Тайный фронт - Александр Александрович Тамоников

Шелестов вышел из-под дерева, он поднял руку и стал энергично махать ею над головой, сорвал с головы шляпу. Сейчас главное отвлечь стрелка хоть на несколько секунд, хоть на одну секунду. Тогда Катя поймет, что существует опасность, а Шелестов успеет выстрелить. Не попасть, а просто выстрелить в того человека, и она сможет попытаться укрыться. Главное, чтобы она поняла, что опасно, и главное, закрыть ее собой.

Он увидел блестящие глаза женщины под вуалью, бросил шляпу в сторону и выхватил пистолет из-за ремня. Стрелял он в сторону вооруженного человека почти не целясь. Хоть пару пуль возле него, а потом и прицельно. Максим хорошо видел, как стрелок перестал целиться и посмотрел на него. А когда Шелестов выстрелил, то мужчина в плаще пригнулся и, не целясь, выпустил очередь из маузера и скрылся за ограждением. Крики и визг пронеслись волной вдоль всего парка. И когда Шелестов повернул голову, то увидел Екатерину, сидевшую на земле и зажимавшую рану на левой руке выше локтя.

– Катя! – Максим бросился к женщине и присел рядом. – Как же так!

– Ничего, Максимушка, ничего. Он не попал в меня… – шептала Зимина, пытаясь окровавленной рукой схватил за пальцы Шелестова и не дать ему подняться. – Ты подожди, я сказать должна тебе…

Вдоль берега пруда уже бежал армейский патруль. Шелестов встал и начал призывно махать рукой. Ну, хоть тут повезло. Он узнал старшего лейтенанта из комендатуры, который его самого знал в лицо. Значит, не придется долго объясняться! Катя жива, все обошлось, но стрелок ушел! Ах как обидно!

Шелестов не знал, что Платов все же решил вмешаться в дело Зиминой, хотя с самого начала был против этого. Когда Шелестов ушел из здания комендатуры с заданием найти Зимину, Петр Анатольевич подозвал Буторина.

– Виктор Алексеевич, я сейчас распоряжусь, чтобы вам выписали путевой лист. Срочно выезжайте и постарайтесь проследить за своим командиром. – Увидев удивленное лицо оперативника, он задумчиво улыбнулся и уточнил: – Я не хотел рисковать, но все же решил, что Шелестова надо прикрыть. Вмешивайтесь, когда опасность будет действительно реальной, хорошо? В форме красноармейца-водителя вы будете смотреться на улицах более неприметно, чем в гражданском костюме.

Буторину удалось нагнать Шелестова возле церкви, а потом он объезжал почти два квартала, но все же увидел Максима в конце улицы и медленно поехал за ним, дважды останавливаясь, как будто захотел прикурить. В комендатуре Коган догнал Платова и, оглянувшись, попросил:

– Петр Анатольевич, разрешите я тоже. За Шелестовым. Я уверен, что сейчас и немцы, и англичане станут убирать ненужных свидетелей.

– Обязательно начнут, – заверил Платов. – Но ребята справятся сами, а с вами давайте-ка навестим Ульриха Зауэра. Борис Михайлович, если вас не затруднит, возьмите у меня в комнате на столе в черной папке конверт с фотографиями. Мы с вами ему кое-что покажем.

И сейчас, нагнав Шелестова у пруда с лебедями, Буторин быстро осмотрелся по сторонам. Нет, с этой стороны ничего опасного, но все равно надо быть начеку. Он открыл капот машины, закурил и нагнулся над мотором, продолжая держать Шелестова в поле зрения. Интересно, у него тут встреча? С кем? Неужели он нашел эту дамочку, которую подозревают в предательстве. Если нашел, тогда он в опасности. А если она не виновна, то в опасности она. Не зря нам ее подставили англичане, ох, не зря.

Люди, пожилые женщины с собачками и с внуками, много детей. И такое открытое пространство. Это Буторину не нравилось, он поправил пистолет в кармане брюк, и тут его глаз буквально «зацепился» за человека в длинном плаще. В такую жару, которая стояла в Бухаресте в августе этого года, и в плаще? Виктор стал осматривать землю вокруг, как будто что-то искал. Он подобрал щепку, покрутил в руках и выбросил, снова присел, что-то поднимая. Он приблизился к незнакомцу еще на пару метров.

Рассмотреть бы его лицо. Как бы обойти этого человека, чтобы увидеть лицо. За кем он наблюдает? За Шелестовым? И когда Шелестов в парке вдруг замахал кому-то руками и поспешно вышел из тени дерева, человек в плаще выхватил из-под своей длинной одежды маузер с присоединенным в виде приклада деревянным кожухом-кобурой. Все стало понятно в один миг. И то, что стрелять нельзя, потому что на линии огня дети и потому что надо брать живьем! Но первым выстрелил все же Шелестов. Дважды пули пропели над головой, и Буторину пришлось упасть, чтобы в него не попали.

И тут же короткая очередь из мощного маузера. Виктор попытался вскочить, но сильный удар обрушился на его голову, и он рухнул головой в траву. Последнее, что он успел увидеть, обернувшегося человека в длинном плаще. Буторин увидел его лицо и потерял сознание.

…Когда солнце ударило в стекло и залило палату ярким обжигающим светом, Буторин открыл глаза и сразу застонал от горячей пульсирующей боли в голове. Кажется, он лежал на кровати, голова вся в бинтах, и ему очень хотелось пить. Разведчик хотел позвать кого-нибудь, но первые же звуки, которые он пытался выдавить из себя, отдались дикой болью в голове.

Дверь в палату распахнулась, и он увидел улыбающегося Шелестова, живого и здорового, Платова в накинутом на плечи белом халате и хитро улыбающегося Когана.

– Ну, как ты? – Шелестов присел на край кровати и взял руку Буторина в свои ладони. – Ну, пульс нормальный, температура тоже! Жить будешь.

– Какое, к черту, будешь жить, – сквозь туманящую сознание боль прошептал Буторин. – Мне что, голову напополам развалили?

– Ничего страшного, – засмеялся Коган, – просто треснули тебя по башке как следует. Медики пять швов наложили. Потошнит немного и пройдет. Будешь, как я, в бинтах щеголять.

Борис погладил свою перебинтованную грудь, а Платов уселся на стул, продолжая внимательно смотреть на раненого.

– Вы хоть помните что-нибудь из произошедшего? – спросил он.

– Все помню, – проворчал Буторин, еле ворочая языком. – Дадите попить, я еще и не то вспомню.

Шелестов поспешно встал, налил в стакан из графина, стоявшего на тумбочке, воды и подсел к другу. Приподняв его голову, от чего Буторин страшно сморщился, он постарался поднести стакан к его губам. Виктор сделал несколько глотков и с видом человека, уставшего так, будто он весь день разгружал вагоны, снова опустился на подушку. Но все же он начал говорить слабым голосом:

– Максим стоял под деревом, когда я подъехал… Слежки по пути не заметил за ним, я его часто терял из виду… Он напрямик, я по дороге… Человек в длинном плаще… Максим кого-то увидел и пошел, руками махал, а этот