Эльмира Нетесова - Утро без рассвета. Сахалин

Сам Юрка сел в трактор. И, доехав до нижнего склада, дождался лошадей. Заметил, как Беник вытащил из уздечки лошади ветку и пошел, обмахиваясь ею, к бревнам. Сломив голую ветку, похожую на прежние, Беник вдел ее в уздечку той же кобыле и направился к плотам.

Этого не мог предвидеть Яровой. И Юрка, недоуменно глянув, выкинул из-под пиджака вторую голую ветку, предназначенную следователем для Сеньки, как сигнал с нижнего склада.

Парень тут же помчался в зимовье. Одним духом он рассказал Яровому о Бенике.

— Что бы это могло значить? — недоумевал Юрка.

— Мы чуть опередили. Но эта встреча была уже предусмотрена, — смеялся Аркадий.

Он знал, что Беник уже видел обвалившийся берег. По ветке, посланной Клещом, понял, что предстоящая встреча предусмотрена у поселенцев в полном составе.

Сегодня вся тройка встретится в час ночи. Вечером, когда тьма начала сгущаться, на противоположный берег перебрались шестеро. И, затаив дыхание, старались не спугнуть даже птах.

Ночь выдалась мрачная. Темная. Луны не предвиделось. Яровой слышал рядом с собой тихое дыхание лесника. Там, дальше — другие спрятались. А на берегу, в бамбуке — оперативники.

Шло время. Мучительно долго. Яровой то замерзал, то изнемогал от жары. Его знобило. Остались минуты. Вот-вот все должно разрешиться. Но эти минуты были самые долгие.

— Идет, — еле слышно сказал лесник.

— Кто?

— Лодка, — выдохнул старик.

Аркадий насторожился. Он только теперь заметил густой туман, спеленавший все вокруг. Словно из небытия услышал тихий шум лодочного мотора. Он приближался к берегу. И становился все явственнее, отчетливее.

— Давай! — слышит он приглушенный голос и чьи-то тяжелые шаги прошли к деревьям. — Да выходи! Хоть поговорим как свои.

Две тени, как два призрака, прошли к дереву. Туда, где притаился первый.

Яровой напряг слух. Да, он не ошибся в предположениях. Их было трое.

— Ну что? Спешить нам некуда здесь. Надо все обговорить. Верно? — услышал Аркадий голос Клеща.

— А что случилось? — послышался вопрос Трубочиста.

— Как, что случилось? А ты не знаешь? — удивился Клещ.

— Не знаю.

— Ты с Яровым говорил?

— Виделся. Но… Я ни о чем…

— Ты ни о чем! А он уже меня допрашивал. И не где-нибудь. В милиции.

— В милиции? Но ведь ты здесь.

— Здесь. Но туда, скажи мне, по чьей милости я попал?

— Я ни о чем ему не сказал.

— А ты уверен? Ты ж сам за себя поручиться не можешь, — послышался голос Мухи.

— Да он меня ни о чем не спрашивал. Только о работе.

— Ага. Где ты был в марте? Так?

— Да. Я сказал, что работал. Как и всегда.

— Не темни, падла. Про ксивы откуда он узнал? — повысил голос Сенька.

— Не залупайтесь, — вмешался Клещ.

— Он же — шавка. Яровому нас заложил! — заорал Муха.

— Да захлопни хлебало. Если заложил бы, не выпустили б мусора. А то пощупал со всех сторон и утерся. Невпротык оказалось. Да и ни к чему орать. Обговорить надо все. Обдумать, — говорил Беник испросил: — Тебя Яровой вызывал?

— Нет, — ответил Сенька.

— А на деляне был?

— Тоже нет. Не приносила нелегкая. Не было. И «мусора», что на деляне были, только отметили. Всех нас. Разговоров не заводили. И про прораба ничего плохого. Никакого намека я не уловил…

— Ты их сдуру про Ярового не спрашивал? — перебил Беник внезапно.

— На хрен было. Заикнись я, враз заподозрят неладное. Я все вокруг да около крутил. Но нет. Все нормально. Когда уходили, пообещали характеристику хорошую дать.

— Они дадут. В оба кармана и полные руки! Не будь дурак! Это они меня караулили в твоей будке. Ждали, что я туда завалюсь. Вот тогда бы они и сцапали меня и тебя заодно, — говорил Клещ.

— Да, но тогда бы они и к Трубочисту подослали б. Или б давно прижали его.

— А может и следят за ним? Может и вызывали, вниманием не обойдут, — Беник умолк, сказав это.

