Взорванный океан - Сергей Иванович Зверев

А то они опять вам, придуркам узкоглазым, свистулей навешают… Триада! Одно слово – бамбук. Вам бы не пиратствовать, а коров пасти.

Естественно, большую часть этих слов Малышев произнес вполголоса и по-русски.

Минут десять понадобилось пиратам на то, чтобы переправить пленников на катер, запрыгнуть в свои моторки и запустить двигатели. Все это бандиты проделали, не обращая ни малейшего внимания на потерянно стоявшего на корме своего мотобота старика Ацуми, который с этой минуты вновь становился совершенно свободным морским волком. К немалому удивлению японца, его судно грабить никто не стал, если не считать гидрокостюмов и второго оставшегося акваланга, который по приказу Малышева пираты забрали с собой.

О сбежавшем же мичмане бандиты то ли забыли, то ли решили, что русский, вероятнее всего, погиб и теперь ни для кого не представляет ни малейшей опасности. Надевать акваланг и обшаривать дно и окрестности Малыш посчитал совершенно лишним – слишком много чести для беглеца, да и времени на столь сомнительные развлечения у пиратов не было…

Глава 35

Орехов, крепко проспавший часа полтора, приоткрыл глаза, не поворачивая головы, окинул взглядом тесную каморку, в которую их со старлеем запихнули почти сутки назад. Ну надо же, мысленно усмехнулся майор, ничего не изменилось. Те же стены, потолок, и лежим мы все на тех же старых мешках, которые нам любезно швырнули вместо матрацев.

Майор прислушался к своим ощущениям: гудит, ноет, постреливает, но руки-ноги, кажется, в полном порядке. Ничего, бывало и хуже. Подумаешь, маленько ребра помяли… Орехов попытался припомнить подробности драки на мотоботе и всего того, что было потом. Хотя вспоминать-то особенно было и нечего – отметелили, связали как баранов, потом вроде бы не очень долго везли, а в конце засунули в эту суперкомфортабельную гостиницу. Звезд семь, не меньше… Ага, вот и Славка зашевелился. И здоров же он спать, змей!

– Скат, ты как?

– Да вроде жив, – не очень уверенно отозвался Катков. – Ребра болят. Может, хряпнули парочку? И жуб, кафется, фатается…

– Чего? Ты по-русски попробуй, а то не пойму что-то, – улыбнулся Орехов и тут же досадливо скривился и зашипел от боли, стрельнувшей от разбитой губы к заплывшему глазу – видеть-то глаз видит, но наверняка бланш уже черно-синий. И немаленький.

– Зуб, говорю, похоже, выставили, сволочи. Шатается. Как думаешь, прирастет?

– Если за дня три голову не отрежут наши новые друганы, то прирастет, – обнадежил Вячеслава майор и посоветовал: – Ты его, главное, языком не шатай…

– Слушай, майор, – Катков, охая и морщась от боли во всем теле, медленно приподнялся и сел, опираясь спиной о стену, – а чего они нас даже не связали, а? Типа, совсем не уважают?

– Типа, уважают, но не сильно боятся, – в тоне Орехова отчетливо слышались легкая досада и ехидство. – Они уверены, что мы сейчас до сортира сами дойти не сможем. Между прочим, не сильно-то они и ошибаются… Да и куда мы денемся? За дверью наверняка охрана, а у любой охраны есть дурная привычка стрелять без предупреждения… Как думаешь, мичман сумел выбраться?

– Пф! – Скат пренебрежительно фыркнул и без тени сомнения заявил: – Конечно, выбрался, куда он денется. Он не железная гайка, чтоб вот так просто взять и потонуть… Кстати, хорошо, что напомнил, а то эти китаезы мне, похоже, и память маленько отбили. Как в старом анекдоте: «Были бы мозги – было б сотрясение!»

Вячеслав воровато посмотрел в сторону двери, обитой железным листом, и начал тщательно прощупывать один из швов внизу правой штанины. Ага, вот она, есть… Старший лейтенант извлек кусочек тоненькой стальной проволочки и, подогнув ногу, аккуратненько воткнул острие в едва заметную дырочку в боковине каблука левого ботинка. Проделав эту малопонятную манипуляцию, Скат снова вернул проволочку в «шовный тайник».

– Как там, говоришь, первый спутник пикал? «Бип-бип-бип»?

– Ты бы еще спросил, как первый паровоз кричал, – недовольно отозвался майор. – Я, между прочим, всего на семь лет старше тебя и…

Договорить Орехов не успел, поскольку сначала за дверью послышались голоса, а потом лязгнул замок, и в камеру вошли в сопровождении часового, вооруженного короткоствольным автоматом, двое: европеец и китаец с приметным шрамом на щеке. Обоих майор сразу узнал: именно те, что оставались на борту флагманского катера и руководили захватом мотобота.

– Добрый день, господа! – по-английски поприветствовал пленников Воронин. Причем настолько учтиво, что и последнему балбесу сразу стало бы ясно – издевается. – Как вы себя чувствуете? Нет ли жалоб на условия содержания?

– А не пошел бы ты… – почти равнодушно по-русски пробурчал в ответ Катков и ядовито добавил: – Кто тебе произношение ставил, сэр? Училка из тамбовской деревни?

– Вот, сами можете выбрать, – не обращая внимания на издевку старлея, повернулся Стас к Меченому. – Каждый хорош по-своему.

– Он что, на нас жениться задумал? – ухмыляясь, насторожился майор. – Так я не согласная…

– На Востоке мнение невесты частенько никого не интересует, – загадочно улыбнулся Воронин. – Что ж, раз жалоб нет, то мы можем спокойно удалиться. Сейчас вас покормят. Набирайтесь сил – они вам пригодятся…

Дверь снова с лязгом закрылась, но минут через десять открылась снова и пленникам действительно принесли большой поднос с обедом. Скат долго с недоверием смотрел на добрый десяток чашек и плошек, заполненных самой разнообразной снедью. Все это великолепие выглядело очень даже аппетитно – особенно старлею приглянулась солидных размеров горка мяса, примостившаяся поверх плато из белоснежного рассыпчатого риса.

– Слушай, майор, а это нам не снится? – Катков недоуменно посмотрел на товарища и не очень уверенно, словно и в самом деле опасался, что приятный сон сейчас растает, подхватил кусочек мяса и бросил в рот. Мясо было сочным, хорошо прожаренным и очень вкусным. Старлей заметно оживился и, плотоядно улыбаясь, потер ладони. – Налетай, братва, – брат с Севера приехал! Денег девать ему некуда, угощает всех…

Орехов дважды упрашивать себя не заставил, и добрых полчаса спецназовцы воздавали должное неизвестному повару, свое дело знавшему на пять с плюсом, а то и на все шесть. Когда посуда опустела, майор, слегка отяжелевший от непривычно обильной трапезы, решительно подошел к двери и несколько раз грохнул кулаком по гладкому железному листу. Дверь приоткрылась, и сначала в проеме показался ствол автомата, а уж затем выглянуло равнодушно-сонное лицо часового. Ствол качнулся и застыл на уровне груди Орехова, после чего часовой вопросительно кивнул, не спуская пальца со спускового крючка.

– Посуду забирать будете? – по-английски спросил майор и, после секундной заминки, добавил: – Слушай, у тебя закурить не будет? Сигаретку бы, а?

Китаец какое-то время все так же