Отверженный 追放者 Часть III - Александр Орлов

и бросился к нам. Кимоно Кенджи быстро багровело, обширное красное пятно забирало его в свой омут. Он был мертв, но ещё сам не понимал этого.

Я отвернулся, не опуская рук, услышал тяжелое падение тела за спиной.

Прекрасно.

В качестве наказания якудза в древности отрубали себе мизинец. После ампутации хватка меча у воина ослабевала и он навсегда становился зависим от сёгуна. Я запомнил этот факт и сделал то же с Кенджи. Удар Акиры ослабил хватку, иначе мне не удалось бы так легко развернуть танто. Мой романчик с Асурой вывел его из себя. Тао стащила оружие и удачно сыграла ревнивую стерву. Икари сделал все остальное.

Я не мог убить его иначе. (Мог, но не хотел). Не знал, что Кенджи рассказал своим дружкам о том, что видел тем дождливым вечером, когда умер Годза. Возможно, он перестраховался и после его гибели, меня бы обвинили в двойном убийстве. За мной следили, я дискредитировал себя, поэтому… Кенджи должен был сдохнуть публично, так чтобы все видели, но никто не мог меня обвинить.

Нагло, круто, безупречно.

Отравление или несчастный случай не были бы так эффектны.

— Что ты натворил⁈ — выл Шибу, склонившись над трупом. — Что ты наделал?!!!

— Ничего, — произнес я, опуская руки. — Вы сами видели, сенсей. Я защищался.

Внутри что-то зашевелилось. Я почувствовал знакомый запах музыки, кисловато-сладкий как лунный свет.

Её вкус я ни с чем не перепутаю.

Барабаны отбивали бешеный ритм, скрипка выла, будто волчий хор.

Плавной походкой по плацу шла обнаженная Муза, низко повесив голову. Она шла забрать свой трофей.

Совсем другим взглядом я окинул шокированную толпу. Слабые, бездушные, бесцельные ничтожества.

Я вернулся, сучки.

Глава 20

С потолка капала вода. Наверное, труба где-то протекала, что неудивительно, состояние карцера оставляло желать лучшего.

Стены покрыты плесенью, а где-то и темным слоем скользкого мха, грязный пол с дыркой в углу для естественных потребностей, миниатюрное окошко-бойница, через которое проникал слишком яркий солнечный свет.

Все они похожи. Карцеры, камеры-изоляторы, одиночки для штрафников, боксы для буйных больных… Я бывал во всех.

Кирпич или мягкий войлок, все одно, — клетка.

Я устроился подальше от отхожего места, сел на пол и оперся спиной на шершавую стену. Не отрываясь я смотрел в темный угол напротив, старался даже не моргать. Мрак сгустился в этом закутке, стал плотным, и всезаполняющим, как бормотание безумца.

Наконец, темнота завихрилась и из неё показался белый лик с красными глазами.

А она не в настроении. Волосы топорщатся, подергиваются как у ощерившегося хищника, зрачки расширены и пылают кровавым сиянием.

Никому не нравится, когда вырывают из отпуска.

— Ну. Какого. Хрена. — Чуть ли не по слогам поинтересовалась Муза.

— Если это важно, — он первый начал! — развел я руками. — Не злись, ладно?

— Не злиться… Я оставила тебя в тюрьме, где ты не мог продолжать жатву. Мы договорились. Я ушла. А потом зов протащил меня через грани реальностей обратно сюда. И что я вижу? Ты стоишь в окружении зевак, устраивая публичную казнь! Это как понимать, мать твою⁈ Что значит не злиться?!!!

— Тихо, тихо, тихо… — вжался я в стену, опасливо ища по сторонам какое-нибудь оружие.

Она встала на четвереньки и поползла ко мне, будто какой-то таракан.

— Я тебя сейчас сожру, — произнесла она без капли ненависти и схватила меня за горло.

— Да что не так-то⁈ — прохрипел я. — Он же был пустышкой…

— Тут ты не ошибся… Хорошо я тебя натаскала, — ответила она.

— Выхода не было! Сама посмотри…

— Ладно…

Она резко приникла ко мне и вцепилась в ухо зубами, я почувствовал, как её холодный язык проникает в ушную раковину и зажмурился от нестерпимого чувства, будто слизняк залезает в мой череп.

— Так… — задумалась она, отстранившись и облизывая губы. — Это что… Ага… Ого… О! Это тот паренек, которого мы проучили в первый день. Ты ему шею сломал… Чтоооо⁈ Он же не пустой!

— Исключение № 1! — мгновенно парировал я.

— Исключение первое, — кивнула она. — Ладно, продолжим… Это что такое? Фу… мерзость…гадость какая, как ты мог⁈

— Ты о чем? Ты про Асуру? — запаниковал я.

— Нет! Ты жрал булку с повидлом! Ты же не любишь сладкое, мы же договорились, что тебе нельзя!

— Это в прошлом теле было нельзя, — смущенно оправдывался я. — А в этом… оно удобоваримое.

— Угу… Уминал за обе щеки, что за гнусность! А в остальном… Ты неплохо держался, вынуждена признать.

— Неплохо⁈ Да я отлично справлялся без тебя! — вспылил я.

— Я вижу, — презрительно протянула она, оглядывая меня. — Ты многого достиг.

— Иди ты…

— Зря ты убил его именно так. Потешил себя, да? И посмотри, куда тебя это привело.

— Тебя же рядом не было! — развел я руками. — Придумал как мог.

— Не терпелось ему… А мне теперь что делать? С ума тебя сводить⁈

— Не знаю, — выдохнул я. — Извини. — Может, оденешься? Совсем озверела в своем отпуску.

— Ладно…

Муза окинула меня взглядом и провела ладонью по своему телу, облачившись в черное кимоно с кровавыми цветами на нём.

— Посмотри, кого ты из меня сделал… — грустно вздохнула она.

— Да ладно, по-моему тебе идет. Буду звать тебя Муза-чан, — усмехнулся я.

— Ямете кудасай! — пропищала она хентайным голосом и скорчила рожицу, а потом добавила своим привычным рыком, — Пошел на хер!

Она разочарованно помотала головой, но, похоже, смирилась с новым обликом. Не торопясь устроилась рядом и положила голову на плечо.

— Сколько лет, а ничего не изменилось… — заявила она, мрачно оглядывая стены камеры. — Опять мы тут.

— Все не так плохо. Ты же видела, что я сделал все правильно.

— Ты никогда не думаешь, к чему могут привести твои действия в перспективе, малыш. У меня просто пи畜生ц какое плохое предчувствие.

Я достал припрятанную сигарету, а Муза прикурила мне щелчком пальцев. Мы оба знали, что эта растущая тревога в груди, не к добру. (Мне тоже, если что, не по себе).

Ну вот, мы опять вдвоем (втроем!), перед очередной пропастью, готовы сорваться вниз. Снова.

— Скучал по мне?

— Не… — безразлично сказал я, выпуская дым носом. — Не до этого