Найти «Сатану» - Корецкий Данил Аркадьевич

«Все это продуманная тактика, — понял Георгий. — Они дают подследственному осознать свое положение. И форму специально надели, чтобы показать, что не только я генерал»…

— Вы будете допрошены, пока в качестве свидетеля, — сказал Трегубов. — Следствие предупреждает вас об уголовной ответственности за дачу ложных показаний и отказ от дачи показаний. Распишитесь!

Сидящий напротив Петин ловко развернул к нему бланк и положил рядом авторучку. Главком расписался.

— Прошу вас отключить телефон, — то ли попросил, то ли приказал Трегубов.

Балаганский помедлил, но потом решил, что это все-таки просьба, и выполнил ее. Тем более что звание и должность «бульдога» позволяли ему отдавать и приказы.

— Допрос будет проводиться с использованием звукозаписи, — поставил его в известность генерал-лейтенант, а Петин включил диктофон.

— Папку, касающуюся операции «Подснежник», действительно принесли к вам домой?

— Да.

— Расскажите подробно: чем была обусловлена необходимость доставки домой документов особой важности, кто принял такое решение, кто доставил, кто ещё мог видеть эти документы.

— Решение принял я, но в тот момент не было известно о степени секретности документов. Речь шла о содержимом спецчемодана, обнаруженного в потерпевшем катастрофу самолете. Папку принёс капитан Ерманов по моей команде. Я тогда был болен, а дело не требовало отлагательства…

— Вы на тот момент уже знали, что дело не требует отлагательства? — ухватился за последние слова Трегубов. Хватка у него действительно была бульдожья.

— Не совсем так, — замялся Балаганский. — Просто дело касалось моего отца — командира того самолёта подполковника Балаганского Петра Семёновича. И мне было интересно все, что связано с его гибелью.

— То есть вы действовали, исходя из личных побуждений?

— Можно сказать и так, — вздохнул главком. — Хотя в этой истории очень трудно определить — где кончается личное и начинается служебное…

— Когда вы узнали, что в чемоданчике находятся документы высшей степени секретности?

— На папке было рукописно обозначено: «Особой важности», да и на каждом документе тоже. Но прошло тридцать лет, а обычно через двадцать пять даже такой гриф снимается. Тем более СССР распался, коренным образом изменилась военно-политическая обстановка. Я не думал, что секреты уже несуществующей страны окажутся столь… — Балаганский на секунду задумался, подбирая слово, — …окажутся столь актуальными.

— Как долго папка находилась у вас дома?

— До утра следующего дня. Я лично привёз её в штаб.

Петин сделал какую-то запись в блокноте.

— Продолжайте, — сказал Трегубов.

— Да, собственно, и всё, — пожал плечами Балаганский.

— Вы не ответили на вопрос: кто, кроме вас, мог видеть документы до того момента, когда они попали в штаб.

— Никто.

— А капитан Ерманов?

— Исключено! Папка была опечатана, и я лично сорвал печать.

— А жена могла ознакомиться с документами?

— Тоже исключено! После прочтения я спрятал папку в домашний сейф, а утром отвез на службу…

Балаганский осекся, вспомнив, что не сразу спрятал дело «Подснежник»! Ослабленный болезнью и алкоголем, он уснул, и папка выпала из рук. Проснувшись через два-три часа, он обнаружил ее на полу, возле дивана, и уже тогда спрятал в сейф. Он почувствовал, что кровь прилила к лицу, и понял, что краснеет.

— Я вижу, что вы что-то вспомнили! — «Бульдог» впился в него пронизывающим взглядом.

— Нет, ничего…

— Почему же вы так разволновались?

— Да потому, что это бред какой-то! — не выдержав, повысил голос Балаганский. — Вы что, реально верите, что моя жена, кем бы там она ни была тридцать лет назад, могла сейчас передать секретную информацию террористам?!

— Отвечайте по существу! — В голосе генерал-лейтенанта лязгнул металл.

И тут Балаганский ясно ощутил, что его дела плохи! Наверняка об утечке доложено не только Стульеву, но и высшему руководству страны! И его не защитят ни генеральские погоны, ни должность, ни многолетняя безупречная служба! А самое страшное, что если Инесса и не была способна на слив секретной информации, то сидящий в ней монстр сделает это легко и привычно!

