Фридрих Незнанский - Крайняя необходимость

Ознакомительный фрагмент

— При чем тут Гёте? — осторожно переспросил Великанов.

— Может, и в самом деле ни при чем. А может, и нет. Гений всегда каким-нибудь боком может встрять в самую бытовую, извините, ситуевину.

Надо же, подумал Великанов, извиняется, старый хрыч. А за что?

— Я в том смысле, что природа — вещь такая, она не очень-то позволяет с собой шутки шутить, — сказал старик. — Она всегда правдива, серьезна и сурова. Особенно наша, русская природа. Природа неизменно права, это человеку присущи ошибки и заблуждения. И если он не хочет в них признаваться, тогда уж… — Старик махнул рукой. — Нищего духом она чурается.

— Да прямо уж, — сказал растерявшийся Великанов. — Можно подумать… А что вы там… насчет Гёте?

— Гёте по этому поводу заметил, что растение тянется вверх от узла к узлу, завершаясь цветком и зародышем. Так же обстоит и в животном мире. И у человека.

— Например? — с интересом спросил Великанов.

— Гусеница, ленточный червь тоже растут от узла к узлу и в конце концов образуют голову. У более высокоразвитых животных и у людей такую функцию выполняют постепенно прибавляющиеся позвонки, они заканчиваются головой, в которой концентрируются все силы. Все силы — в голове, по-моему, это важно. Хотите закурить?

— У меня есть «Беломор».

— Оставьте эту дрянь до тех времен, Сергей Сергеевич, когда соберетесь завести себе рак легких, — посоветовал старик. — Вот возьмите лучше «Кент», кстати, и в дальнейшем могу вас снабжать…

Отказываться было просто глупо. Великанов с наслаждением закурил, чувствуя к незнакомому человеку искреннюю благодарность за такой в общем-то пустяковый жест… Надо же, как странно, он уже и забыл, когда с ним было такое последний раз.

— Откуда вы знаете, как меня зовут?

— Слышал пять минут назад, как вас приятель величал.

— Вот как…

— Да, у меня слух хороший.

— Кажется, он меня называл только по имени.

— Верно, — ухмыльнулся старик. — Тогда замнем для ясности.

Хороша ясность, подумал Великанов, и ему стало не по себе. Он знал, что в подобных беседах следует быть крайне осторожным. Большинство неприятностей в тюрьме люди получают исключительно по своей вине. Как в том анекдоте, когда новичок, войдя в камеру, объявил: «Здорово, козлы!» Ему объяснили, что это слово нехорошее. Поднявшись с пола, он воскликнул: «Так бы сразу и сказали! А то раскричались, как петухи».

Все это вихрем пронеслось в голове Великанова, когда он соображал, как бы поделикатней уточнить, с кем, собственно, имеет честь вести светскую беседу. Но старик его опередил:

— Ну а меня зовите Гномом.

— Это тоже имя?

— Для вас именно так.

— Интересно, какое отчество у ваших детей? Гномовичи?

— Напрасный труд, Сергей Сергеевич, — улыбнулся Гном. — Я пребываю в великолепном расположении духа, и от такого симпатичного человека, как вы, никакой обиды не восприму. Помните, что я говорил про человека и высокоразвитых животных?

— У них такие прибавляющиеся позвонки заканчиваются головой, в которой концентрируются все силы. К чему вы клоните?

— Сейчас объясню, — охотно кивнул Гном. — То же самое происходит не только с отдельными особями, но и с целыми корпорациями. Вот пчелы, например… как вы относитесь к пчелам?

Великанов пожал плечами:

— Не так чтобы всей душой…

— Мед любите?

— В общем, да. В детстве любил.

— Отлично. Пчелы — это множество особей, живущих семьей, вместе производят нечто завершенное, иными словами, то, что следует считать головою, — пчелиную матку. Вам это ничего не напоминает? — Гном обвел зону взглядом.

«Ну и жук, — подумал Великанов. — Но к чему он клонит? Зачем весь этот разговор? Ладно, надо его как-то поддержать».

— И как это происходит? — спросил он, не уточняя, кого имеет в виду — пчелиную семью в улье или человеческую в лагере.

— Как это происходит — тайна, ее трудно облечь в слова, но кое-какие соображения на этот счет у меня все же имеются. Люди сами порождают своих героев, которые, словно полубоги, защищают их и ведут если не к славе, то к подлинному благополучию. Подобные избранники судьбы главенствуют в своем поколении. В общем… Надо дожить до старости, чтобы все это постичь, — неожиданно закончил свою мысль Гном.