— Тебя Яровой вызывал? — спросил Сенька.

— Нет. Все спокойно. Никуда не вызывали, никто ни о чем не спрашивал, — послышался ответ Журавлева.

— Но он знает, что мы ездили к «суке»! Это точно.

— Откуда? — ахнул Вовка.

— Раскололся кто-то, — зловеще хохотнул Клещ.

— Кто мог продать? — откликнулся Муха.

— Кто? Может, твой прораб? Кто ж еще? Мой промолчит. Начальничек! А Вовкин и теперь ни хрена не знает. Твой прораб и заложил. Кто ж еще? Его ж в область вызывали, — говорил Бенька.

— Узнавал я. Из-за ревизии его потянули. Верно, пометут. Спрашивал про Ярового. Он говорит, что в глаза не видел. А в ОБХСС нами интересоваться не станут.

— А ты и развесил уши, мудило! Кто ж тебе скажет, что заложил он нас?

— Сказал бы! Я у его глотки нож держал. Просил честно выложить. Колол по всем правилам. Свой допрос на деляне устроил. Если б его из-за нас вызывали — сознался б!

— А твой мастер тоже выезжал в область? — обратился Бенька к Журавлеву.

— Был, — послышался голос Трубочиста.

— Ну?! Чего молчишь, как усрался?

— Так, а что говорить? Он вернулся. Ко мне — какой был, такой и остался.

— К тебе-то мог!

— Ну, а твой тоже в Южном был! Начальничек-то! Мой мне паспорта с рук в руки не давал. Ни хрена не знает. А вот твой! Он и «засыпал». Ему есть чего бояться, — подал голос Трубочист.

— Ему вовсе не светит колоться. Если твоему ни хрена не грозит, — кто он? То мой — всего может лишиться. Сам это понимает. Без моих слов. Потому уверен, что он ничего не сказал. Его хоть голой жопой на угли посади, лучше сдохнет, чем сознается. Я знаю, кому доверять.

— Знаешь, а не ручайся. Прижмут, пригрозят, — вся храбрость вместе с говном выйдет из него. Знаем мы их брата, — мрачно заметил Муха.

— Сами за себя поручиться не можем. Куда уж за кого-то, — вставил Вовка.

— Это ты о ком?

— О нас.

— Кого в виду имел? — понизил голос Сенька.

— Вы сейчас сами себе не верите, — сказал Вовка.

— Тебе бы молчать. Ты первый трепануться мог. За шкуру свою дрожишь, падла вонючая, — разозлился Муха.

— Меня на допрос не вызывали. Не задерживали нигде. И я на него не кидался, как ты — Муха. Походил он вокруг, да около, и смотался с тем, с чем пришел. После того я и не видел Ярового, — защищался Трубочист.

— Что ж ты нам мозги пудришь, что не видел его? Он же прежде, чем Клеща взять, обязательно тебя тряхнул. Ты, Бенька, расскажи ему, о чем Яровой знает, — сказал Муха.

— Знает о многом. О Ереване. Знает, что по чужим паспортам мы летали. Знает и о Гиене. Даже про то, что она до Хабаровска летела с нами. И о деньгах, взятых у нее. Даже номера купюр и то сумел раздобыть. Но тут я, кажется, выкрутился. Но вот насчет ее смерти… Думаю, что не поверил.

— Если б не поверил — не выпустил бы.

— Одно мне непонятно. Как он, приехав из Еревана, докопался до Гиены? Дознался про Хабаровск? Зачем ему это? Он же из Еревана, а Зойка уехала живой. Зачем она ему? — удивился Трубочист.

— Ты что? Не соображаешь? На Скальпа вышел. А доказательств нет, — сказал Клещ.

— Он тебя о нем спрашивал?

— Один раз вскользь упомянул. Вроде ненароком, — ответил Клещ.

— Ненароком! Ха! Этот черт ничего зря не говорит. Дал знать, что ему и о том известно. Но настораживать не стал, — строил догадки Муха.

— Все ясно, он напал на след. Со Скальпа — на Гиену вышел, — ответил Беник.

— А чем докажет? — Встрял Вовка.

— Что доказывать?

— Ну, Скальпа? Положим, были. Ну и что, а «жмуром»[13] не делали. Не видели его.

— Гиена со Скальпом засветилась. Он знает. Потом с нами летела. Вместе. И задавлена. Значит, была причина. От одного до другого дойти — просто, — перебил Клещ.

— А мы скажем, что не убивали. Вот и все, — предложил Трубочист.

— Если не убивали Скальпа, то почему Г иена — «жмур»?