Обыкновенная война - Борис Геннадьевич Цеханович

уже выжатым усталостью, как лимон и сил хватало только на то чтобы посмотреть программу «Время» о событиях вокруг Чечни. После чего падал на постель и забывался в тяжёлом сне. А с утра всё по новой. Через несколько дней я срочно был вызван к начальнику ракетных войск и артиллерии округа в кабинет командира артиллерийского полка. Необходимо было срочно представить ему на беседу моего отказника Никифорова и ещё одного офицера-отказника с артиллерийского дивизиона. С ними полковник Шпанагель ещё не беседовал.

Я вёл их через плац и инструктировал: – Товарищ Никифоров, в беседе с полковником Шпанагель попрошу вас высказываться без излишней фанаберии и других ваших псевдодемократических штучек. Ну, а вам, товарищ лейтенант, чего советывать: если вы не хотите ехать – так и скажите ему.

Лейтенант с дивизиона очень боялся предстоящего разговора и всё больше, и больше впадал в не хилую панику: – Товарищ капитан, ну как ему об этом сказать? Подскажите мне, ведь вы уже с ним общались, – ныл всю дорогу несчастный лейтенант.

Как только завёл офицеров в кабинет, так Шпанагель гневливо спросил: – Копытов, кто из них Никифоров?

– Товарищ лейтенант, – начал грозно вещать полковник, после того как я представил Никифорова, – да вы подлец, да ещё какой. Ваши товарищи, ваш командир батареи едут выполнять свой конституционный долг, а вы в кусты. Да вы…, – дальше последовали резкие рассуждения о личности Никифорова. В основном эти рассуждения носили негативно-красочный характер, при этом виртуозно были присовокуплены все сказочные образы, и другая «народная» лексика. Никифоров попытался оспорить эти суждения, но быстро заткнулся и только краснел или бледнел от очередного высказывания начальника. А Шпанагель в ходе своего монолога частенько обращался за поддержкой к молчавшему лейтенанту с дивизиона и тот также молча кивал головой, как бы поддерживая позицию начальника. Такой концерт продолжался около двадцати минут, пока полковник не обратился к лейтенанту с дивизиона:

– Вот скажите, товарищ лейтенант, этому негодяю, дезертиру и трусу. Есть у вас жена и ребёнок? – Лейтенант обречённо и молча мотнул головой.

Полковник обрадовался: – Во… Вот и скажите этому молодому и бестолковому человеку, у которого нет семьи и ничего его здесь, в принципе, не держит – Ваша жена хочет, чтобы вы ехали в Чечню?

Лейтенант с трудом разлепил пересохшие губы и сиплым от волнения голосом произнёс: – Товарищ полковник, моя жена не хочет, чтобы я ехал туда. И я тоже отказываюсь туда ехать – не хочу…

Шпанагель в изумлении уставился на него, потом зло плюнул и повернулся ко мне: – Копытов, ты кого привёл? Ты…, кого привёл ко мне…?

– Товарищ полковник, за лейтенанта с дивизиона ничего не буду говорить, а лейтенант Никифоров по своим деловым и моральным качествам мне и сам не нужен. В присутствии его и говорю – гнилой он.

Полковник устало махнул рукой: идите, мол, отсюда. Повернулся и пошёл за стол.

– Кругом! – Скомандовал я, и мы вышли из кабинета.

В течение нескольких дней начала вырисовываться картина дальнейших наших действий. Действительно, 4 января ожидались с ЗабВо четыре самолёта с полутора тысячами солдат, которых уже подбирали там и готовили к отправке. Старшим, по формированию моей противотанковой батареи, был назначен командир противотанкового дивизиона подполковник Саенко Григорий Иванович. Мой сосед по подъезду. Его дивизион готовил для моей батареи помещение и лично Саенко отвечал перед Шпанагелем за подготовку батареи. Надо сказать, что Саенко, мягкий и нерешительный по характеру, жутко боялся полковника и в первые же сутки заколебал меня своей опекой и навязчивостью до такой степени, что я был вынужден поговорить с ним довольно жёстко.

– Товарищ подполковник, вот вы готовите для моей батареи помещение – вот и готовьте. Я туда не вмешиваюсь и вы тоже не вмешивайтесь в мои дела. Я командир противотанковой батареи, и я отвечаю за неё. Понадобится мне ваша помощь, поверьте – обязательно обращусь к вам, а так не мешайте мне.

Но, честно говоря, несмотря на всю мою решительность и апломб, чувствовал себя – не уверенно, хотя этого на людях старался не показывать. Действительно, я командовал противотанковой батареей пять лет. За это время перевооружался три раза. Сначала у меня на вооружении были 76 миллиметровые пушки, потом 85 мм. Через год всё это сдал и получил 100 миллиметровые пушки. А в 1991 году получил противотанковые установки 9П148, на базе БРДМ-2. Честно говоря, я их не знал, и за четыре года ни разу из них не стрелял: на меня просто не выделяли ракет. Бегал в соседний полк к Мишке Гаджимурадову, который командовал там развёрнутой противотанковой батареей и по праву считался опытным специалистом, так как каждый год стрелял. Но все эти мои попытки получить урывками определённые знания и навыки не давали должного результата. Чисто теоретически знал в принципе всё, но без практики всё это было мёртвым грузом. А ведь придут солдаты, командиры взводов наверняка будут двухгодичники и мне их придётся в сжатые сроки обучить и идти может быть в бой. А я сам был круглым нулём. В довершение ко всему, когда поступила команда выгнать технику батареи из бокса, поставить их в колонну около Контрольно Технического Пункта и быть в готовности перегнать в парк противотанкового дивизиона, я смог выгнать только пять противотанковых установок из девяти, и все четыре командирских БРДМ-2. Остальные установки, встали в боксе насмерть – не заводятся и ВСЁ. А ведь помимо этой техники, мне должны поставить в батарею ещё взвод визирования с тремя БМП, в которых я вообще «не рубил». А также два автомобиля для перевозки боеприпасов, в знании которых тоже был «чайником». Короче, было отчего чувствовать себя неуверенно.

В канун Нового года командир полка довёл до меня, что взвод визирования не будет развёрнут и это меня хотя бы несколько успокоило.

Празднование Нового года прошло невесело. Да и чего было веселится. Семья знала, что через пару недель я уйду на войну, а вернусь ли оттуда – это был довольно больной и острый вопрос. И даже когда вернусь – тоже был ещё тот вопрос. Сам же я был вымотан до предела. Посидели за столом. Немного выпили. В 12 часов выскочили на балкон. А на улице +1 и идёт дождь. Запустили фейерверк и пять минут первого зашли обратно в комнату. Тогда никто из нас ещё не знал, что полк соседей в это время ведёт бой на улицах Грозного и уже есть первые убитые, раненые, искалеченные и пропавшие без вести.

Посидев за столом ещё полчаса, я ушёл спать.

В