Адвокат - Гришэм Джон

— Привет, Микки, — повернулся ко мне Гэско.

— Какого черта?! — От рева Мордехая содрогнулись стены. Один из копов в испуге схватился за револьвер.

— Мы должны произвести обыск. — Гэско шагнул к Мордехаю и протянул ордер. — Мистер Грин, если не ошибаюсь?

— Не ошибаетесь.

— Что вы собираетесь искать? — спросил я у Гэско.

— Все то же. Отдайте сами, и мы с радостью уберемся вон.

— Его здесь нет.

— О каком досье идет речь? — глядя в постановление на обыск, осведомился Мордехай.

— Дело о выселении, — пояснил я.

— Вызова в суд я так и не дождался, — уронил Гэско. В двух полисменах я узнал Лилли и Блоуэра. — А как обещали!

— Проваливайте отсюда! — обрела голос София, заметив шагнувшего к ней Блоуэра.

— Послушайте, леди, — презрительно произнес Гэско, которому не терпелось проявить власть, — есть два выхода из создавшегося положения. Первый — вы опускаете свою старую задницу на стул и не издаете больше ни звука. Второй — мы надеваем на вас наручники, и следующие два часа вы проводите в полицейском фургоне.

Лилли пошел вдоль стен, заглядывая в каморки. Сзади ко мне неслышно приблизилась Руби.

— Расслабься, — посоветовал Мордехай Софии.

— Что наверху? — спросил Гэско.

— Архив, — ответил Мордехай.

— Ваш?

— Да.

— Его там нет, — предупредил я. — Вы теряете время даром.

— Значит, даром, — согласился лейтенант.

Новый посетитель распахнул дверь и при виде полицейской формы попятился. Я предложил Руби присоединиться к нему. Она ушла. Мы с Мордехаем закрылись у него в кабинете.

— Где досье? — негромко спросил Грин.

— Его здесь нет, клянусь. Это вопиющий произвол.

— Ордер оформлен по всем правилам. Имела место кража, и вполне резонно предположить, что досье находится у того, кто его похитил.

Мне хотелось выдать что-нибудь сногсшибательное, эдакий юридический перл, чтобы от копов и следа не осталось, но ничего хорошего на ум не приходило. Я почувствовал жгучий стыд за то, что спровоцировал обыск в конторе.

— А копию ты сделал?

— Да.

— Не хочешь вернуть оригинал?

— Не могу. Это будет равнозначно их оправданию. Строго говоря, у них нет стопроцентной уверенности, что досье у меня. Кроме того, если я верну оригинал, они сообразят, что существует копия.

Почесав в бороде, Мордехай согласился. Мы вышли из кабинета в тот момент, когда Лилли неловким движением обрушил на пол гору папок со стула. София опять закричала, на нее заорал Гэско. Оскорбление словом грозило перейти в оскорбление действием.

Я запер входную дверь — происходящее в конторе нашим клиентам лучше не видеть.

— Вот как мы поступим, — громко объявил Мордехай.

Полисмены неуверенно обернулись. Что ни говори, обыск в юридической конторе — совсем не то, что вечерний обход переполненных баров.

— Нужного вам досье здесь нет. Примите как данность. Можете смотреть любые папки, но не читать документов. Нарушать конфиденциальность не позволено никому. Договорились?

Подручные взглянули на Гэско, тот безучастно пожал плечами.

В сопровождении шести копов мы с Мордехаем прошли в мой кабинет. Я принялся выдвигать ящики стола. Гэско ехидно прошептал у меня за спиной:

— Чудненький офис.

Снимая со стеллажа папку за папкой, я подносил каждую к носу лейтенанта и ставил на место. С понедельника в моем производстве находилось не много дел.

Мордехай вышел. Когда Гэско оповестил, что обыск закончен, мы всей оравой вернулись в большую комнату. Мордехай говорил по телефону:

— Да, судья, благодарю вас. Да, лейтенант рядом. — Он с улыбкой протянул трубку Гэско: — С вами хочет пообщаться судья Киснер, тот самый, что выписал ордер на обыск.

Гэско скорчил мину, будто ему предстояло дотронуться до прокаженного.

— Лейтенант Гэско слушает. — Трубка не касалась уха.

— Джентльмены, — обратился Мордехай к полицейским, — вы имеете право обыскать только эту комнату. В кабинеты вам доступа нет. Распоряжение судьи.

