«Сандал», которого не было - Корецкий Данил Аркадьевич

– Вот еще живой! – крикнул из-за большого камня Муса. Он был вторым после Шамсутдина по возрасту в группе и даже успел повоевать в отряде амира Исмаила Умарова.

– Совсем целый: в сугроб упал. Это наш земляк, видно, его Аллах сохранил, как меня тогда…

Эту историю все знали: Умаров отпустил его на два дня домой, а на следующий день их лагерь в Сагашкинском лесу был полностью уничтожен.

– Сейчас посмотрим. – Висхан направился на голос.

На спине, раскинув в стороны руки, лежал без сознания заросший мужчина с бородой, в натовском, модном среди боевиков, камуфляже.

– Странно: оружия нет, – сказал Висхан, ощупывая бездыханное тело. – И документов нет…

– И разгрузочного жилета нет, – поддержал Муса, показывая свою опытность в военных вопросах.

Снизу раздались автоматные очереди, над их головами засвистели пули, защелкали от скал смертельные рикошеты. Молодые бандиты попадали, тревожно глядя, как со стороны села к ним приближается БТР и грузовая машина федералов, откуда вели автоматный и пулеметный огонь. Расстояние было большим, но оно неумолимо сокращалось. Шамсутдин дал ответную очередь из трофейного автомата, еще пара юнцов последовали его примеру. Но пули крупнокалиберного пулемета ложились все ближе, и исход предстоящего боя был совершенно ясен.

– Уходим! – прокричал Висхан. – Трофеи не бросать!

– А с этим, живым, что делать?

– С собой возьмем, там разберемся! – приказал амир. – Может это наш, в плену был…

Бандиты оседлали лошадей, укрываясь от пуль противника, спустились по другую сторону скалы и во весь опор поскакали к лесополосе. Преследовать конный отряд на колесной технике по пересеченной местности – дело неблагодарное. Никто их и не преследовал. Федералы выпустили наугад пару очередей из КПВТ[5] вдогонку и направились к месту катастрофы.

Всю дорогу от министерства до дачи Дединец молчал. Ни с охранником-водителем не разговаривал, ни по телефону не звонил, ни по спецсвязи не соединялся. Сидел, откинувшись на заднее сиденье, закрыв глаза: то ли спит, то ли дремлет, то ли просто думает. В его возрасте, да еще перед пенсией, есть о чем подумать…

Участие в специальных операциях не способствует ни здоровью, ни долголетию, ни семейному благополучию. Жена выдержала десять лет – и это был рекорд.

– Я хочу жить нормальной жизнью, как все мои друзья и знакомые, – сказала Варвара, собирая вещи. – Впрочем, ты этого не поймешь, потому что у тебя нет ни друзей, ни знакомых. Да и жены у тебя нет, а у меня мужа: мы живем на разных планетах. Твоя планета Война. Ее вроде и нет, но она есть! Ты уезжаешь в командировки на войну, тебя привозят в госпитали с войны, ты хоронишь сослуживцев, которым меньше повезло в этих ваших командировках, ты спишь с пистолетом под подушкой, тебе снятся кошмары и ты периодически лечишь постстрессовый синдром, которым на войне награждают так же часто, как орденами и медалями… У тебя их, конечно, много, но что с них толку? Разве они заменяют здоровье? Возможно, и детей у нас нет из-за последствий этой проклятой тайной войны!

Что тут возразишь? Она была права.

– Я поняла, что этот кошмар никогда не кончится, и в один, далеко не прекрасный, день тебе повезет меньше, чем обычно, тебя похоронят в дешевом гробу, но под оружейный залп, а я останусь престарелой, никому не нужной вдовой! Зачем мне ненормальная жизнь с тупиком в перспективе? Нет уж, лучше я сейчас попробую построить семью заново, пока…

Варвара не закончила фразу, но бросила выразительный взгляд в зеркало, где отражалась тридцатилетняя стройная, симпатичная рыжеволосая женщина. У нее явно были шансы разложить пасьянс заново. Пока… Пока есть молодость и товарный вид.

После развода городская квартира отошла жене, а служебная дача стала для тогда еще сорокалетнего подполковника Дединца родным домом. Не отличавшийся компанейским характером и раньше, он стал совсем нелюдимым и практически полностью прекратил общение с окружающими. Впрочем, окружали-то его только сослуживцы: подчиненные и начальники. Но и в этой строгой вертикали внеслужебного общения не было. Во всяком случае, для людей. Лишь огромный кобель немецкой овчарки по кличке Сигнал был исключением.

