Белорусское небо - Сергей Иванович Зверев

шиферной крышей и с красивым забором вокруг на беленых столбах. Да только теперь здание было похоже на тысячи и сотни тысяч других зданий, школ, жилых домов, по которым прошла война. Половины крыши не было, здание обгорело, а часть южной стены обвалилась. Закопченные развалины, в которых, наверное, побывала казарма, а потом военный госпиталь. Внутри еще видны искореженные железные кровати, а во дворе безобразной кучей навалены школьные парты. Красивый парк рядом со школой и спортивная площадка во дворе изуродованы танковыми гусеницами, обезображены окопами и воронками от снарядов. И даже декабрьский снег не сумел укрыть белым покрывалом те следы зла, что причинили этому месту люди.

И Канунников, и Сеня Бурсак были еще молоды и очень хорошо помнили и школьные годы, и свою родную школу. И сейчас, глядя на эти руины, оба чувствовали, что в их сердцах смешиваются горечь, ярость и щемящая тоска. Раньше здесь звенели детские голоса, стучал мел по доске, пахло книгами и крашеными полами. В этих стенах крестьянские ребятишки из окрестных деревень учились читать, мечтали о большом будущем — кто о тракторах, кто о звездах, кто о дальних странах. Здесь гремели пионерские песни, ставили спектакли, спорили о героях Гайдара и мечтали жить при коммунизме.

Потом пришла война. В школу въехал госпиталь. Уже вся страна ощущала боль и горечь, тревогу, а здесь еще и пахло лекарствами, стонали раненые, медсестры в белых халатах выносили окровавленные бинты. А потом — бомбежка, взрывы, крики, огонь. Теперь от школы остались лишь почерневшие стены, проваленные потолки да искореженные парты, торчащие из-под снега, как кости убитого зверя. Партизаны молчали, думая каждый о своем.

— Ну что? — тихо спросил Романчук. — Все напрасно? Уходим?

— Нет, командир, — возразил Канунников. — Смотри, подвалы целы, вон решетки на полуподвальных окнах. Там даже стекла на окнах сохранились. Там должны быть мастерские. А вон еще пристройка. Может, это гараж, может, там машину держали, если в школе был автомобильный кружок и старшеклассников выпускали с шоферскими правами.

— Ночью с фонарем или со свечкой туда соваться нельзя. Немцев не видать, а вот полицаи в селе могут быть запросто, — вставил Лещенко.

— Ясно, что днем надо идти, — согласился лейтенант и повернулся к Бурсаку: — Сенька, пойдешь со мной?

— Обойдите вон там, со стороны садов, — посоветовал Романчук. — В снегу, что ли, сначала изваляйтесь, прежде чем к школе подходить. Мы с Николаем тут посторожим, отсюда полсела как на ладони. Ну, а уж если стрельбу услышите, тикайте сломя голову тоже через сад и сразу в лес. Мы прикроем, если что, а встречаемся возле саней.

Романчук с Лещенко остались наблюдать за селом, а Канунников и Бурсак как самые молодые и ловкие двинулись в сторону школы. Обойдя лесом здание и разрушенные во время боев дома, партизаны сделали крюк длиной почти в километр. Но теперь им через заснеженный сад было проще подобраться к школе. Во всем селе наверняка не осталось ни одной собаки. Гитлеровцы обычно пристреливают их. Так произошло и здесь. Партизаны шли вместе. Вместе замирали у ствола старой яблони, вместе снова двигались вперед, внимательно следя за садом и пространством вокруг школы. Первое, что им бросилось в глаза, — это ворота хозяйственного строения или гаража, которым оно вполне могло быть, судя по ширине ворот. Но на воротах красовался амбарный замок, а шуметь было нельзя.

— Жалко, в гараже просто клад железок, полезных в хозяйстве, — проворчал Сенька.

— Ну, пошли, наведаемся, — кивнул Канунников, приподнимаясь со снега.

— Так замок же? — проворчал Бурсак, но лейтенант со смехом толкнул его локтем в бок. — А ты вон туда глянь, там весь угол снесен. Дыра такая, что трактор въедет.

Добравшись до пролома в стене, партизаны остановились. Окон в этом здании не было. Значит, надо постоять, дождаться, когда привыкнут к темноте глаза. Но уже у самого пролома, где в здание попадал солнечный свет, стало понятно, что ничего полезного здесь не найти. Это был сарай. Самый настоящий, только очень большой и кирпичный. Да, раньше его использовали как гараж, но потом сюда стаскивали поломанную школьную мебель, ведра из-под краски, всякий хлам. А может, это было уже после начала войны, когда из школы сделали госпиталь. Канунников остался сторожить у пролома, а Бурсак углубился внутрь. Он ходил там минут пятнадцать, потом вернулся и развел руками.

— Ни намека даже. Если и в подвале все так же, то мы просто потеряли двое суток. Сегодня на дорогу сюда и осмотр и завтра на поиск нового объекта. Я, конечно, согласен с командиром, но все равно надо торопиться.

— Тихо! — Сашка схватился за автомат и, чуть высунувшись из-за угла, увидел полицаев. Канунников непроизвольно стиснул от злости зубы. Вот ведь твари, душегубы, предатели! Вот от кого надо еще очищать родную землю. Идут довольные за санями, а в санях развалился мордатый полицай с расстегнутым воротом шинели. Старший у них, не иначе. Полоснуть бы из автомата, чтобы сразу троих тут и уложить. Да нельзя! Но теперь ясно, что в селе полицаи есть или часто наведываются сюда. Надо быть осторожными. Если есть эти, то могут найтись и другие, кто увидит и донесет полицаям про незнакомых вооруженных людей. За кусок сала некоторое люди могут и Родину предать. И предают. Это слабохарактерные, трусы и просто сволочи! В этом Сашка был убежден.

— Ну что? — толкнул в спину Бурсак.

— Погоди, пусть пройдут, — тихо ответил лейтенант. — Пусть за крайний дом заедут хотя бы.

Выждав на всякий случай еще несколько минут, партизаны перебрались к зданию школы и спустились в подвал по захламленной лестнице. Да, сюда никто не ходит. Вокруг только следы боев, следы разрушений от разрывов снарядов, попадания пуль и осколков. На первом этаже видны были следы пребывания здесь госпиталя. Изуродованные кровати, окровавленные бинты; в одной из больших комнат размещалась, судя по оборудованию, операционная.

Партизаны спустились в полуподвальное помещение. И здесь то же самое, что и наверху. Битый кирпич, обломки древесины. Валялся станок от пулемета «максим» и очень много потемневших стреляных гильз. Наверное, здесь кто-то пытался держать оборону.

— Смотри, мастерская, — подал голос Бурсак.

Сашка спустился ниже. Здесь потолок был не так высок, как в классах, но зато просторное помещение было заставлено верстаками и на каждом установлены слесарные тиски. В углу стоял покрытый пылью токарный станок, у другой стены — вертикально-сверлильный станок и даже станок для точечной сварки. Школа была хорошо оснащена и готовила мальчиков для нужд народного хозяйства, давая знания и опыт работы руками, давала основы профессии.

— Вот оно