— Да, сэр, — буркнул Гэско и положил трубку.

Около часа мы наблюдали, как копы рылись в столах.

Давно сообразив, что обыск никаких результатов не даст, они явно играли у нас на нервах, медленно снимая с полок папки и сборники законов, покрытые толстым слоем пыли.

Кое-где пришлось потревожить паутину. Каждая папка имела отпечатанное или написанное от руки название. Двое копов под диктовку Гэско записывали заголовки в блокноты. Долгая и безнадежно скучная процедура.

Столом Софии они занялись в последнюю очередь. София сама, тщательно выговаривая каждую букву, продиктовала им названия своих папок. Полисмены старались держаться от нее подальше. Ящики стола София выдвинула ровно настолько, чтобы в образовавшуюся щель можно было увидеть содержимое. Шкафчик с ее личными вещами не заинтересовал никого. Я был убежден, что в нем она держит целый арсенал.

Из конторы копы ушли не попрощавшись.

Я принес Софии и Мордехаю извинения за испорченное утро и скрылся в кабинете.

Глава 23

Под номером пять в списке выселенных числился Келвин Лем. В городе насчитывалось около десяти тысяч бездомных, и примерно столько же папок лежало на стеллажах и в архиве конторы на Четырнадцатой улице. Упомнить всех клиентов было невозможно, однако имена почти всегда вызывали у Грина какие-то ассоциации. Так получилось и с Лемом.

Мордехай имел дело с общественными кухнями, приютами, благотворителями, священниками, полицейскими и коллегами — адвокатами бездомных. С наступлением темноты мы отправились в центр города, в церковь, зажатую между красивым административным зданием и роскошным отелем. Подвал храма, довольно просторное помещение, был уставлен рядами складных столов; люди ели и разговаривали. Заведение разительно отличалось от знакомых мне общественных кухонь с их неизбежным супом: на тарелках лежали кукуруза, жареный картофель, куски цыпленка или индейки, фруктовый салат, хлеб. Запах пищи напомнил мне об ужине.

— Я не забегал сюда несколько лет, — сказал Мордехай, стоя у входа. — Они кормят здесь триста человек в день. Поразительно, не правда ли?

— Откуда берутся продукты?

— Из центральной кухни, мы были там, это в здании БАСН. Им удалось создать эффективную систему сбора излишков в городских ресторанах. Не объедков, а нормальных продуктов, которые испортятся, если их быстро не пустить в дело. Несколько авторефрижераторов объезжают город и свозят продукты на кухню, где готовят обеды, замораживают и распределяют по приютам. Больше двух тысяч порций в день.

— Еда выглядит аппетитно.

— Она и впрямь хороша.

К нам подошла молодая женщина Лиза, местный администратор. Мордехай был знаком с ее предшественником.

Пока они вели негромкий разговор, я рассматривал зал.

Мне бросилось в глаза нечто неожиданное. Среди бездомных существовала иерархия, объединенные общей бедой люди стояли на разных ступенях социально-экономической лестницы. Вот компания — человек шесть — оживленно делится впечатлениями о последнем баскетбольном матче, который транслировало вчера телевидение. Мужчины довольно прилично одеты, и если бы один не орудовал ножом и вилкой в перчатках, группа легко могла сойти за обычных посетителей бара в рабочем районе, никто не догадался бы, что у болельщиков нет жилья. Через столик от компании мрачный тип в темных очках, грязном поношенном пальто и резиновых сапогах, точь-в-точь Мистер в день смерти, руками рвет на части цыпленка.

Совершенно ясно, что образ жизни его и болельщиков разный. Соседи по сравнению с ним кажутся беззаботными пташками. Они пользуются горячей водой и мылом, а типу на подобные мелочи плевать. Компания наверняка ночует в приюте, он же привык спать в парке, подле голубей.

Тем не менее все они бездомные.

О Келвине Леме Лиза не слышала. Пообещав навести справки, она двинулась между столиками, периодически наклоняясь к едокам.

Мордехай представил меня молодому человеку, он оказался, к моему удивлению, коллегой: работал в крупной юридической фирме и на благотворительных началах сотрудничал с городской адвокатской конторой для бездомных. Познакомились они с Мордехаем год назад, во время кампании по сбору средств для неимущих. Минут пять мы побеседовали на чисто профессиональные темы, потом парень скрылся в небольшой комнате по соседству с залом; там в течение трех часов ему предстояло вести прием.