Дорога особого значения - Александр Александрович Тамоников

Ознакомительный фрагмент

В конце концов, именно ради этого он и сдался в плен.

С другими бывшими офицерами Звягин близко сходиться не стал, да и они не горели желанием завести с ним знакомство. Они лишь искоса на него взглянули, двое или трое из них криво усмехнулись — вот и все, можно сказать, знакомство.

Что ж, и это было хорошо. Зачем они были нужны Звягину? Он ждал, когда его вызовут, хотя понятия не имел, куда его должны вызвать, с кем ему придется общаться и на какие темы. Но в том, что такое общение рано или поздно состоится, Звягин не сомневался. А иначе для чего его поместили в бывший санаторий?

И он оказался прав. Однажды утром, спустя примерно неделю после того, как Звягин был помещен в бывший санаторий, за ним явились два вооруженных солдата и знаками велели следовать за ними. Звягин, хотя и ожидал этого, все же заволновался. Куда его сейчас отведут? Что ему ждать? В растерянности он взял полушубок, намереваясь его надеть, но солдаты знаками показали, что в этом нет надобности. И это Звягина изрядно приободрило. Коль не нужен полушубок, значит, его не собираются отправлять куда-то далеко: возможно, его не будут даже выводить из здания.

Так и случилось. Звягина всего лишь отвели в другое крыло санатория и ввели в просторный кабинет с двумя столами, несколькими стульями, диваном, больничным шкафом и большим металлическим сейфом в углу. В кабинете находились двое в немецкой военной форме. Они взглянули на застывшего у дверей Звягина: тот, что был постарше, посмотрел с холодной суровостью, а помладше — с ироничным прищуром. Во всяком случае, Звягину именно так показалось.

— Прошу, — произнес младший на русском языке, обращаясь к Звягину. — Проходите, присаживайтесь. Заодно позвольте отрекомендоваться. Мы с коллегой — из абвера. Если вам известно, это военная разведка.

— Да, я знаю, — ответил Звягин хриплым голосом.

— Отлично. — Собеседник едва заметно усмехнулся, отчего ироничный прищур его глаз стал еще заметнее. — Мы с коллегой неплохо говорим по-русски, так что никаких проблем в плане взаимопонимания в этом смысле быть не должно. Называйте меня герром Штеле, а моего коллегу герром Эрлихом.

— Хорошо, — сказал Звягин.

— А теперь представьтесь вы. — Штеле опять улыбнулся.

— Николай Звягин, полковник, командир дивизии, — хриплым от волнения голосом сказал Звягин.

— А вот волноваться не стоит. — Улыбка просто-таки не сходила с губ Штеле. — Как говорят французы, для вареного рака все самое страшное уже позади.

— Что-то похожее говорят и у нас, — откашлялся Звягин.

— Ну, вот видите! — Штеле даже прихлопнул в ладоши от таких слов Звягина. — А еще у вас говорят — все мы люди, все мы человеки. Ведь говорят же?

— Да, — коротко ответил Звягин.

— Прекрасно! — воскликнул Штеле. — Это означает, что мы с вами сможем понять друг друга и выстроить наши отношения к обоюдной пользе.

— Да, конечно, — осторожно согласился Звягин.

— Итак, вы добровольно сдались в плен немецким войскам… — сказал Штеле.

— Именно так, — кивнул Звягин.

— Отлично! — энергично произнес Штеле. — Но вот вопрос: а почему так поздно? Почему не в сорок первом или, скажем, сорок втором году?

— В сорок первом и сорок втором году я не был на фронте, — сказал Звягин. — Я был в резерве. В глубоком тылу, на Урале.

— Понятно, — кивнул Штеле и опять иронично прищурился. — Скажите, а если бы вы в это время были на фронте, то сдались бы?

— Да, — ответил Звягин.

— И что тому причиной? — спросил Штеле.

— Причиной? — переспросил Звягин. Постепенно растерянность проходила, он стал себя чувствовать увереннее. — Да есть причины…

— А именно? — вмешался в разговор второй собеседник — герр Эрлих, и Звягин даже вздрогнул от неожиданности.

— Терпеть их не могу! — сказал Звягин. — Ни их колхозы, ни их пятилетки, ни их лозунги.

— Что же, наши лозунги вам милее? — улыбнулся Штеле. — Чем же?

На это Звягин не нашелся что ответить и лишь передернул плечами.

— Ну, хорошо, — миролюбиво произнес Штеле. — Просто будем считать, что вы сдались в плен по идеологическим причинам. Я прав?

— Именно так, — кивнул Звягин.

— Да, но как вам это удалось? — все тем же миролюбивым тоном поинтересовался Штеле. — Все-таки вы командир дивизии. Так сказать, персона на виду… Неужто у вас все так просто? Захотел командир дивизии сдаться в плен — и вот он уже в плену! Так как же все получилось на самом деле? Расскажите подробнее о вашем пленении.

Не нравился Звягину этот миролюбивый тон, ох как не нравился. Чувствовалось, что кроется в этом нарочитом миролюбивом тоне нечто другое — коварное, хищное, смертельно жестокое. Это было миролюбие змеи, готовой в любой момент броситься в смертельную атаку и ужалить. Но куда было Звягину деваться? Выбирать собеседников не приходилось, и уклониться от ответа на вопрос он также не мог. И потому он рассказал обо всем, что произошло: и о ночном неудачном бое, когда вся его дивизия угодила в огневой мешок, и об убийстве своего адъютанта, и об убийстве Кати тоже…

Эрлих и Штеле слушали, не перебивая, они лишь изредка переглядывались между собой.

— Вы закончили? — спросил Штеле, когда Звягин умолк.

— Да, — сказал Звягин.

— Что ж. — Штеле встал из-за стола и прошелся по кабинету. — Что ж… Подведем некоторые итоги. Итак, вы говорите, что сдались в плен по идеологическим соображениям.

— Да, конечно, — поспешно подтвердил Звягин.

— Однако то, что вы нам рассказали об обстоятельствах вашего пленения… — Штеле помолчал, выдерживая паузу. — Скажем честно, мы с коллегой вам не поверили.

— Почему? — испуганно спросил Звягин.

— Потому что вы лжете! — неожиданно резко произнес Штеле.

Вот он, бросок змеи! Штеле, сделав стремительное движение, резко уселся напротив Звягина и уставился ему в глаза. В этих глазах не было уже никакой добродушной иронии, только злоба.

— Вы нам лжете! — повторил Штеле. — Почему вы лжете? Со страху? Из желания перед нами выслужиться? Набить себе цену? Или, может быть, из-за того, что вы — совсем не тот, за кого хотите себя выдать? Так кто же вы? Отвечать!

— Я говорю правду… — растерянно вымолвил Звягин.

— Значит, правду? — спросил на этот раз Эрлих. — И в чем же она, ваша правда?

— Я сдался добровольно! — с нотками истерики в голосе выкрикнул Звягин.

— Вы сдались нам потому, что оказались в безвыходном положении! — с мрачной жесткостью произнес Эрлих. — Вы погубили дивизию, которой командовали. Безусловно, за это вам пришлось бы отвечать. Вы испугались понести наказание, оттого и решили сдаться. Я все правильно сказал? Или, может, вы желаете возразить?

На это Звягин ничего не ответил. Он испуганно и подавленно молчал. Он считал, что теперь все