В Буэнос-Айресе - Александр Афанасьев

вдруг увидел впереди корму Крузака, большие задние фонари… он стоял так, чтобы я врезался в него. Каким то чудом — я успел затормозить, и в этот момент — слева, по водительскому — хлестнула автоматная очередь, почти в упор.

Я пригнулся к рулю, стараясь, чтобы меня защищала более надежная бронесталь, а не бронестекло, которое неизвестно в каком состоянии. Но бронированный Крузак — отработал свое предназначение на все сто. Когда прокурор перестал стрелять, выпустив весь магазин — я открыл дверь и выпустил по месту, где были вспышки, всё, что оставалось в магазине моего пистолета. И — снова закрыл дверь.

Но выстрелов — больше не было.

ЛандКруизер стоял, немного приседая вперед, на спущенное колесо, в боковое и лобовое с моей стороны ничего не было видно — они все были в следах от пуль, но держались. Я перелез — благо машина большая, широкая — спереди назад, вылез через правую заднюю дверь и тут же упал на землю. Прокурор мог быть и жив, он мог ждать меня в темноте с автоматом…

Не знаю, сколько я так лежал на дороге, у заднего колеса своей машины… минут двадцать… тридцать. Когда уверился в том, что действительно — всё — решил идти на поиски. В стоящем впереди Крузере — почему то обе двери спереди были открыты, и справа и слева. В салоне — тускло горел свет.

С пустым пистолетом — я шел на поиски противника с автоматом. Не знаю, как это можно назвать… дурость, наверное. При нормальных раскладах — надо было завести головной Ланд Круизер и бежать отсюда со всех ног. Но я так не мог. Не знаю, почему — но не мог.

Не мог…

Перебежал на левую сторону дороги, упал на землю, и начал вслушиваться. Услышал дыхание… на грани слышимости. Вслушивался несколько минут, потом — пополз…

Прокурор опасности не представлял, он был еще жив — но ранен. Держался за живот, рядом — лежал АКМС, пустой. Я посветил ему в глаза… затем, подсвечивая фонариком, начал осматривать. Две пули, обе в живот — не повезло. Если довезти до больнички — еще выживет… Может быть… Да только где сейчас больничка?.. Революция в стране.

— Руку… руку говорю! Так…

Я начал рвать рубашку.

— Так… а вот теперь держи. Погоди… я сейчас.

Надо что-то… непроницаемое. Хотя бы кусок пленки подложить. Это не только при ранении легкого, это вообще… рану лучше закрыть, пока не представится возможность оказать нормальную помощь.

Пленка — нашлась в моем Крузере… папка какая-то. С ней я вернулся к раненому.

— Ксанка… с…а — сказал он.

— Молчи.

— Я… не хотел… Ксанка…

— Молчи, сказал…

— Это она… с мамашей ее…. твари…

Ну, да, ну, да. Это всё они, а я — весь белый и пушистый.

— Мне… конец.

— Может и нет… Сейчас мы тебя в машину перенесем… подожди.

— Конец… мне.

…

— В тачке… бабки… в багажнике. Забери…

…

— Не хочу… чтобы этой… с…е … не хочу…

— Замолчи.

— Мама… мама…

Я попытался его поднять, чтобы перенести в джип… но понял, что прокурор — умер.

Умер.

Я его убил. Он — пытался убить меня. Но я — его убил.

Я начал читать молитву. Единственную, которую знал, единственную, которой меня научила бабушка — она читала еще как в деревнях

Отче наш, Иже еси́ на небеси!

Да святи́тся имя Твое́,

да прии́дет Ца́рствие Твое,

да будет воля Твоя,

я́ко на небеси́ и на земли́.

Хлеб наш насу́щный дашь нам днесь;

и прости нам до́лги наши,

как и мы прощаем должникам нашим;

и не введи́ нас во искушение,

но изба́ви нас от лука́ваго

Господи помилуй, Господи помилуй, Господи помилуй…

Прочитав молитву, я поднял тело бывшего прокурора и понес к машине…

* * *

Бабы — уже отвыли и теперь просто ревели.

Александр умер сразу, Лева — мучался еще полчаса. Та дрянь, что открыла огонь из автомата — была мертва, потому что я ее застрелил. Похоже, что и мать ее — тоже убил я: прокурор, уходя, выпихнул ее на ходу из ЛандКруизера, а я, в темноте, не видя ничего, переехал ее.

Пять трупов.

Жена Левы была ранена, но ранена легко. Перевязали. Могилы я закончил копать, когда уже рассвело — в одну могилу положили мужиков, всех троих, в другую — ту бабу и ее мать. Видимо, ту самую, что углем из АТО торговала.

Когда хоронили — неприятный инцидент произошел — жена Саши бросилась на мертвую любовницу Сергея и начала топтать и пинать тело, крича что-то по-украински. С трудом удалось оттащить. Тела я закопал, жена Саши — плюнула несколько раз на могилу, где лежала убийца ее мужа с матерью. Этому я препятствовать не мог, да и смысл…

Каким-то чудом — удалось привести баб в чувство. У Левы был сын, у Александра — сын и дочь. Осиротевшие дети — как могли, помогали матерям…

В багажнике ЛандКруизера Сергея — был еще один автомат, целая сумка с магазинами, гранатами и двумя пистолетами и три огромные сумки. Открыв первую — я уже знал, что там найду. Деньги. Доллары и евро.

Судя по виду — пять — семь миллионов, не меньше. Хорошая заначка.

— Значит, так… — сказал я, когда удалось привести баб в чувство — сейчас идем к границе, вместе ее переходим — и разбегаемся. Денег возьмете столько, сколько сможете нести. За остальным вернетесь, как сможете. Машину мы в лесу спрячем.

Жена Александра, Ирина — тупо посмотрела на меня, потом замотала головой.

— Нет…

— Что — нет?

— Не возьму, нет…

— Почему?

— Не возьму!

Я размахнулся — и со всей силы влепил ей пощечину. Жена Левы, Маша — отшатнулась, пацан Александра бросился защищать мать — но я дал плесня и ему, отправил к матери.

— Слушайте сюда, если еще не дошло. Сейчас, б… не время из себя целок строить, понятно? Понятно я спрашиваю?! Ваши мужики, б…, если кто еще не понял — просрали страну. Все трое — просрали, и все трое — в этом виноваты. И вы — виноваты, но меньше, потому что бабы. Из-за ваших мужиков прип…деканных, которые даже тут разборку догадались устроить — нет у вас больше ни дома своего, ни земли, ни Родины. Ничего больше нет. Кроме детей. Которых вы обязаны поставить на ноги, слышите, коровы тупые! Может, хоть они поумнее своих отцов будут!

…

— И потому вы, б… конченые, засунете свои понты в одно место, и возьмете деньги, сколько