Миссия спасения - Анатолий Михайлович Гончар

глупости. — Пошел, прикрываю! — скомандовал, дал две короткие очереди и, пригнувшись, побежал вслед за остальными.

— Прикрываю! — с легким опозданием крикнул ему Кондратьев, но Банников только замахал на него руками.

— Уходим, уходим! — они временно оказались вне зоны видимости противника, и грех было этим не воспользоваться. Пули свистели вокруг, рубили ветки, сыпали за шиворот сбиваемую с деревьев кору и листву, но в основном летели гораздо выше голов убегающих спецназовцев. Наконец, отрыв от противника стал настолько велик, что лес образовал сплошную стену, ставшую совершенно непреодолимой преградой для автоматных и пулеметных пуль. Противник еще продолжал стрелять, а тяжело дышавшие спецназовцы перешли на шаг. У раненного в руку Логинова обильно текла кровь. Ранение оказалось серьезней, чем думалось, рука висела беспомощной плетью — пуля вошла сразу за кистью, пробила все предплечье, поломав кости, прошла по плечу и, порвав маскхалат, вырвалась со стороны спины.

— Стой. Бинтуй ему руку! — останавливаясь, приказал прапорщик Степанчуку, а сам вытащил из лежавшей в нагрудном кармане упаковки тюбик с обезболивающим, подошел к сержанту, нагнулся, вогнал тому в бедро тонкую иголку и выдавил из тюбика его содержимое. После чего выпрямился и посмотрел на раненого: и без того обычно бледное лицо сержанта стало сейчас серо-пепельным, губы его тряслись, как от холода, и все тело била дрожь от терзающей боли.

— Поторопись, парни, поторопись! — Банников смотрел назад, каждую секунду ожидая появления противника, но тот еще только собирался с силами.

— Идти сможешь? — обращаясь к Логинову, спросил Степанчук.

— Да-а-а, — стуча зубами, отозвался сержант.

— Уходим, — потребовал слышавший разговор Банников и отступление продолжилось.

— Успешно? — первым делом спросил Кошелев, лично встречавший возвращающихся разведчиков.

— Да, — уверенно заявил Банников. Даже с учетом ранения Логинова все прошло более чем гладко. — Эти идиоты спали. Если б знать, можно было бы продолжать движение. Предлагаю двигаться. Считаю, коли они за нами не погнались сразу, то теперь какое-то время будут приходить в себя. Сколько ни пройдем, все будем ближе к границе.

— Думаешь?

— Что думать? Прыгать надо, — в стиле старого анекдота отшутился Банников.

— Тогда я поднимаю гражданских, а ты скажи пацанам.

— Добро, — ответил Банников, и они с командиром разошлись по сторонам. Сильно, очень сильно хотелось пить, но последнюю флягу воды Вадим еще утром отдал Вениамину. Горло саднило, губы ссохлись, во всем теле чувствовалась накопившаяся усталость.

— Парни, уходим! — окликнул он ходивших с ним разведчиков, теперь устало свалившихся под падавшую от деревьев тень.

— Опять? — недовольно фыркнул Кондратьев и сразу получил от Юрцева шуточную оплеуху.

— За что? — обиделся тот.

— Не ворчи, — пояснил свое действие Юрцев, и Кондратьев заткнулся.

— Я иду на максимальном удалении, — перед началом движения Банников принялся шепотом инструктировать идущего вторым Степанчука. — Ты — ушки на макушке. В случае моего встревона твоя первоочередная задача не подставиться. Дальше по обстановке. И внимательно смотреть по сторонам. Меня могут и пропустить. Ясно?

— Так точно.

— Тогда топаем. — И всем: — Глядеть в оба!

Они прошли пару километров, прежде чем выбившийся из сил атташе запросил о привале.

«И то хлеб», — подумал Вадим, отдавая команду на десятиминутный отдых.

— Мам, мне в туалет надо, — наклонившись к уху сидевшей на земле матери, прошептал Вениамин.

