Тропа изменника - Валерий Георгиевич Шарапов

дипмиссий — тоже. К тому же объект был один и отсутствовала уверенность, что похищение Элли Кларк из-под носа агентов — его рук дело.

Посольство размещалось в опрятном четырехэтажном особняке за массивной оградой. До 1930 года здание принадлежало южноафриканскому магнату Льюису Ричардсону. Магнат любезно согласился сдать свою собственность советскому правительству. У ворот прохаживался британский полицейский, откровенно скучал, позевывал. На прохожего глянул без интереса, парень явно был не в теме. Проход осуществлялся через пристройку с охраной — там предъявляли документы, озвучивали цель визита. Андрей прошелся вдоль ограды — подразнить соглядатаев, достал сигарету, покурил. Из припаркованных машин не доносилось ни звука. Он выбросил сигарету в урну, вошел в пристройку. Дежурный офицер кивнул, почему-то отвел глаза…

Рабочий день закончился, но люди работали. Дипломатический и технический персонал находился на местах. В коридорах чувствовалось напряжение. Но посла на рабочем месте не оказалось. Отбыл по делам, будет поздно, объяснили в секретариате.

Советник-посланник Рябов — первый заместитель главы дипмиссии — находился у себя в кабинете, принял посетителя после пятиминутного ожидания. Он выглядел уставшим, постоянно моргал, протирал очки.

— Да, я вас помню, товарищ, — неохотно признался он. — Ваша фамилия, кажется, Кравцов, вы прибыли по линии Комитета государственной безопасности… Вы в курсе, что ваше управление переподчинили органам власти РСФСР? Я могу вам чем-то помочь?

— Я в курсе, Александр Юрьевич. Вы это к тому, что теперь нас можно не бояться? Простите, это шутка. Я выполняю приказ высшего руководства 2-го Главного управления. В первую очередь обращаюсь к вам как к человеку, отвечающему за доступ на территорию СССР людей со стороны. Начальник службы безопасности Крылов лишь выполняет ваши указания. Ставлю вас в известность, что я должен провести в посольство СССР гражданку Соединенного Королевства, имеющую большую ценность для нашего ведомства.

Он говорил несколько минут — то, что мог сообщить. Первый советник посла не смотрел на собеседника, перекладывал какие-то бумажки.

— Гражданка Британии находится в безопасном месте, — подошел к финалу своего монолога Кравцов. — Я смогу доставить ее минут через сорок. Но агенты британской спецслужбы могут этому помешать. За пределами ограды у них развязаны руки. Обращаюсь с просьбой, Александр Юрьевич, — выделить автомобиль и несколько охранников из числа советских служащих. Машину с посольскими номерами проверять не будут.

Заместитель посла выглядел каким-то неуверенным. Он предложил майору подождать в коридоре, а когда тот снова вошел, в кабинете присутствовал еще один товарищ: некто Усольцев, в ранге второго секретаря посольства, курирующий в том числе и секретную часть.

— Нам жаль, Андрей Владимирович, — вкрадчиво сказал он, — но провести в посольство гражданку Великобритании вы не можете.

— В каком это смысле? — не понял Кравцов. — Это решать не вам, товарищ Усольцев. У меня конкретный приказ генерала Григорьева, замначальника 2-го Главного управления.

— Повторяю, товарищ Кравцов, нам очень жаль, — усилил нажим второй секретарь. — Боюсь, приказы вашего начальства уже не имеют значения. Мы имеем распоряжение свыше. До дальнейших указаний посторонних в посольство не пускать. Вы можете ослушаться, но в таком случае мы вынуждены будем связаться с представителями британских властей, и вашу протеже заберут. Хотите ознакомиться с письменным распоряжением МИДа и дополнением к этому распоряжению, подписанным товарищем Бакатиным? Это можно сделать, если зайдете в секретариат. Увы, искать правду бесполезно, товарищ Кравцов. Вы подчиняетесь своему начальству, мы — своему, и, боюсь, наше начальство выше вашего.

Это был удар ниже пояса. Понятно, что в связи со сменой курса ссориться с британцами руководство не хочет, но не до абсурда же! Все это отчетливо походило на предательство, причем на предательство на самом верху! У агента Сириус бесценные сведения, она держит на поводке высокопоставленного члена парламента — разве можно от такого отказаться? И плевать, что нам предлагают дружбу! Ежу понятно, что она означает. Да и не по-русски это — бросать женщину, принесшую столько пользы…

Общаться с этими людьми было себе в убыток. Упомянутый приказ существовал, кто бы сомневался. Технический отдел был закрыт; офицеры, занятые анализом поступающей информации, разошлись по квартирам. Они не могли помочь. Парни достойные, компетентные, работящие, но принимать решения — не их сфера. В секретном отделе еще работали люди. Связаться с Москвой по защищенной телефонной линии не удалось. Генерала Григорьева не могли найти. На рабочем месте он отсутствовал. Неудивительно, в Москве дело шло уже к полуночи. Но это был вопрос, не терпящий отлагательства. Генерал не отзывался. Помощник тоже отсутствовал. Доверять важную информацию секретарям и связистам — категорически запрещалось. Он ждал, надеялся, что генерал отзовется, но тщетно. Все умыли руки. И кто теперь будет отвечать за все происходящее? Майор Кравцов, для которого понятия «порядочность» и «служебный долг» еще что-то значат?

— Безумно жаль, дружище, но что я могу для тебя сделать? — сочувственно разводил руками старый знакомец Никита Горбунов, также в майорском звании, осуществлявший взаимодействие советской резидентуры с центром в Москве. — У Рябова и Усольцева связаны руки. У нас всех связаны руки. Я же не открою тебе Америку, если скажу, что в стране происходит полная хрень и все мы катимся в какую-то гребаную пропасть? Все инструкции и протоколы — к чертовой матери, на законы плевать…

Никита был страшно расстроен, шатался из угла в угол. Достал из холодильника баночку колы, вскрыл щелчком, залпом выпил половину. Поморщился, передернуло всего — ну и гадость. А что поделаешь? «Дюшес» и «Буратино» не завезли. С Никитой раньше учились в институте, закадычными друзьями не были, но часто пересекались. Он тоже проживал в Москве — в соседнем Гагаринском районе. Но работа была такая, что дома почти не бывал, а от чужбины просто тошнило. Никита Горбунов почти не изменился — подтянутый, рослый, с добродушным открытым лицом и все теми же оттопыренными ушами. Обычно сдержанный, рассудительный — но тоже человека допекло, резал правду-матку:

— Всей душой хочу помочь, приятель, но как? Грудью на амбразуру? И что дальше? Где правда, где ложь? Что такое добро и зло? Все перемешалось, черное становится белым. Поверь, ни один человек с полномочиями не возьмет на себя ответственность. Твою бабу просто тупо сдадут обратно. И спасибо не скажут. Все сидят и ждут — а что будет дальше? Продули мы эту холодную войну, так хоть с условиями капитуляции не унижайте. Лично я ни с какой инициативой не полезу, хватит. И тебе не советую. Приказы тоже выполняй осторожно, а не то виновным станешь. Нас откровенно подставляют. В Вильнюсе — помнишь? Приказали местным силовикам отбить у мятежников Верховный совет и телецентр. Конкретно из Москвы приказали. Попытка провалилась,