— И еще надо иметь достаточно средств, чтобы оплачивать приобретенные знания, — сказал Великанов.

Гном рассмеялся:

— И это явно касается не только денег! Кто-то расплачивается банкнотами, кто-то — временем, проведенным за решеткой, верно? Кажется, мы с вами подружимся.

— С чего это вам так кажется?

— Просто такое ощущение. — И Гном ушел.

Великанов оказался не готов к такому окончанию разговора и остался стоять, немного растерянно глядя ему вслед. Очень странный человек. Даже для зоны, где всяких чудиков хватает, в высшей степени необычный.

Через час после вечерней поверки Великанов смотрел в плохо выбеленный потолок и не спал. Ему пришло в голову, что почти у всех людей характер приспособлен к какому-либо одному возрасту и в этом возрасте выделяется особенно благоприятно. А что?! Неплохая, в сущности, идея, которая могла быть исходным тезисом какой-нибудь диссертации по психологии. Некоторые бывают вполне милыми юношами, но позже эта их черта исчезает; другие, например, сильны и деятельны в зрелом возрасте, но старость отнимает у них эти достоинства; третьи наиболее привлекательны именно в старости, когда они, благодаря опыту и большей уравновешенности, приобретают какую-то удивительную харизму. Кажется, именно такого человека он и встретил сегодня.

Великанов смотрел в потолок и думал, что, вероятно, так происходит просто потому, что в самом характере каждого человека заключается что-то юношеское, мужественное или старческое, что гармонирует с соответствующим возрастом. Он помнил многие часы утомительной езды в арестантском вагоне, когда казалось, что все остановилось: и время, и поезд, и иногда, только потому что предметы за окном — деревья, дома — удалялись и становились все меньше, в его затуманенное сознание проникала мысль, что поезд по-прежнему едет. «А может быть, — не без дрожи подумал Великанов, — может быть, я старею лишь потому, что мне кажутся молодыми люди все более и более великовозрастные? Вот этот самый сегодняшний старик, например?!»

На следующий день к нему в лазарет принесли… Гнома. Глаза у него были закрыты, губы плотно сжаты, со стороны казалось, что он не дышит.

— Что случилось? — спросил Великанов.

Гном открыл один глаз, повращал им, сфокусировался на докторе и сказал безо всякой интонации:

— Полное ощущение того, что мы живем в Индии.

— Что?! — изумился Великанов.

Гном сел на кровати и сказал так, будто это все объясняло:

— Баньян.

Те, кто принес его, уже удалились, больше в комнате никого не было. Но Великанов чувствовал себя неуютно.

— То есть?

— Дерево-лес. Баньян. Родственник фикуса и шелковицы, в Индии считается священным деревом.

Великанов поднялся на ноги.

— Слушайте, Гном или как вас там! Что вы здесь делаете?! Здесь место для тех, кто болен!

Старик сделал успокаивающее движение рукой:

— Не волнуйтесь, Сергей Сергеевич, пока я отсюда не выйду, в лазарете никто не появится, гарантирую.

— Почему вы так в этом уверены? — опешил Великанов.

— Потому что знаю свои права, — усмехнулся Гном. — Да вы не волнуйтесь. Вы знаете, что это такое — смотрящий?

— Приходилось слышать, — сдержанно сказал Великанов. Он вспомнил, что последнее время до него доносились отголоски разговоров (точнее, всеведущий Крикунов доносил), что на зоне не осталось авторитетных воров и с новым этапом должен приехать новый смотрящий. Неужели этот самый Гном… — Великанов почувствовал, как у него пересохло в горле. — И что?

— Я не закончил свою мысль, — напомнил Гном. — Индия. Баньян. Понимаете?

— Нет.

— Слушайте, у вас чаек нормальный есть? Давайте чифирнем как положено, не возражаете? Пациентов у вас в ближайшее время не будет, я гарантирую.

Великанов заварил по пятьдесят граммов заварки на кружку, и пока она настаивалась, Гном развивал свою мысль:

— Баньян — хитрое дерево. Семечко баньяна попадает в трещину коры другого дерева и растет, оплетая своей кроной крону дерева-хозяина. Потом баньян пускает вниз корни, они утолщаются и превращаются в стволы. А крона ползет дальше. Представляете?

— Вы, похоже, большой поклонник ботаники? — предположил Великанов.

— Я к чему веду… — не отреагировал Гном. — У дерева-леса может быть несколько тысяч стволов! Этот баньян живет много веков, пока его не уничтожит буря там или наводнение. Так вот, наши леса вокруг лагерей — это же сущий баньян, как вы считаете? Одно сплошное дерево — один сплошной лесоповал.