Открытая рана - Сергей Иванович Зверев

— быстро тормознут. Сейчас здесь текла размеренная и достаточно сытая жизнь, которую западноукраинские крестьяне представить себе не могли при польских панах и австрийских хозяевах.

— Да, на дорогах уже не стреляют, — сказал Сергей. — Подвывели мы бандеровцев. Сейчас добиваем остатки. Думаю, и сам Бандера за границей долго не протянет. Настигнет его советское правосудие.

— Я обеими руками за.

— Вот только, скажу тебе, перемололи мы тех, кто с оружием. Но злоба и ненависть никуда не делись. Мне кажется, это какой-то зверь, который здесь живет в людях и не дает им успокоиться, талдычит: «Убей чужих, разори дома и колхозы». Настроения такие встречаются, притом массово… У нас жена военного работает. Пришла в магазин за мясом. И представь, ей продавщица чуть не в лицо это мясо бросает со словами: «Уезжайте вы все отсюда, кацапы! А то скоро крыши вашей кровушкой в красный цвет будем красить!»

— И что с этой мразью сделали?

— Да ничего. Тут многие такие. Когда русскому специалисту не кто иной, как милиционер, говорит: «Ехал бы ты, москаль, отсюда. Без вас воздух чище». Представь, какие настроения среди простого народа. И ведь умом понимают, что жить стали лучше, что открылись прекрасные перспективы получить работу по душе, образование, вырваться из своих сел в большой мир. Так нет же, все злобятся, на портрет своего Бандеры по ночам молятся. Приучили мы их сидеть спокойно и тихо. К обрезу рука их уже не тянется — и ладно… Сколько поколений должно пройти, пока тут будет только наш, советский, человек?

— Он здесь давно есть.

— Есть, конечно. Поддержка преобразований в народе растет. Да и вбитый поляками и австрияками рабский пиетет перед властью помогает. Но все же… Кровью они крыши красить будут.

— А Ленковский, — перевел я разговор на значимую тему. — Он наш, советский?

— Еще какой! — воскликнул Сергей. — Он был предан делу коммунизма, как бы это лучше сказать, фанатично. Как только началась война, тут же добровольцем ушел на фронт. Знаешь, а ведь он бросился на дот грудью, когда наш взвод прижали. Ни секунды не думая. Как Матросов. На его счастье, пулемет заклинило, и появилась возможность кинуть в амбразуру гранату.

— Ничего себе. — Я был очень сильно удивлен — такого я от физика не ожидал.

— После второй контузии, в 1944 году, его списали на гражданку. И он по комсомольскому призыву добровольно вызвался быть сельским учителем. Сам знаешь, это был тогда самоубийственный шаг. Тебе же известно, что творили бандеровцы с учителями. Но он вызвался. И еще хорошо так поучаствовал в формировании и деятельности отряда «ястребков». На редкость отважный и преданный человек.

Я вздохнул. Опять накатили воспоминания. Лес. Раскачивающееся под порывами ветра тело повешенного председателя сельсовета. Готовый к страшной казни, не сломленный сельский учитель. Потом он доучивался на физическом факультете МГУ. Там на него обратили внимание люди из Проекта.

— А что с его родителями? — спросил я. — Какая-то мутная история.

— Да все просто. Ленковский происходит из маленького западенского городишки, находившегося на территории Польши. Родители-селяне погибли от голода тридцать первого года. Ну а дальше что ждет беспризорника? Приют.

— У него ведь брат был.

— Был, да сплыл. Святозар… Там история такая интересная и драматичная. В приюте выяснилось, что оба брата обладают незаурядными математическими способностями. И они попали под благотворительную акцию Казимира Замойского. Был такой польский магнат и меценат, вдохновившийся утопическими учениями и собиравший одаренных детей, с которыми, как он полагал, будет построено общество разумных граждан, а неразумные сами сдохнут. Только разумные приведут буржуазную Польшу к высотам науки, благостности и процветания. В результате братья оказались в школе для одаренных детей. А по окончании разъехались — Михайло в Львовский университет, а Святозар — в Варшавский.

— И что, дальше не общались?

— Даже не переписывались. Кошка черная пробежала между ними именно по идейным соображениям. Святозару задурили голову сказками про великую Польшу от моря до моря. А Михаил в университете был в подпольной комсомольской организации. А в 1939 году стал активистом, когда советские войска пришли. Помогал создавать комсомольские ячейки. Агитировал за колхозы. И на фронт ушел, ни секунды не думая, — воевать за социалистическую Родину.

Мы добрались до ближайшего районного центра. Я уже узнал от Сергея все, что мне было нужно. Тепло распрощался с ним. Отправился в местный отдел МГБ.

Там меня встретили благожелательно. Дали служебную машину. И я вскоре был во Львове. Принялся паковать чемоданы. Запланированные мероприятия выполнил. Пора возвращаться в Москву.

Ничего особенно ценного я не выведал. Но все же польза от поездки была. Мнение свое я составил: Михаил Ленковский не из тех людей, которые способны предать. Или я ошибаюсь, и все-таки из тех? Предатели бывают ведь разные. Хотя очень не похоже. Тогда какова его роль в этой запутанной истории?

Полковник Беляков выслушал доклад, глядя на меня с насмешливым прищуром.

— Лирика, высокие чувства и никакой конкретики, — сделал он напрашивающееся заключение. — Хорошо хоть прокатился? Молодость вспомнил?

— Вспомнил.

— Ну балабол. Неделю потратил, а воз и ныне там… Ох, Ваня, будишь ты во мне зверя.

— Может, и не зря прокатился.

— Хорош языком чесать. Иди работай. Заодно глянешь, что твои коллеги за неделю накопали, пока ты пребывал в объятиях ностальгии.

Вот умеет Беляков загнуть словеса, когда злится.

За неделю, что меня не было, наработали немало. И когда читал протоколы допросов, сердце вдруг екнуло. Что-то начинало складываться. Но подозрения были достаточно абсурдными, на грани фантастики. Хотя нет такого абсурда, который бы не стал былью…

Глава 35

Я застал Добрынина в кабинете, внимательно изучающего газету и что-то в ней усердно подчеркивающего красным и синим карандашами.

— Так, в Малом театре «Горе от ума» — не нравится мне это, — нахмурился он.

— Чего так? — спросил я.

— Стихотворная рифма, занудство и нравоучения. А по Чацкому контрразведка плачет. Все время за границей ошивается. Ведет антигосударственную пропаганду. Возможно, связан с зарубежными разведывательными службами.

— Ух ты, — с уважением произнес я, устраиваясь поудобнее на стуле. С такой точки зрения на творение Грибоедова я не смотрел.

— Филиал малого. «Бесприданница». Чертовы занудные рыдания по женской доле во времена царизма и реакции… Театр драмы и комедии — «Дворянское гнездо»… Театр Красной Армии — «Учитель танцев».

Карандаши только и порхали по газете. Красным отмечалось то, куда идти не надо. Синий — надо подумать. Двойная синяя линия — идти обязательно.

Добрынин у нас театрал. Впрочем, у каждого свои слабости и недостатки — нужно бояться тех, у кого их нет. Его любимое занятие в