Танго Агарта. Книга первая - Валерий Николаевич Ковалев

– Эх, словно Боженька голыми ножками по жилам пробежал, – басит, выцедив горилку дядя, и сидящие за столом смеются. Затем, на несколько минут, в доме воцаряется тишина, все степенно едят.

   Мне очень нравится духмяное мясо, которое по очереди накладывают себе взрослые и я стараюсь выбрать кусок побольше. Тут же получаю от деда деревянной ложкой по лбу.

За столом дружный смех. Я почесываю лоб, собираюсь обидеться и… тоже смеюсь, – залучился морщинами Хлебойко.

– Эх, а пироги я так и не успела вчера испечь, с хлебом долго провозилась, – вздыхает бабушка, – в самый раз были б унучкам до узвару. Та хай соби, як увечери колядовать придете, будуть готовы. Вы ж не забудете бабу с дедом?

– Не-е, бабуся, не забудем, – дружно тянем мы.

   Через час сниданок окончен. Мужчины вновь уходят во двор, заканчивать с кабаном, а женщины быстро убирают со стола, готовясь начинять мясом колбасы и непременный на Украине свиной желудок, именуемый уважительно "богом".

   Нас, сонно клюющих носом от утренних впечатлений и сытной пищи, мама ведет домой.

– А зимний день в разгаре! – заметно воодушевился рассказчик. – Ярко светит солнце, блестит голубым льдом замерзший Донец с заснеженными вербами на берегу, над селом плывет запашистый дымок из дворов и дымарей хат. Откуда-то с околицы доносится удалая песня,

  «Йихав козак за Дунай,

  Казав дивчини прощай,

Повернуся я до дому,

  Чэрэз тры добы»

низким голосом загудел кок, и у него повлажнели глаза.

– Ну а дома, – сморкнулся он в носовой платок, – мама заставляет нас умыться, и укладывают на теплую лежанку – вздремнуть. Мы с сестренкой капризничаем – боимся проспать колядки, которых ждали целый год.

– Ничего, – успокаивает мама,– мы с отцом вернемся от деда и вас разбудим. Поколядуете. Целует нас и уходит

  Потом наступает вечер и за размалеванным морозом окном загораются первые звезды.

   Мы с сестричкой, наряженные в праздничные одежки, сидим за столом на кухне и наблюдаем, как мама накладывает в прозрачные вазочки кутью. Именно так в наших местах называют то рождественское угощение, с которым ходят колядовать. Это сладкий вареный рис, с изюмом, украшенный поверху кусочками мармелада или разноцветными леденцами.

   Наполнив вазочки, мама кладет под крышку каждой по блестящей чайной ложечке и завязывает их в белые полотняные хусточки. Дымящий у печки папиросой отец, хитро поглядывает на нас и дает советы, как побольше набрать святочных гостинцев.

– Ну, а колядки вы хоть знаете? – спрашивает он, – а то ведь кроме медного пятака кугуты* ничего не дадут.

– Знаем, – хихикает сестричка, – нас мама учила, и заводит тоненьким голоском,

  Щедрык, ведрык, дайте вареник,

  Грудочку кашки, кильце ковбаски…

   а вот еще,

  Щедрый вечер, добрый вечер,

  Добрым людям, на здоровье…

   Добре, улыбается отец, – с такими колядками, все гостинцы ваши.

   Затем мы ужинаем необычайно вкусной колбасой из васьки и ватрушками с творогом, запивая их овсяным киселем.

   Через полчаса, тепло одетые, с кутьей в руках и полотняными торбочками через плечо, мы с сестричкой гордо шествуем к хате хаты нашего второго деда – маминого отца. Они с бабкой живут на другом конце улицы, и там же дом еще одного нашего дяди по линии мамы.

  Вообще-то родственников на селе у нас было как собак нерезаных, – вздохнув, сказал Хлебойко. – Родные и двоюродные деды и бабки, дяди и тети, их дети, крестные отцы и матери. Имелась даже пробабка Литвиниха, которой было под сто лет. А еще соседи. О-го-го! Так, что, развернуться было где.

   Для начала мы заходили в дом дяди. Это тактический ход. Там жили два наших брата – моих одногодков. Юрка и Сашка и нужно было сбить компанию, чтоб пацаны с "нижних" улиц не накостыляли. Не помню почему, но мы постоянно дрались, хотя и ходили в одну и ту же школу.

   Юрка и Сашка уже наготове. В одежках, с узелками и торбочками.

   Как только сестренка с порога затягивает колядку, они начинают вопить, что нужно спешить, а то другие пацаны соберут все лучшие гостинцы.

   Однако, получив по загривкам от тетки, тут же умолкают. Старшие дослушивают "щедровку" до конца, а затем, когда мы "засеваем" пол комнаты горсточкой припасенной в карманах пшеницы, пробуют и хвалят нашу кутью.

   После этого, тетка щедрой рукой опускает нам в торбочки первые гостинцы: конфеты, мандарины, орехи и пряники. А еще выделяет по серебряному рублю. Мы в восторге. Братья завистливо косятся на нас, но им дулю с маком – хозяевам не положено.

   Затем веселой гурьбой мы вываливаем из дому, заходим во двор к дедушке, стучим в резное окошко и дружно поем колядку.

   Через минуту на крыльце загорается свет и нас встречает бабушка. Она целует всех по очереди и ведет в дом.

   В жарко натопленной горнице, углубившись в газету, в деревянном кресле перед столом, восседает наш второй дед – Никита. Ростом и статью он еще больше деда Левки, с лихо закрученными усами и густым седым чубом. Он из потомственных козаков, был на двух войнах и полный георгиевский кавалер. Что такое "кавалер" я не знаю, но мне кажется, что-то почетное. Деда глубоко уважают в селе, на хуторах и часто обращаются за советом. К тому же он местный кузнец, плотник и бондарь.

   Стол перед дедушкой уставлен праздничными гостинцами для всех тех, кто зайдет с рождественскими поздравлениями. Для детей – сладости, пахучая антоновка и горка монет, для парубков и дивчат – колбасы, пироги, вяленые лещи и бумажные рубли. Ну, и конечно горилка, с наливками.

   Дед глуховат, и специально для него мы еще раз поем щедровку, да так, что в окнах звенят стекла, а во дворе испуганно взлаивает Тобик.

   Никита Панасович одобрительно кивает головой, утирает рукой повлажневшие глаза и благосклонно кивает бабушке.

   Та крестится на иконы в красном углу и, радостно причитая, пополняет наши торбочки новыми гостинцами, а затем вручает каждому из внучат по полтиннику. Дед же, дав нам знак оставаться на местах, грузно встает с кресла и уходит в боковушку.

   Оттуда он появляется со святочной звездой в руках. Она сделана из серебристой фольги и прикреплена к фигурному деревянному жезлу, увитому яркими лентами.

– Гарно спиваетэ онукы, цэ вам, – произносит дедушка и протягивает звезду мне. Раньше он давал этот святочный знак, пользующийся особым расположением у набожных хозяек только парубкам, теперь приберег для нас.

– Знать услужили, – сказал