Пес тоже служил в спецназе. Выслеживал подозреваемых, находил мины и тайники с оружием, иногда, когда отстреливавшегося из укрытия боевика надо было взять живым, его пускали на задержание. Он находил раненых, проносил в огневое кольцо боеприпасы окруженным группам… Скольких врагов он уничтожил, скольких своих спас! Мало кто мог с ним в этом потягаться, хотя жизнь человеческая и длиннее жизни собачьей раз в семь… Так что орденов и медалей у него должно было быть больше, чем у хозяина, во всяком случае – не меньше. Но если даже люди не всегда достойно отмечаются за боевые заслуги, то собакам наград, естественно, не дают. Сигнал выслужил установленные сроки и, в соответствии с не знающей сантиментов прагматичной армейской логикой, вместо почестей и сытой спокойной старости получил списание с довольствия и приказ об усыплении. Дединец, в очередной раз нарушив инструкцию, забрал его себе, что дало лишний повод позубоскалить над чудачествами генерала.

Теперь Сигнал охранял дом. Во всяком случае, сам он так считал. Спецдача имела и охранную сигнализацию, и собственную линию секретной связи, и круглосуточные наряды из опытных, хорошо вооруженных «спецов». Вряд ли старый пес мог внести достойный вклад в обеспечение генеральской безопасности. Да и за самим Сигналом, когда генерал отсутствовал, присматривал садовник и повар, отставной сержант Миша, когда-то наступивший на противопехотную мину, лишившийся ступни и уволенный в отставку. И Сигнала, и Мишу Артем Николаевич содержал за свой счет, что тоже вызывало шутки, когда он проходил по министерским коридорам. Правда, шутили за широкой спиной предусмотрительно тихо.

Хотя Миша в свое время был кинологом и долгие годы работал с собаками, Сигнала он побаивался: похожий на волка зверь хотя и получал еду из его рук, но не привыкал и, в отличие от своих собратьев, ни привязанности, ни симпатий к опекуну за кашу с тушенкой не испытывал. Смотрел строго, иногда скалил клыки, изредка предостерегающе рычал – коротко, но внушительно. Собака-то не простая, специально обученная, ее хрен прикормишь! Скольких шайтанов она загрызла, никто не знал. Но все понимали одно: Сигнал это не сторож, не поисковик – Сигнал это оружие. А оружие, оно оружие и есть: старый, списанный АК боевых способностей не утрачивает… Заряди его, направь на кого-нибудь, нажми на спуск – и сам в этом убедишься!

Приезд хозяина Сигнал чувствовал заранее и тогда вел себя как самая обычная собака: перебирал лапами, поскуливал, бросался на решетку вольера.

Сегодня Дединец вернулся немного раньше обычного и, отпустив машину, как обычно, отправился выгулять пса. Хотя поселок и режимный: КПП со шлагбаумом на въезде, высокий забор, везде охрана, видеокамеры – следом за ним, грамотно распределив сектора обстрела, шли два охранника с автоматами на плече и рукой на рукоятке – так, чтобы мгновенно открыть огонь. Собака и трое военнослужащих шли вдоль высоких, выкрашенных в казенный зеленый цвет глухих заборов. Сигнал бегал взад-вперед, стараясь не отдаляться от хозяина. Казалось, он понимал: здесь кругом люди с оружием и пристрелить чужого пса им ничего не стоит. Так оно и было. Когда-то дачный поселок принадлежал Министерству обороны, занимал меньшую территорию и имел узкую номенклатуру проживающих. Потом он расширился, утратил ведомственную принадлежность: теперь здесь, наряду с генералами, жили и гражданские чиновники высшего уровня, банкиры и прочие олигархи и даже сомнительные личности, которые на современном новоязе именовались «авторитетными бизнесменами». Что удивительно – все они имели на это право, во многих домах стояли установки ВЧ-связи и телефоны АТС-1[6], всех охраняли вооруженные представители различных силовых ведомств, а в последние годы и сотрудники частных охранных предприятий. Иногда у ворот просто дежурили ночами гражданские машины, набитые людьми в штатском, но с автоматами… Дединцу это не нравилось.