже и заглянуть успел? – после небольшой паузы, потребовавшейся, чтобы подавить вспыхнувшее раздражение, спросил Басалыгин.

– Просто пощупал.

Пригнувшись, на ходу вынимая что-то из заднего кармана брюк, Молоканов нырнул в дверцу. Послышался негромкий металлический щелчок, и из пухлого майорского кулака выскочило тускло-серое лезвие ножа. Перерезанная веревка беззвучно упала на керамзит; Молоканов повозился, разворачивая брезент с одного конца, и отступил, открыв взору Павла Макаровича торчащий из свертка тонкий вороненый ствол с крупной мушкой и длинным набалдашником глушителя.

– СВД, – объявил Молоканов таким тоном, словно сомневался в способности полковника без подсказки идентифицировать это широко распространенное и пользующееся заслуженной славой оружие. – Сейчас некоторые так называемые охотники обзаводятся вместо гладкоствольных ружей винтовками с оптикой, в том числе и «драгуновками». Что за времена настали!.. Но вы ведь не охотник, насколько я помню. И винтовка, полагаю, не ваша. Думаю, экспертиза подтвердит, что это оружие Зулуса. Да, с вашей стороны было довольно опрометчиво давать Якушеву ключи от дачи. Вы ему помочь хотели, а он вам – такой подарочек…

– Я не вижу, где на ней написано, что ее подбросил Якушев, – проворчал полковник.

– Туда, в угол, посмотрите, – предложил Молоканов, указав рукой в дальний конец чердака. – Вон, где целлофан. Видите? Вам этот предмет не кажется знакомым?

Взглянув в том направлении, Павел Макарович увидел лежащий поверх развороченной кучки керамзитовых гранул пыльный пластиковый футляр, действительно выглядевший очень знакомо.

– Деятельный мерзавец, – сказал Молоканов, мимо посторонившегося полковника выбираясь с чердака. – Бежал, спасая шкуру, торопился изо всех сил, но улики вам все-таки подбросил. Знал, что я не прочь вас подставить, и постарался мне в этом помочь.

– А ты что же, передумал меня подставлять? – саркастически поинтересовался Басалыгин.

– Это всегда успеется, – отплатил ему той же монетой майор. – Обойдусь без помощи этого подонка. Я ведь сказал: поймать его мне в сто раз важнее, чем уладить наши с вами разногласия. Пойдемте, Павел Макарович, надо посмотреть, не подбросил ли он чего-нибудь еще и в гараж.

Спускаясь по лестнице, Басалыгин чихнул и потер ладонью ноющий лоб. Лоб был горячий. «Точно, простудился», – подумал полковник и досадливо поморщился: это было очень некстати. Мысли путались, подозрения в адрес Якушева, Молоканова и даже в свой собственный поминутно менялись местами, то выпячиваясь, вылезая на первый план, то снова отступая в тень.

– Значит, все-таки Спец, –