— Я думаю, что жена не видела секретных документы, — неуверенно сказал свидетель Балаганский, понимая, насколько это неубедительно.

На лице «бульдога» по-прежнему не отражалось никаких эмоций.

— С кем и о чем вы разговаривали вчера утром по закрытой связи и кто мог слышать этот разговор?

— Мне звонил заместитель министра генерал-полковник Львов. Он дал указания по организации…

Балаганский снова запнулся, вспомнив, что называл признаки предположительного местонахождения «Сатаны», а Инесса заглянула в кабинет и вполне могла это слышать. Ужасные подозрения медленно, но верно перерастали в уверенность. Может, с этой целью она и встала с постели в такую рань?

— …по организации мероприятий, касающихся операции «Подснежник», — расплывчато окончил он фразу.

— Странные совпадения! — Трегубов пристукнул по столу сразу двумя кулаками, и стало ясно, что за его внешним спокойствием скрывается колоссальное напряжение. — После вашего ухода с мобильника вашей жены был сделан звонок на спутниковый телефон, находящийся недалеко от позиций сорок первой ракетной армии…

— Что?!

— По оперативной информации этот телефон принадлежит одному из активных участников террористического подполья по прозвищу Алмаз. Именно он возглавляет группу, которой поручено произвести пуск «Сатаны».

— Что?! — Балаганский потерял способность оправдываться, возражать, вообще что-то говорить и даже думать.

— А тридцать лет назад агент Лиса была исключена из списка агентуры именно за несанкционированные контакты с Алмазом, в разработке которого она вначале участвовала…

На этот раз Балаганский вообще ничего не сказал. Голова кружилась, уши заложило, слова «бульдога» доносились словно сквозь слой ваты.

— И сфотографировать все документы «Подснежника» можно было только за достаточно длительное время, когда они находились вне режимного контроля. Например, у вас дома. Другой такой возможности ни у кого не было. А дома были только вы и ваша супруга! Что с вами? Вам плохо?

Свидетель молчал. Лицо генерал-лейтенанта расплывалось. Главком чувствовал, что сейчас потеряет сознание. Петин вскочил, налил стакан воды из графина, молча поставил перед ним. Балаганский жадно выпил. Вода была теплой и затхлой, никакого облегчения она не принесла.

— Как вы себя чувствуете? — послышался издалека голос Трегубова.

— Нормально, — с трудом выдавил из себя Балаганский. — Настолько, насколько нормально можно чувствовать себя в моём положении.

— Подождите в приёмной! Нам нужно время, чтобы расшифровать запись и составить протокол.

Пошатываясь, Балаганский вышел в приёмную и лег на стулья для посетителей. Здесь, в воскресной тишине пустующего казённого здания, за толстыми стёклами окон, не было слышно ничего. Вообще ничего, даже громкого тиканья часов.

«Остановились часы, — подумал Георгий. — А может, я оглох…»

Откуда ни возьмись, появился порученец Полибина Виталик с автоматическим тонометром в одной руке и аптечкой в другой. Он дал главкому понюхать нашатыря, потом привычно померил давление, озабоченно сдвинув брови, дал выпить какую-то таблетку.

— Давление высокое! — пояснил он. — У Виктора Эдуардовича такое тоже бывает, я ему капотен даю и сладким чаем отпаиваю. Полежите немного, сейчас все пройдет…

Балаганский думал, что капитан отведет его в комнату отдыха Полибина, уложит на диван и напоит чаем. Ему вдруг очень захотелось сладкого чаю… Но порученец исчез так же внезапно, как и появился. Балаганский опять повалился на стулья и полежал около получаса, размышляя — нормально ли, что генерал-майор, главком РВСН, валяется в пустой приемной заместителя начальника УФСБ, как бомж на вокзале? Ему показалось, что ничего нормального в этом нет, тем более, что Полибин, конечно, знает о его состоянии, но даже не посчитал нужным принять какое-то личное участие… Видно, что-то менялось в окружающем мире, и далеко не в лучшую для него сторону. Потом ему стало легче, и он сел. Потекли тягостные минуты ожидания…