Дальше живут драконы 2 - Александр Афанасьев

поднялся невысокий японец в костюме европейского покроя — причем рукава его были достаточно длинными, чтобы сам Принц Уэльский, случись ему видеть этого японца, одобрительно кивнул бы. Японец этот — несмотря на явно немалый возраст, был в отличной физической форме и передвигался бесшумно и плавно, как передвигаются крупные кошки.

— С приездом, господин барон. Машина ждет.

— Здравствуйте, Домохара. Идемте к машине. Раз уж вы здесь, скажите — как обстоят дела с той строительной компанией. Которая строила трассу. Они, кажется, присылали каких-то нехороших людей сюда…

— Нехорошие люди ушли, а новое руководство строительной компании согласилось на условия господина барона. Эта проблема больше не должна занимать ум господина…

— Я рад это слышать, Домохара.

Японец почтительно поклонился. Если бы кто-то стоял сзади него, то мог бы заметить за натянувшейся тканью пиджака явственные очертания пистолета.

А как еще вы думаете изгнанникам Маэда лишившимся не только земли, но и крестьян удалось не только восстановить могущество своего клана, но и стать одной из самых сильных дворянских семей Японии?

Мало кто из врагов Маэда умер своей смертью и в пожилом возрасте.

На следующее утро, барон Маэда проснулся хорошо выспавшимся и полным сил. Он позавтракал свежей и здоровой сельской пищей, после чего изъявил желание посетить монастырь неподалеку и принести дары в расположенный там храм. Слуги подсуетились и заложили для господина барона экипаж…

Раньше дорога до монастыря занимала не меньше часа, но сейчас, проехав часть пути по новой трассе, удалось обойтись минут в двадцать. В замке барона был единственный автомобиль — внедорожник Хорьх сорокалетней давности с полностью открытым верхом и отделанным белой кожей салоном. Именно на нем — барон приехал в монастырь и, оставив его перед воротами, прошел внутрь.

Монастырь был странным. Почему то послушники были не в желтых кимоно, а в серых. И все молчали — за то время, пока барон преодолевал путь от ворот монастыря до храма, он не услышал не то что ни одного слова — но и не одного звука. Послушники в сером казались ожившими статуями.

Войдя в храм, барон преклонил колени перед алтарем, который представляя собой искусный бонсай — дерево ивы, и зажег палочки с благовониями. Сев в обычную для японца позу, чему несколько мешал костюм барона, он предался размышлениям и медитации. А когда он открыл глаза — то обнаружил рядом с собой медитирующим пожилого японца, на шее которого была толстая, сплетенная из белого каната петля — удавка…

— Я рад вас видеть, настоятель… — сказал барон

— И мы рады видеть, что один из нас вернулся домой…

Барон не принадлежал к ниндзя.

Он какое-то время обучался в монастыре, но не пытался пройти посвящение и стать одним из монахов — воинов, и вряд ли дело было в том, что он сомневался в своей способности пройти его. Просто ему это не было нужно, его ждала академия. Маэда жили своей жизнью, а монастырь своей — но не было бы монастыря без Маэда и Маэда без монастыря. Все было взаимосвязано…

Барон и настоятель уединились в столовой, в которой никого не было. На столе у них — стояла простая, крестьянская пища из риса и рыбы — ни тот ни другой больше, ни в чем не нуждались. Барон говорил о своих странствиях, о том, что он видел в мире и где побывает — а настоятель внимательно слушал.

— … В Италии я видел пример, достойный подражания учитель. Такая же организация, которая живет по своим законам чести. Называется Коза Ностра…

— Коза Ностра это пример достойный сожаления, а не подражания. Они торгуют наркотиками и это их погубит

— Но это дает огромные деньги! Якудза тоже торгуют.

— Мы не якудза!

Барон понял, что перегнул палку

— Прошу прощения учитель

Учитель снисходительно покивал

— Ты еще слишком молод чтобы отличать добро от зла

— Но когда же я буду в возрасте? — удивленно сказал барон, которому было под пятьдесят

— Думаю, лет через десять мы вернемся к этому разговору

…

— Хотя многие всю жизнь живут, не отличая…

— Время меняется — сказал барон

— Я вижу — ответил настоятель — недалеко от нас проложили дорогу, и шум машин заглушает все истинные звуки… можно и не услышать, как кто-то подберется к тебе.

…

— Но суть нашего учения в изменчивости и приспособлению. Мы никогда не воюем с природой и с обстоятельствами, мы используем их на своем пути. Кстати, теперь все наши ученики учатся водить. Сорок лет назад на весь уезд был один водитель — твой отец. И над ним все смеялись…

— Над моим отцом никто не смеялся

— Как знаешь. Домохара тебе верно служит?

— Лучшего управляющего и пожелать нельзя.

— Он уже стар для нас. Но для твоего мира — он как акула в стае рыб…

— Я знаю…

Барон решил, что сейчас самое подходящее время.

— Мой отец пребывает в нашей фамильной усыпальнице, и теперь глава рода — я. У меня есть работа для вас.

— Какая же?

Барон достал несколько фотографий и положил на столе

— Этих надо убрать. Начать с того фотография которого выше других

— Кому — надо?

Барон поколебался

— Императору, учитель

— Мы не служим императору. Кому как не тебе это знать. Мы никогда не имеем дело с властями.

— Тогда это нужно мне.

— Мы не служим и тебе

Барон решил выложить последний козырь

— А еще это нужно Японии.

Учитель жестом предложил продолжать

— Все эти люди — разжигатели войны. Император настроен миролюбиво, но эти люди хотят войны и подталкивают императора к самоубийственному для него и для Японии решению. Если такое решение будет принято, многие сотни тысяч, а возможно и миллионы умрут.

— Тогда почему же император не использует полицию, чтобы арестовать их? Если они пошли против его воли.

— Потому что и в полиции и особенно в специальной службе хватает самураев и тех, кто им сочувствует. Если император отдаст такой приказ — неизвестно, что будет с императором…

Учитель покачал головой

— И ты хочешь сказать что единственные, кто верен Императору и в чьей верности можно не сомневаться — это мы?

— Можно не сомневаться в вашей верности народу Японии

Учитель снова покачал головой, будто удивляясь наступившим временам, потом вдруг собрал со стола фотографии и начал перебирать их, словно тасуя колоду карт

— Когда? — спросил он

* По закону в Японии на всех автомобилях скорость принудительно ограничена 180 км/час

Япония, Токио. Июнь 1979 год

Надо сказать, что маршал Сабуро и адмирал Косаи были злейшими