Невиновный - Гришэм Джон

Два месяца спустя доктор Грунди снова осмотрел его. В подробном четырехстраничном докладе, посланном судье Ландриту, он отмечал, что Рон: 1) способен понять суть предъявленных ему обвинений; 2) способен консультироваться со своим адвокатом и разумно помогать ему в подготовке к процессу, хотя и 3) является душевнобольным и нуждается в дальнейшем лечении. «Ему необходимо продолжать проводить курс психиатрического лечения в течение всего процесса, чтобы поддерживать состояние, в котором он мог бы выдержать этот суд».

В дополнение к этому доктор Грунди квалифицировал Рона как безобидного больного. «Непохоже, чтобы мистер Уильямсон мог представлять значительную и непосредственную угрозу для себя самого или для других, если прекратить его пребывание в стационаре. Он постоянно отрицает наличие у него суицидальных намерений или склонности к убийству. Его поведение в течение всего периода пребывания в больнице было лишено агрессии по отношению к себе и окружающим. Признаки опасного поведения появляются у него только тогда, когда его помещают в строго регламентированное и охраняемое окружение».

Судья Ландрит назначил слушания по вопросу о дееспособности на 10 декабря, и Рона привезли в Аду. Его зарегистрировали в понтотокской окружной тюрьме, он поздоровался со старым приятелем Джоном Кристианом и был помещен в свою старую камеру. Тут же проведать его пришла Аннет с кучей еды и нашла брата бодрым, исполненным надежд и очень довольным тем, что он «снова дома». Рон с нетерпением ждал нового суда, который должен был доказать его невиновность. Он непрерывно говорил о Рике Джо Симмонсе, а Аннет постоянно просила его сменить тему. Но он не мог.

Накануне слушаний Рон четыре часа провел с психологом – доктором Салли Черч, нанятой Марком Барреттом выступить в качестве свидетеля. Доктор Черч до того дважды встречалась с Роном и внимательнейшим образом изучила долгую историю его болезни. У нее практически не было сомнений, что его нельзя судить по состоянию здоровья.

Рон, однако, был решительно настроен доказать, что готов к суду. Девять лет он мечтал о возможности снова схлестнуться с Биллом Питерсоном, Деннисом Смитом, Гэри Роджерсом и всеми их лжесвидетелями и доносчиками.

Он никого не убивал и отчаянно желал окончательно и бесповоротно это доказать. Марк Барретт ему нравился, но попытки адвоката доказать, что его клиент ненормальный, злили Рона.

Рон хотел лишь суда.

Судья Ландрит назначил слушания в малом зале, дальше по коридору от главного зала, в котором Рона в свое время осудили. Утром десятого декабря все места в малом зале были заняты. Разумеется, присутствовали Аннет, несколько репортеров, Джанет Чесли и Ким Маркс, готовые дать свидетельские показания. Барни Уорда не было.

Когда Рона последний раз в наручниках перевели из тюрьмы в здание суда, он получил смертный приговор. Тогда он был еще молодым тридцатипятилетним мужчиной с темными волосами, крепкой фигурой, в хорошем костюме. Теперь, девять лет спустя, он шел туда снова – совершенно седой, похожий на привидение старик в тюремной одежде, с трудом держащийся на ногах. Когда подсудимого ввели, судья Ландрит был потрясен его видом. Рон же очень обрадовался, увидев Томми на судейской скамье в черной мантии.

Когда он кивнул судье и улыбнулся, тот заметил, что зубов у Рона практически нет. Седые волосы были в желтых никотиновых разводах. От имени штата заявление о недееспособности Рона оспаривал Билл Питерсон, чрезвычайно раздраженный самой постановкой вопроса и выказывавший презрение к процедуре слушаний. Марку Барретту помогала Сара Боннелл, адвокат из Пурселла, назначенная «вторым номером» в повторном суде над Роном. Она была опытным адвокатом по уголовным делам, и Марк полностью на нее полагался.

Не теряя времени даром, они вызвали в качестве первого свидетеля самого Рона. Не прошло и нескольких минут, как все пришли в полное замешательство. Марк попросил свидетеля назвать свое имя, и между ними произошел следующий диалог:

Марк:

– Мистер Уильямсон, существует ли некий другой человек, который, по вашему мнению, совершил это убийство?

