Спартачок. Двадцать дней войны - Владимир Борисович Журавлев

к спасительным развалинам… и вбежал в облако разрыва мины. Майор упал на мерзлую землю. Всхлипнул, кое-как поднялся, неимоверным напряжением всех сил затащил легкое тело Грошева себе на плечи и побрел, зачем-то шепотом объясняя беспомощному другу на ходу:

— Это война, коммуняка, просто война…

Глава 16

День восемнадцатый

В углу подвала у тактического экрана тихо бормотал оператор. Майор прошелся вдоль топчанов, с удовольствием сделал несколько гимнастических упражнений и этим удовлетворился — хорошего помаленьку, особенно когда это хорошее дается тяжело.

— Поллитра, наводи марафет! — весело посоветовал он замполиту. — «Птичку» садят на профилактику, эвакуаторы на паузе. Значит, скоро к нам на обогрев заглянет медсестричка Тамара! И-эх! Мы с Тамарой ходим парой, санитары мы с Тамарой…

Замполит зыркнул угрюмо и промолчал. После того, как ему отказали в отпуске, он ушел в себя и практически ни с кем не разговаривал, попытки майора растормошить его пока что результата не давали, но майор смотрел в будущее с оптимизмом. Как говорится, жизнь лечит все душевные раны, а смерть еще лучше!

— А хороший подвал забацали бабаи! — сказал неугомонный майор. — Железобетонный! Только рыбой почему-то воняет! Должно вонять прелыми носками, а воняет рыбой! Коммуняка, как думаешь, почему?

— Рыбный холодильник был, — отозвался Грошев из дальнего угла.

— Рыбный? С карагача рухнул? Какая рыба в степи⁈

— Привозная, вот какая.

— Тоже верно! — легко согласился майор. — Каспий еще не пересох, ну и наши вкругаля приторговывают! Кому война, а кому… О, Тамарочка! Заходи, пожалуйста, оставайся, Тома, с нами оставайся, ай Тамара-джан!

Два бойца поставили сложенные носилки к стене, с них тут же закапало красное.

— Болтун! — устало буркнула женщина средних лет в камуфляже и тяжело присела на лавку.

— Зато обаятельный! — не смутился майор.

Молча пришел Грошев, аккуратно передал медсестре в руки горячую кружку с кофе, потом притащил по кружке носильщикам. Его даже не поблагодарили, настолько устали.

— Сестра, ты помнишь, как из боя меня ты вынесла в санбат? — неожиданно чистым баритоном вдруг пропел майор. — Остались живы мы с тобой в тот раз, товарищ мой и брат…

— Ты, оказывается, умеешь петь, — вдруг недовольно буркнул замполит. — А чего придуривался?

— Не придуривался, а стимула не было! — наставительно сказал майор. — А сейчас у меня вон какой стимул! Я ей спою, а она меня вынесет из боя… у-у, какая выгода!

— Такого жирдяя только мне и выносить, — вздохнула женщина. — Как попадется на эвакуацию вот такой, да еще с броником — хоть плачь…

— А как раньше, в нашу священную войну? — коварно поинтересовался майор. — Как-то же выносили? Я точно знаю, в детстве книгу читал! «Четвертая высота» называется! Там санинструктор — бывшая актриска, не колхозанка! — кучу народу на плечах вытащила! Через осеннюю реку! Героиней стала! Как-то же она могла? Как ее там…

— Гуля Королева, — внезапно сказал Грошев. — На самом деле — Мариэтта. Девочка-мажор, дочь очень обеспеченных родителей, киевлянка. Через семейные связи сыграла в паре фанерных фильмов с колхозами и вредителями, за что была обласкана партией и правительством. Училась в элитной школе, среди детей начальников, вместе с сыном Пятакова. Спортсменка-пловчиха, плюс отличное питание и комфортная столичная жизнь — в результате на полголовы выше большинства недокормленных мужчин того времени и вдвое их шире. После школы, естественно, институт, какая-то мутная история с отцом ребенка — то ли его не было, то ли было двое — но ребенка она в итоге бросила и ушла на фронт. Где стала санинструктором и, естественно, походной женой командира батальона. Вот она да, и вытаскивала раненых на себе, и через реку вплавь. Но там такая баба была — на общей фотографии выше мужиков, с мужицким телосложением, с цигаркой во рту… не Гуля вовсе, а Гулища. Героически погибла в атаке, повела солдат за собой. Они там все погибли — и ее подруга-санинструктор, и все командиры, которые до нее в атаку поднимали, и сожитель-комбат. Видите ли, высоту требовалось захватить, а это ж только в лоб, чтоб тысячу положить, не менее, а лучше, если больше. Мы ж не можем отсечь от снабжения, окружить, а потом перепахать артиллерией, мы ж только так… вон как сейчас многоэтажки за каналом берем, тоже в лоб. Их там посмертно всех наградили. Но наградили всех, а знатные писатели в родне были только у Королевой. Так что эти знатные писатели быстренько нашли способную писательницу, и она увековечила подвиг Гули в очень хорошей книге. И на обложку поместила фотографию пятнадцатилетней девочки — вроде как именно вот эта нежная и трепетная с детским именем Гуля раненых вытаскивала и в атаку поднимала. Очень романтично получилось, хороший маркетинговый ход. Изданный многотысячными тиражами. Благодаря этой книге ее родители до конца жизни кормились с квартиры-музея Гули Королевой. Ну а ее однополчане остались на той высоте безымянными — и герои, и трусы, и хрупкие девушки… все. На них именитой писательской родни не хватило. Вот это то, что касается «Четвертой высоты».

— Умеешь ты в душу плюнуть! — сказал майор в тишине. — Но согласись, что она была героиней!

— Очень здоровой, — поправил Грошев хмуро. — И не героиней, орден «Боевого Красного знамени» у нее, про героинь мы не знаем, если у них знаменитых писателей в родне не нашлось. Но да — девочка-мажор, однако воевала. Не отсиживалась в Ташкенте, как большинство.

— И еще раз в душу плюнул! — с удовольствием констатировал майор. — Замполлитра, возьми его на карандаш! Порочит наше священное прошлое!.. Кстати, именитая родня героини — это кто? Ну, чтоб знать, на кого ты лапку задираешь!

— У нас — Михалков, — равнодушно отозвался Грошев. — У вас вроде как Маршак.

— Это как это? — изумился майор. — Так кому она родня⁈

— Да все они там меж собой родня, если покопаться.

Грошев вдруг развернулся ко входу. Прислушался. Буркнул что-то вроде «некстати» и ушел в свой угол. А в подземный бункер шумно спустился командир бригады. Бойцы-носильщики подскочили, не зная, куда девать кружки с кофе.

— Попрятались? — с презрением сказал офицер. — Бегом на маршрут! Сволочи…

Потом он уставился на майора, отдельно на вскочившего с лежака замполита. Смерил взглядом, и расхристанно-мирный вид офицеров командиру бригады явно не понравился.

—