Морской узел - Дышев Андрей Михайлович

– А как ты думаешь, что он мог грузить в Приморском?

Игнат пожал плечами, покачал перед собой бутылку с газировкой.

– Мало ли… Хотя бы продукты.

– А зачем ему понадобилось несколько мешков гаек и болтов?

Игнат отпил, вздохнул.

– Эх, Кирилл! Как жаль, что ты не можешь задать эти вопросы Гарику! Зачем бизнесмен перевозит с одного места в другое мешки с гайками? А зачем эшелонами перевозят с одного края страны на другой консервы, туалетную бумагу, компьютеры, прокладки? Это же бизнес, Кирилл! У Гарика совсем по-другому были мозги устроены! Он даже в отпуске одной половиной мозга думал о пляже, девочках и барах, а другой – о том, что можно купить подешевле, а продать подороже!

Теперь мне уже очень хотелось, чтобы Игнат так же точно и убедительно ответил на другие вопросы.

– А почему в тот день, семнадцатого, на яхте не было ни Веры, ни Тимофеича?

Игнат даже руками всплеснул, хлопнул в ладоши и покачал головой.

– А я откуда знаю, миленький мой? Вера, может быть, на рынок за мясом поехала. А Тимофеич нажрался и в своей каюте уснул. Твой осведомитель поднимался на яхту? Он каюты осматривал?

– Не горячись, – сказал я. – Просто мне надоело ходить в тумане и набивать себе шишки. Теперь я выяснил то, что хотел.

Игнат, в отличие от меня, любопытством не отличался. Он даже ради приличия не спросил, что я делал после того, как добрался на моторке с парапланеристом до берега и зачем мне понадобилось разыскивать хозяина яхты да опрашивать рыбаков в Приморском. Я раздумывал, стоит ли насильно кормить Игната информационной кашей, как капризного младенца? Рассказать ли ему о том, что бандиты благодаря его глупому благородству (позволил надеть им спасательные жилеты и отправил их за борт, в теплую водичку!) не только благополучно добрались до берега, но уже вычислили мой домашний адрес. Машинально (или все-таки нарочно?) я вынул из кармана амулет Пацана и стал крутить его на пальце. Игнат смотрел на него лишь мгновение, но я готов был поклясться, что он узнал эту вещицу.

– Что-то меня на сон потянуло, – произнес он, снова опускаясь на подушки. – Извини, друг, но у меня совсем нет сил.

– Отдыхай, – ответил я.

– А ты? – слегка насторожился Игнат. Может быть, он подумал, что я собираюсь уплыть на берег? – Ты куда?

– В рубку, – успокоил я его. – Погоню яхту в море. Не нравится мне этот шторм. Нас может сорвать с якоря и выбросить на камни.

Игнат кивнул, прикрыл глаза, но тотчас снова приподнял голову.

– А врач останется?

– Да, он будет здесь до утра… Спи!

Игнат наконец успокоился. Уже через минуту я услышал его тихое и ровное дыхание, какое бывает только у спящего человека. Погасил свет в кают-компании и вышел на палубу.

И все-таки зря я показал ему амулет! Теперь он побоится возвращаться на берег.

А море все так же стонало, выло и ревело. И порывистый ветер лохматил на навесе брезентовые лоскуты. И косой дождь нещадно хлестал по палубе. А из сырого холодного мрака надвигалось нечто тревожное, непознанное, и душу сковывал ледяной ужас.

Глава 25

Когда занялся рассвет

Сняться с якоря оказалось не так-то просто. Едва я завел мотор и проплыл несколько метров, чтобы ослабить натяжение якорной цепи, как волны стали неистово кидать яхту, наклоняя ее то на один, то на другой борт. Я едва смог добраться до лебедки. Волны перекатывали через палубу; мачта, словно маятник, заваливалась из стороны в сторону, и подчас мне казалось, что яхта вот-вот ляжет на борт и затонет. Схватившись за мокрую и скользкую рукоятку лебедки, я принялся поднимать якорь. Море ответило на это еще более яростным гневом. Наверное, оно считало яхту своим трофеем и собиралось полакомиться ею, но тут вдруг появился какой-то дерзкий человек, который пытался распорядиться яхтой по своему усмотрению. Я успел провернуть рычаг только один раз, как меня обдало волной; сам не знаю, как я удержался и не улетел за борт. Пока стихия собиралась с силами, чтобы снова накатить на меня, я сделал еще один оборот. Так мы и забавлялись: после каждого оборота я грудью прижимался к рукоятке и упирался ногами в леерную стойку, и море окатывало меня с ног до головы.