Рон:

– Да, существует. Его зовут Рики Джо Симмонс. На момент двадцать четвертого сентября восемьдесят седьмого года, согласно его собственному заявлению, сделанному в полицейском управлении Ады, он жил по адресу: Третья Западная улица, дом триста двадцать три. Я получил подтверждение, что по этому адресу действительно жили некие Симмонсы, в том числе Рики Джо Симмонс. Вместе с ним проживали некий Коуди и некая Дебби Симмонс.

Марк:

– И вы пытались сделать сведения о Рики Симмонсе достоянием гласности?

Рон:

– Я сообщил о мистере Симмонсе множеству людей. Я писал Джо Джиффорду, я писал Тому и Джерри Крисуэллам в их ритуальный дом, они знают, что здесь, в Аде, памятник можно купить только у Джо Джиффорда, потому что он здесь единственный, кто делает памятники. А флористы из «Незабудки» составляли цветочную композицию. Им я тоже написал. Я писал разным людям из компании «Соло», где он прежде… он прежде работал. Я писал на стекольный завод, там он тоже работал, и покойная раньше там работала.

Марк:

– Давайте на минутку вернемся назад. Зачем вам понадобилось писать на предприятие по изготовлению памятников?

Рон:

– Потому что я знал Джо Джиффорда. В детстве я подстригал у него лужайку, когда был мальчиком, вместе с Бертом Роузом, моим соседом. И я знал, что если мистер Картер и миссис Стиллуэлл будут покупать памятник здесь, в Аде, они будут покупать его у Джо Джиффорда, потому что он единственный, кто здесь делает монументы. Я вырос рядом с его мастерской.

Марк:

– А зачем вы писали в цветочный магазин «Незабудка»?

Рон:

– Потому что знал: если они будут покупать цветы здесь, в Аде, миссис Стиллуэлл ведь из Стоунвола, штат Оклахома, если они будут покупать цветы здесь, в Аде, они могут их купить в «Незабудке».

Марк:

– А в ритуальный дом зачем вы писали?

Рон:

– Ритуальный дом – это… Ритуальный дом Крисуэлла – это ритуальный дом, я прочел в заметке… Билл Лукер сказал, что именно они организуют похороны покойницы.

Марк:

– И вам было важно, чтобы они знали, что Рики…

Рон:

– Да, он очень опасный человек, и я просил, чтобы они помогли его арестовать.

Марк:

– Потому что они организовывали похороны мисс Картер?

Рон:

– Да, правильно.

Марк:

– Зачем вы писали администратору команды «Флорида Марлинз»?

Рон:

– Я писал тренеру третьей базы «Оклендз Атлетикс», который потом стал, да, администратором «Флорида Марлинз».

Марк:

– Вы просили его распространять эту информацию?

Рон:

– Нет, я рассказал ему всю эту историю про бутылку кетчупа «Дель Монте», про которую Симмонс сказал… что Деннис Смит держал в руках бутылку кетчупа «Дель Монте», когда давал показания… и Рики Джо Симмонс сказал, что он изнасиловал покойную бутылкой кетчупа… я написал Рини и сказал ей, что это ужасно и что я за все свои сорок четыре года ничего подобного не слыхал.

Марк:

– Но вы знали, что администратор «Флорида Марлинз» рассказал об этом другим людям, не так ли?

Рон:

– Может быть. Потому что Рини Лэчмен мой добрый друг.

Марк:

– Что заставляет вас так думать?

Рон:

– Потому что я, бывало, слушал вечерами «Футбол по понедельникам» и «Первенство по бейсболу», и смотрел кое-какие репортажи по телевизору и в печати, и знал, что про бутылку кетчупа всем известно.

Марк:

– Понятно. Значит, вы слышали, как по радио говорили, что…

Рон:

– Да, да, конечно.

Марк:

– В «Футболе по понедельникам»?

Рон:

– Да, да, точно.

Марк:

– И в «Первенстве по бейсболу»?

Рон:

– Это замечательная команда, в которую мне, к сожалению, не посчастливилось попасть, но тем не менее мне необходимо, чтобы Симмонс признался в том, что он сделал, ну, что он изнасиловал с применением предметов, изнасиловал в извращенной форме и убил Дебру Сью Картер у нее дома, на Восьмой восточной улице, восьмого декабря восемьдесят второго года.