Серия "Афган. Чечня, Локальные войны-2". Компиляция. Книги 1-28 (СИ) - Пиков Николай Ильич

Я изменил его фамилию. Мне неизвестно, что знают о гибели Валеры его жена и дочь. Пусть это и знают о его смерти. И ничего не знают о последних месяцах его жизни… Я не знаю фамилии того молодого лейтенанта. Не знаю, как его звали. Не знаю даже, как он выглядел. Для меня они навсегда вместе — два пацана, ушедших в небо над Алихейлем.

Крепость

(декабрь 1984 года, Алихейль)

Сколько уже дней мы в горах? Четыре? Пять? Неделю? Не знаю. Все слилось в один бесконечный поток времени. Подъем, спуск, подъем, спуск, подъем… Пот стекает по лицу, по спине… Ночь — тупо сонными глазами таращусь на склон.

Холодно. Сейчас бы посушиться хоть чуть-чуть… Хоть портянки… «Костры не жечь, накроют!» Холодно. Отмерзают пальцы на руках и ногах. Чмырь пропал куда-то — ухо опять присохло под шапкой… Что у меня с лицом — днем щипало, сейчас ноет… Броник на снег — спать. Холодно.

Только провалился в сон:

— Приготовиться к движению, рота!

Когда же это кончится? Сколько еще брести, не зная куда?..

С неба начинает падать на землю что-то непонятное — уже не дождь, еще не снег. Нет, скорее все же дождь. Почему-то не останавливаемся, чтобы отвязать плащ-палатки, притороченные к РД. Ротный Рекс, наверное, непромокаемый…

Уже трое суток почти нечего есть. Сухпай кончился, броня далеко, а подбросить «вертушками» не могут — сквозь это низкое свинцовое небо, кроме дождя, ничто не может пробиться. В память от сухпая у меня остался только предусмотрительно засунутый в РД кусок упаковочного целлофана. Когда перегружали банки в РД, сам не знаю зачем, «затарил». Как эстонец из анекдота с лепешкой навоза: «Пригодицца…» Пригодился. Теперь пытаюсь превратить его в подобие дождевика — один из углов целлофана сохранил форму капюшона. Но на шапку не налезает, а снять ее не могу — ухо опять присохло из-за просочившейся сквозь бинты крови.

Куцый бушлат потихоньку промокает. Не знаю, что сейчас сильнее — холод или голод. Самое обидное, что они не уравновешивают друг друга, а, наоборот, усиливают.

В слегка позванивающей по-прежнему голове умещается только одна мысль: «Теперь ночью совсем задубеем, если опять не дадут посушиться…»

Выходим в какую-то долину — и вдруг сквозь пелену непрекращающегося дождя видим впереди холм с извивающейся вокруг него к вершине дорогой, а наверху какие-то стены. Словно замок в фильме про Средневековье.

Неужто мифический Алихейль, в существовании которого я уж было начал всерьез сомневаться? А может, все-таки мираж? Плод голодной фантазии?

Нет, не мираж — подтверждение тому зычный голос Рекса:

— Внимание, рота! Подъем заминирован, множество растяжек по обочинам! Быть предельно внимательными, по сторонам не шариться! Идти строго в колонне по одному! Вперед!

Выплывая из дождя, замок становится все больше. Теперь это уже действительно похоже на крепость…

Хлеб наш насущный

Обвивая склон, змея ротной колонны постепенно втягивается в ворота наверху. Оказывается, мы тут не первые — по краям большого открытого пространства, на котором мы оказываемся, войдя внутрь крепости, уже сидят, откинувшись на РД, какие-то наши. Вроде 3-я рота. Пока идем в их сторону, рассредоточиваясь по периметру «площади», начинаю оглядываться по сторонам. Успеваю заметить вдалеке, чуть левее, длинную цепь небольших помещений. Главное, что меня интересует в них, — там есть крыша. Крыша над головой! Крыша, под которой, возможно, получится хоть ненадолго укрыться от долбаного непрекращающегося дождя…

От этих мыслей даже как будто начинает становиться теплее. Но вдруг что-то неуловимо меняется. Воздух наполняется какой-то… не тревогой даже, а суетой, что ли.

Оборачиваюсь и вижу, как на открытое пространство перед воротами выруливает из-за угла грузовик. В кузове несколько сарбозов.

