Обыкновенная война - Борис Геннадьевич Цеханович

– Борис Геннадьевич, полковник был капитально возмущён и приказал: как только вы прибудете – прибыть к нему.

Отдав необходимые распоряжения, неохотно побрёл в палатку начальника. На протяжение всего этого неприятного разговора мне приходилось оправдываться, врать, выкручиваться, обещать всё исправить и впредь не допускать. Ссылался на погодные условия, густую грязь и ещё на тысячу других причин, что мало его успокаивало. Сейчас вся надежда была на техника. Из палатки начальника артиллерии я вышел в отвратительном настроении. Построил батарею и подвёл неутешительные итоги выхода. Завтра выезжаем обратно в полном составе, за исключением машин Снытко и Кушмелёва, поэтому всё внимание подготовке техники. Через час приехал подполковник Богатов и также активно обругал меня за состояние техники и самовольное возвращение в лагерь. Оказывается, мы не доехали до места занятия дивизиона триста метров: они даже слышали гул наших двигателей. Да…, день был испорчен и остаток его прошёл в рутинных делах. Вечернее совещание у Шпанагеля было полностью построено на моей батарее и выходе на занятие. Всё совещание пришлось простоять по стойке «Смирно», выслушивая нелепые высказывания начальника, что в развале Армии виноваты такие как я. А я то до сих пор считал, «по наивности», что наоборот – на таких как я Армия и держится. В препаскудном состоянии лёг спать.

С утра всё закрутилось по новой, опять в составе колонны дивизиона выехали в район занятия. Низко над полем стелился туман, но до хутора добрались без происшествий. Здесь решил остановиться осмотреть машины и набрать воды. Солдатам дал время десять минут умыться, но в этот момент подъехал на ПРП начальник артиллерии полка. Опять обматерив меня, приказал двигаться на занятия. За эти несколько минут, которые мы были на хуторе, туман быстро развеялся, появилось солнце и кругом всё засверкало. Мгновенно начал таять снег, и мы мчались по дороге, весело разбрызгивая грязь и воду. В район прибыли без потерь. Дивизион уже развернулся и занимался выверкой прицельных приспособлений. Видимость была прекрасная, как говорят лётчики – миллион на миллион. Я остановил колонну и, не вылезая из машины, стал осматривать местность. Впереди расстилалось огромное поле, на котором виднелись какие-то группы приземистых построек. В четырёх километрах от нас поле плавно переходило в небольшой высоты хребет, за которым был Грозный, откуда доносился отдалённый гул артиллерийских разрывов. В километрах двух от нас на поле стояли сеялка, комбайн и другие сельскохозяйственные агрегаты. Вот их мы и взяли за цели. Ко мне подошёл командир дивизиона Андрюха Князев и предложил посоревноваться: кто первый уничтожит сеялку на поле, на что я с азартом согласился. По нашей команде моя противотанковая установка и самоходка выдвинулись на рубеж открытия огня. Первой, с характерным шипением, к цели ушла противотанковая ракета, но к моему искреннему сожалению мимо. Затем выстрелила САУ и попала в сеялку, красиво разметав куски металла в разные стороны. Вторая ракета попала уже в груду металла и соревнование было нами проиграно. Но это не испортило моего настроения. Дальше каждый стал заниматься самостоятельно. Следующим на рубеж вышел на своей машине младший сержант Кабаков. Как командир он был слабоват, а как оператор вообще – ноль. Но учить его надо было. По радиостанции дал целеуказание и назначил ему цель – комбайн на поле. Кабаков мучительно долго вертел визиром в разные стороны, пытаясь найти цель, а пусковая установка с пятью ракетами, подвывая работающими двигателями горизонтальной и вертикальной наводки, добросовестно поворачивалась за визиром и я уже стал бояться, как бы Кабаков не навёл в какую-нибудь самоходку и не выстрелил. И всё-таки он нашёл цель, но естественно превышение одной трети высоты, при прицеливании над целью, он не сделал, в результате чего ракета сошла с направляющей, сделала небольшую горку и воткнулась в ста пятидесяти метрах впереди противотанковой установки. Двигатель ракеты яростно шумел и выл, продолжая работать, выкидывая высоко в воздух пламя, все начали приседать и прятаться в укрытия. Через две минуты двигатель должен закончить работать и ещё через пару минут сработает самоликвидатор и ПТУР взорвётся. Так оно и произошло – прогремел взрыв и во все стороны полетела грязь и комья земли.

– Кабаков, второй ракетой – Огонь!

Вторая ракета сошла с направляющей, но сержант не сумел взять над ней контроль, и ракета по крутой траектории унеслась вверх, потом пошла горизонтально и взорвалась над хребтом. На этом для него стрельба закончилась. Я начал пропускать других операторов и всё опять наладилось. Вместе с дивизионом мы начали методически расстреливать всё, что стояло на поле и постройки на его краю, даже особо не задумываясь, что наносим ущерб местным земледельцам. Попытался организовать стрельбу взводом, с марша. Но не получилось, стали барахлить машины, да и местность не совсем позволяла развернуть взвод. А через час к нам подъехали три противотанковые установки и БРДМ – это оказались противотанкисты 27 дивизии – с Тоцких лагерей. Разговорился с их командиром батареи и тот был удивлён тем, с какими проблемами мне приходится сталкиваться. Их начальство поступило по другому: вместо батареи полного состава они отобрали три самые лучшие установки – один взвод. Два командирских БРДМ и посчитали, что этого достаточно для противотанковой обороны полка. Естественно у командира батареи нет таких проблем с техникой, как у меня.

Закончил занятие и стал потихоньку двигаться в сторону лагеря и опять начались проблемы с техникой: то одна машина, то другая стали отставать или останавливаться. Дотянули до хутора, здесь остановились, чтобы набрать воды и посмотреть машины, а минут через десять подъехал подполковник Богатов, который опять обматерил меня за остановку в населённом пункте, да заодно и за состояние техники. Последнее время, особенно после пьянки в эшелоне, он стал относиться ко мне, и к батарее очень плохо. Не упустил случая, чтобы и сейчас высказать своё негативное отношение к нам. Проглотил я и это. Двинулись дальше. Как только прибыли в лагерь, сразу же решительно направился к полковнику Шпанагелю и быстро доказал, что такое боевое слаживание окончательно добьёт мне технику, и что я прошу три дня для приведения её в порядок. Полковник горестно вздохнул, но был вынужден согласиться с моими доводами.

Вернулся в батарею и собрал совещание. Спросил офицеров – что будем делать и у кого какие есть предложения? Конечно, предложений не поступило, лишь