— Да вон кустики, — Любовь Алексеевна показала на росший совсем рядом кустарник.

— Мам, мне по-другому надо, а здесь стыдно. Я отойду?

Мать огляделась по сторонам и, не заметив ничего подозрительного, разрешила:

— Ступай, только недалеко.

Мальчишка, согласно замотав головой, в следующую секунду растворился в зелени окружающей листвы. На самом деле Венька схитрил, в туалет ему не хотелось, он только что заметил в глубине леса здоровенную, мелькнувшую за деревьями птицу и, загадав, что это орел, спешил убедиться в своих предположениях. Невидимый в своем костюмчике для сафари, он, как заправский солдат, держа оружие на изготовку, стал подкрадываться к месту, где, по его предположениям, затаился царь всех пернатых.

Они столкнулись почти нос к носу — мальчик и круто экипированный солдат. Кто удивился больше — неизвестно, но реакция Вениамина оказалась быстрее, он резко передернул затвор и тут же нажал на спусковой крючок. Страх придал силы, автомат не вывалился у него из рук, а лишь пошел в сторону, веером разбрасывая пули и прижимая к земле уже почти готовых к последнему броску солдат противника, несколько минут назад обнаруживших русских и при выдвижении на позиции ненароком спугнувших большую птицу.

— Противник справа! — сорвался на крик Юрцев. И тут же, увидев петляющего меж деревьев и тащившего за собой так и не выпущенный из пальцев автомат мальчика: — Веньку не заденьте, Веньку!

С обеих сторон захлестали очереди. В центре вступила в бой тройка Логинова, громко застучал пулемет Павленко, его поддержал автомат Бебикова, к которому тут же присоединились автоматы Глазунова и Казимирова, начали отстреливаться посол и военный атташе. Не прячась, с колена одиночными била по врагу Любовь Алексеевна. С правого фланга, образованного бойцами тыловой тройки, щелкнула винтовка Кирилина.

Оказавшийся вне основного боя, Банников шикнул на замершего Степанчука, вознамерившегося уже рвануть к центру, затем поманил его к себе и, показав Кондратьеву: «Веди наблюдение за флангом», побежал вперед, постепенно забирая вправо в сторону ведшего огонь противника. Вскоре они углубились далеко в лес. Здесь тоже были слышны выстрелы. Но они казались далекими и почти мультяшными, даже пули, изредка все же свистевшие где-то в вышине, не воспринимались реальными.

«Теперь тихо, медленно» — знаками показал Вадим и, пригнувшись, направился точно туда, откуда слышались выстрелы вражеского оружия. Чем ближе они подходили, тем чаще вокруг летели пули.

«Не хватало еще от дружеского огня сдохнуть», — подумал Банников. Он продвигался, стараясь все время оставаться за стволами деревьев, укрывавших его как от нечаянных взглядов противника, так и от пуль собственных товарищей. Когда до врагов осталось рукой подать, Вадим остановился и, прижавшись к коре здоровенного эвкалипта, постарался восстановить участившееся дыхание. За его спиной так же часто дышал запыхавшийся Руслан. Банников повернулся к нему и принялся объяснять дальнейшие действия.

«Сейчас выползаем, — показал он, — ты вправо, я влево. Осматриваемся. Всех врагов надо увидеть. Понял? Всех. И по моей команде: то есть я открываю огонь, ты следом. Понял?»

Степанчук интенсивно закивал, и они расползлись в стороны. Казалось, прошла целая вечность, прежде чем Вадим убедился, что видит или хотя бы определяет месторасположение всех противников. А убедившись, сразу же открыл огонь. Руслан мгновенно присоединился. Стреляя в спину, Банников не испытывал ни малейших угрызений совести. Было бы еще перед кем совеститься — перед врагом, пытающимся задавить тебя численным и техническим превосходством? К тому же война и понятие чести практически несовместимы. Война —