Наконец якорь был поднят, и по кувыркающейся палубе я вернулся в рубку. Крепко задраив двери, я дал полный ход и погнал яхту подальше от опасного берега в непроницаемую черную мглу. Теперь бортовая качка сменила килевую. Нос яхты взлетал на гребень волны, словно на трамплин, какое-то мгновение парил над водой, а затем со всей дури падал на волны и зарывался в воду. Я подумал, что очень правильно поступил мой ангел-хранитель, лишив меня ужина, потому как от этих взлетов и падений меня мутило неудержимо.

Когда огни поселков и маяков уже с трудом можно было различить, я изменил курс и погнал яхту вдоль берега, в сторону нашего города. Игнату это могло не понравиться, но я надеялся, что он крепко спит. В поведении этого странного человека было много несуразностей. Его непоследовательность озадачила меня. То он в одиночку поплыл на «Галс», чтобы отомстить бандитам за смерть своих друзей, да еще упрекнул меня в трусости. А то вдруг испугался приставать к берегу, чтобы бандиты ему не отомстили. Сколько времени в таком случае он думает провести на яхте? Неделю? Месяц? Год? А ежели он их так боится, так какого лешего он отправил их за борт, когда с таким же успехом мог запереть их в трюме, а потом сдать милиции? Чудак? Или это я чудак, потому как не все понимаю?

На последний вопрос у меня не было ответа, и потому я решил действовать по своему усмотрению, не оглядываясь на Игната и не обращая внимания на его странности и капризы. Яхту надо пришвартовать к причалу нашего города и вернуть ее владельцу (то есть тому юному засранцу, которому яхта должна перейти по наследству). Игната надо отправить в больницу, а заодно заставить его написать подробное заявление в милицию, в котором надлежит описать все, что случилось с ним с первого дня его увлекательного плавания на «Галсе». Я с удовольствием помогу ему в этом деле. А потом Игнат будет залечивать раны в больнице, а я буду искать Пацана и всех его сообщников. И сделать это, думается мне, будет нетрудно, потому как они сами ищут меня, и в этом отношении наши с ними интересы полностью совпадают.

Несколько раз, закрепляя штурвал, я спускался в кают-компанию и проверял, жив ли Игнат? Мои познания в медицине были достаточно скромны, но отличить живого человека от мертвого я умел хорошо. Я щупал его запястье и считал пульс. По-моему, температура у Игната спала, сердце билось ровно и спокойно. Заодно я заглядывал в каюту врача. У него тоже было все в порядке, он добросовестно исполнял свой профессиональный долг, и его могучий храп заглушал не только шум волн за бортом, но и звон опустошенной бутылки из-под виски, что скользила по полу.

В третьем часу ночи темнота достигла своего абсолютного значения. Наверное, в это время я проплывал мимо диких пляжей, и нигде не было видно даже самого слабого и робкого огонька. Я не видел вообще ничего – ни моря, ни неба, ни берега, ориентируясь только по стрелке компаса. Весь зримый мир уменьшился до размеров рубки, слабо освещенной зелеными приборными лампочками. Ничего, кроме нее, не существовало. Тщетно я прижимался лбом к мокрому стеклу, пытаясь высмотреть сигнальные огни других кораблей либо далекие огни деревень и поселков. Казалось, что меня занесло в открытый космос, куда-то далеко за пределы Галактики, где нет ни звезд, ни планет, и я болтаюсь там вне времени и пространства, никому не нужный и всеми потерянный. Я не к месту вспомнил о своих похоронах и подумал, что эта нехорошая шутка не понравилась богу, и в наказание он смоделировал вокруг меня потусторонний мир, куда улетают души умерших грешников… Мне стало так нехорошо, так печально, что я, желая немедленно прекратить пытку пустотой, стукнул ногой по двери, и тотчас в рубку ворвался вихрь соленых брызг да несмолкаемый рев волн.