Увидеть здесь, посреди гор, машину так же удивительно, как и то, что по этому узкому пространству она едет как-то уж больно быстро. Оказавшись на середине площади, грузовик резко разворачивается, сарбозы выкидывают на землю из кузова что-то бесформенное, и машина так же быстро уезжает с площади.

Это заняло какие-то секунды, но их достаточно, чтобы, повинуясь какому-то инстинкту, десятки «шнуров» бросились к выброшенному непонятному предмету. Еще не успел затихнуть за углом ближайшего форта шум двигателя, как мы уже подскочили и обступили эти… Эти несколько мешков, туго набитых худосочными, жесткими, коричневыми афганскими лепешками.

Поскольку наша рота только втянулась в крепость, у нас некое преимущество — ведь в отличие от других нам не нужно вставать, отрывая от земли РД. Потому-то первыми у мешков в основном молодые нашей роты. Но и нас слишком много. Вокруг мешков возникает давка, усиливающаяся с натиском подоспевших чуть позже парней из других рот.

Голод в этот момент пересиливает все остальные инстинкты, и со стороны мы, наверное, напоминаем регбистов, борющихся за мяч. Только, в отличие от регби, наш «мяч» куда желаннее для каждого из нас — это ЕДА!

Не сговариваясь, мы с Мордвином «работаем в паре» (вот уж точно — «боевая двойка»). Я мельче и иду вперед, «на добычу»; он крупнее и идет сзади, одновременно проталкивая меня ближе к цели и тормозя идущих сзади «соперников». Добраться до мешков лишь полдела. Нужно еще схватить лепешку, не дав вырвать ее никому из тянущихся одновременно с тобой рук. Более того, на подступах к этой «куче-мале» уже завязываются потасовки с теми, кто, чуть замешкавшись, потерял шанс пробиться к центру и теперь может рассчитывать только на то, чтобы «обнести» выбирающихся из давки.

Удачно хватаю сразу две лепешки. Успеваю подумать: «Какие же они жесткие — жестче черствого хлеба…» Да плевать, мы и черствого уже сколько не видели!

Предусмотрительный Мордвин сразу же запихивает одну из лепешек в мой РД. Вторую предстоит протащить через толпу, прикрывая телами.

Пошли…

Тут над местом потасовки раздается до боли знакомый уже рык ротного. И мы понимаем, что проблем у нас больше, чем просто выбраться отсюда.

«Ну-ка, бл…, разошлись все! Никто ничего не хватает!»

Под этот крик он и еще несколько подоспевших офицеров начинают буквально расшвыривать бойцов в стороны. Вовремя «охолонувшие» просто отлетают в стороны, иногда получая сопроводительный пинок под зад. Не успевшие сориентироваться и продолжающие свой натиск в сторону мешков выдираются за шиворот и получают по морде. Кто-то, не удержавшись, падает, не может встать под весом РД. Кто-то из упавших, передвигаясь на карачках, еще пытается утащить-таки заветную лепешку, уже извалянную в грязи. Их пинают, пока они не расстанутся с добычей.

Через считаные минуты потасовка окончена. Посреди площади остаются лежать разодранные в клочья мешки и извалянные в грязи растоптанные лепешки. А в сторону своих взводов стремительно расползаются счастливчики, урвавшие-таки частицу запретного плода. В их числе и мы с Мордвином. Плевать, что при отходе он получил от Рекса мощнейший пинок под зад, а я от кого-то из офицеров — по зубам. Плевать, что наша «добыча» достанется другим — тем, кто мог позволить себе не то что не дергаться, даже не смотреть в нашу сторону. Во-первых, мы уже сжились с мыслью, что такой порядок вещей неизбежен. Во-вторых, благодаря ушлости Мордвина у меня в РД лежит вторая лепешка, о которой никто не знает и которую можно будет умять потом, со своими. Риск, конечно, немалый — не дай бог узнает о нашей «затарке» кто-то из «ветеранов», которым и давиться вместе с нами уже было «не положено», и «добычи» на их долю явно не останется. Тут уж бить будут от души — ибо «за дело».

Едва ли не худший вариант попасть с этим сокровищем на глаза Рексу или замполиту. Точно станешь уже не только залетчиком, но и буквально-таки пособником мирового империализма. Ведь, разметав в разные стороны голодных своих бойцов, втоптав в грязь вожделенные для них хлеба, он громогласно прорычал на всю площадь следующий текст: