Владимир Гриньков - Украсть у президента

Ознакомительный фрагмент

Он быстрым движением взял в руку Ленину ладонь, она даже не успела среагировать.

– Вот рука, – сказал Корнышев. – Мне так хотелось к ней прикоснуться. Я даже помню, как в школе проходил близко от тебя, так близко, чтобы как бы невзначай до тебя дотронуться.

Лена осторожно высвободила свою ладонь и спрятала ее за спину.

– Странное дело, – хмурился Корнышев, – в детском саду или в школе люди влюбляются первый раз, а женятся потом на других. Почему-то считается, что первая любовь – это детский лепет на лужайке, ничего серьезного. А если это действительно серьезно?! Ленка! Я жил все эти годы, день за днем, много-много дней, и каждый день у меня был чем-то занят. Я отучился, я работаю, но мне все время не хватает тебя. Я чувствую, что что-то неправильно в моей жизни. И я хочу поправить то, что неправильно. Я все в своей жизни делал, постоянно помня о тебе. Для тебя как бы. Чтобы ты оценила. Мне не хватает тебя.

– Ты выпил? – осторожно спросила Лена.

– Да, – не стал отнекиваться Корнышев.

– И был за рулем, – сказала Лена осуждающе.

– Ленка! Я на такой работе работаю, что любой гаишник передо мной дрожит как осиновый лист!

– Я не о том, – вздохнула Лена.

И он понял, что она тяготится общением с ним. Он делал глупость за глупостью и только сейчас это обнаружил. Что-то не так было, и никакой радости Лена от встречи с ним не испытывала. Это была настоящая катастрофа, ему-то мечталось о доброй улыбке, которую он увидит, о радости встречи мечталось, обо всем том нереально приятном, о чем мечтают забывшие про реальность люди. Реальность к нему вернулась неожиданно быстро.

– Вот ты говоришь, что муж, – с вдруг прорвавшейся досадой сказал Корнышев. – Да я знать о нем ничего не хочу. Я понимаю, что вторгаюсь в твою жизнь, как агрессор, как захватчик, но мне не стыдно нисколько, поверь, и совесть меня не мучает. Я знаю, что есть я и есть ты. А все другие для меня не существуют…

– Это не так, – мягкость вернулась в голос Лены. – Все они есть. И мой Паша. И мои дети. И свекровь со свекром. Чудесные, кстати, люди. И все мои многочисленные родственники. И по моей линии, и по линии Паши. И все мои друзья и знакомые, которые у меня за эти годы появились. И мои соседи. С которыми я в этом доме живу. И соседи на даче. Ты меня помнишь прежнюю, Слава, – уговаривала Лена. – Ту девчонку-школьницу, которая тебе запомнилась. И совсем забываешь про годы, которые я прожила. У меня уже есть прошлое, Слава. И я не могу делать вид, что его у меня не было. Я не могу про него забыть. Жить с чистого листа – это ведь не получится. Нельзя просто взять и уйти в новую жизнь. Прошлое не отпустит. Оно с нами будет всегда.

– Подожди! – попросил Корнышев.

Ее доводы его не убеждали. Он так давно жил мечтами, что не мог с ними распрощаться. Он готов был бороться, убеждать и добиваться своего.

– Я объясню, почему тебе все это кажется нереальным, – сказал он. – Ты жила своей жизнью. Не тужила. Все привычно. Никаких потрясений. И кажется, что так будет всегда. И вдруг появляюсь я. Конечно, первая твоя реакция – защищаться. Потому что сразу вот так резко все поменять… Об этом даже думать страшно. Понимаю! – признал он великодушно. – Но когда все немного успокоится. Когда ты все спокойно осмыслишь…

– Славочка! Давай как-нибудь в следующий раз об этом поговорим, – предложила Лена.

Она произнесла свои слова ласково, но Корнышева будто ударили. Он даже обмяк. Потому что она не отнеслась к его словам всерьез и вообще тяготилась его обществом. Она вряд ли захочет встретиться с ним в следующий раз. И даже телефонных разговоров постарается избегать. Потому что все ей представлялось не иначе как поступками нетрезвого мужчины, который завтра же и сам будет жалеть о том, что накуролесил накануне и глупостей наговорил.

– Зря я тебе сказал, что выпил, – поморщился он. – Ты теперь как-то относишься к моим словам… несерьезно… Это не пьяный бред, Лен. Ты пойми. Я действительно всерьез. И я о тебе думал все это время. Узнавал. Справки наводил. Я жил этим. Понимаешь? Ты в школе работаешь! Знаю даже в какой. На проспекте Мира. Про мальчишек твоих знаю. Старший уже ходит в школу. В ту самую, где ты работаешь. Паша твой работает в издательстве на Хорошевском шоссе. И на его фамилию зарегистрированы сразу два мобильных телефона: билайновский и МТС. А у тебя один телефон – МТС. У вас машина. «Рено». Записана на тебя…

– Ты все это узнавал? – недоверчиво поинтересовалась Лена.

И снова он обнаружил, что совершил непростительную глупость.

– Ты же убиваешь мою надежду, – пробормотал он растерянно.

– А какие надежды у тебя были, Слава? – Лена не сердилась, но ей было неуютно рядом с ним. – Ты приезжаешь среди ночи, говоришь какой-то вздор… Да! Не перебивай, пожалуйста! Это действительно вздор, Слава, – то, что ты говоришь. Чего ты добиваешься? Какие такие надежды есть у тебя? Ладно, я согласна, – с подозрительной кротостью вдруг объявила она. – Поехали. Где твоя машина? Я бросаю здесь все. К черту мужа. К черту детей. И квартира мне моя четырехкомнатная не нравится! И родственников я уже терпеть не могу! Меняю жизнь, Слава! С тобой хоть на край света!

– Зачем ты говоришь эти глупости! – морщился Корнышев.

– Это не мои глупости, Слава.

Подразумевалось, что это его глупости, что он несет вздор, но тут Лена обнаружила, что сгоряча наговорила лишнего, устыдилась собственной жестокости, раскаялась и сказала извиняющимся тоном:

– Славочка! Я не хотела тебя обидеть! Прости меня! Только пойми, что у всех нас уже есть прошлое. Ты не можешь вот так просто прийти и забрать меня в свою жизнь. Это не получается, тут легко и просто все не сложится, тут легкости не будет. У меня за плечами груз прожитых лет, и это очень серьезно, Славочка.

Она осторожно прикоснулась к Корнышеву. Он стоял бесчувственным истуканом.

– Ты не сердишься на меня? – спросила Лена и заглянула ему в глаза.

– Зря я, наверное, сегодня выпил, – пробормотал Корнышев. – Прости!

Он развернулся и быстро пошел прочь, унося с собой пережитое им потрясение. Он жил мечтой, и эта мечта была то единственное, что примиряло его с окружающим миром. Только что его мечта умерла. Скоропостижно скончалась.

– Слава! – обеспокоенно сказала ему вслед Лена.

Это она убила его мечту. Он не обернулся на голос убийцы.

Он обогнул угол дома, сел в машину, завел двигатель злым поворотом ключа.

– Дурак! – процедил сквозь зубы.

Злился и чувствовал себя униженным. И ничем это поправить было нельзя.

– Вы с ума сошли! – сказал Калюжный. – И как вам это только в голову могло прийти!

Он воздел свои коротенькие крепкие ручки к потолку, призывая небо в свидетели овладевшего его подчиненными безумия.

Корнышев и Горецкий сидели напротив генерала с видом людей, готовых к любому повороту в своей судьбе.

Генеральское дело – казнить и миловать. А им остается только ждать, как там оно все повернется.

– Рассказать этому новоиспеченному Иванову все его прошлое! – покачал головой Калюжный. – Здрасте! Мы тут всю информацию засекречиваем и малейшей утечки боимся! У вас при входе каждое утро карманы выворачивают и охрана при малейшем намеке на записывающую аппаратуру на уши встает! Ни одного файла информации в компьютер не загоняем, все только на бумаге, а бумага под замком! И вдруг предлагается за здорово живешь все выложить осужденному на пожизненное заключение! Городу и миру! Всем, всем, всем! Сами додумались или надоумил кто?

Горецкий совсем потух. Он вообще очень трепетно относился к начальству, и любое недовольство, даже в легкой форме проявляемое шефом, напрочь выбивало его из колеи. Он пришел в кабинет Калюжного с планом мероприятий, который озвучил вполне уверенно и связно, потому что этот план казался ему логичным и способным привести к успеху, но первое же препятствие лишило его уверенности и куража.

Обнаруживший это Корнышев понял, что дальше диалог с шефом предстоит вести ему.

– На сегодняшний день никаких других предложений у нас нет, товарищ генерал, – сказал Корнышев. – Никакого другого способа мы пока не видим.

– Если не видите – так это еще не повод совершать глупости! – жестко произнес Калюжный.

– У нас есть цель, – с вежливым упрямством продолжал гнуть свое Корнышев. – Мы этой цели должны достичь, чего бы это нам ни стоило. Любые средства хороши. И нет средств запретных. Все, что может привести к успеху, должно быть использовано.

– Да тут никаких гарантий нет! – с досадой оборвал его Калюжный. – Никаких гарантий того, что предлагаемый вами способ поможет!

– А других способов у нас пока нет, – напомнил Корнышев.

– Ищите! – хлопнул ладонью по столу генерал.

– Пробовали, – напомнил Горецкий. – Пытались выудить у него информацию…

– Не получилось, – мрачно буркнул Калюжный.

– Не получилось, – подтвердил Горецкий. – Хотя способ был использован такой, что можно было надеяться. А все равно – фиаско. Мы столкнулись с очень сложным случаем. Продвигаемся буквально на ощупь. И тут простых решений быть не может. Без проблем, без риска нам не обойтись. Предлагаемый способ не гарантирует успеха? Согласен! Но пробовать надо. Я согласен со Святославом. Все средства хороши! А если мы сами себя будем в средствах ограничивать…