Боги Севера - Дмитрий Анатолиевич Емельянов

— Хорошо, завтра на рассвете!

* * *

Ольгерд стоял часовым на первом посту, ближе него к шатру виднелся второй охранник, а еще где-то был и третий. Он не стал вдаваться в подробности, хотя вся эта суета показалась ему странной. «Видимо, Рорик нервничает», — подумал он и успокоился. Действительно, эти переговоры решали очень многие вопросы на долгие годы вперед. Поправив шапку, Ольгерд прищурился на яркий диск солнца, поднимающийся над лесом, и взглянул на стены: даже отсюда была заметна суета, царящая в городище. Наконец створки ворот начали расходиться и показались вожди трех племен суми.

Они шли мимо Ольгерда — почти все белоголовые, с окладистыми бородами. Старейшины трех родов двигались степенно, в соответствии с важностью и силой рода. Первым шел Олави и верхушка куйвасту, за ними возвышался Ильмаринен и его родня, а замыкали шествие юхани. Все старейшины и вожди были в лучшей одежде, в основном из меха и кожи, как заметил Ольгерд. Также его острый глаз выцепил много побрякушек из серебра и янтаря, но хорошее сукно могли позволить себе лишь немногие.

Вдруг нехорошим предчувствием у него екнуло сердце. В группе старейшин куйвасту он увидел Вяйнериса. Старик единственный, кто шел в простой льняной рубахе, без мехов и украшений. Ветер развевал его нечесаную бороду.

Рорик встречал послов у входа в шатер вместе со своими ближниками. Это тоже не понравились Ольгерду: странно, чего это он — не гостей же дорогих привечает? Послы проходили в шатер и степенно раскланивались с конунгом и его дружинниками. Когда за последним из них опустился полог, к выходу встали два мечника с обнаженными клинками. Время тянулось медленно, и Ольгерд, переминаясь с ноги на ногу, мучился от скуки. «Интересно, — подумал он, — когда договорятся, можно будет зайти в городище? Если Вяйнерис здесь, то и Ирана тоже должна быть в городе». От возможной встречи ему вдруг стало легко и весело, он даже задорно ткнул Фрикки, но тот пребывал в унылой задумчивости и радости друга не оценил.

Полог шатра откинулся, и вышедший Озмун, подав знак, крикнул:

— Подавайте! Послы обедать будут.

Один за другим стали заходить люди конунга с подносами. Закрыв за ними полог, последним зашел Озмун.

Фрикки тяжело вздохнул.

— Это ж сколько еды они принесли, а я с утра не жравши…

Он не докончил фразу, как из шатра донесся грохот и крики, а затем жуткий отчаянный вопль. Ольгерд и Фрикки бросились к шатру. Полотнище ходило ходуном! Внутри слышались удары железа о железо и отборная брань. Не на шутку встревоженный Ольгерд и еще с десяток бойцов, что были поблизости, рванулись было в шатер, но на пути у них встали меченосцы.

Один из них, выставив вперед пятерню, заорал:

— Без вас разберутся, не лезьте!

Толпа, подпирающая Ольгерда в спину, остановилась, а из шатра вдруг выскочил Фарлан с обнаженным мечом в руке. Глаза его дико вращались, а с меча капала свежая кровь.

— Чего собрались⁈ Кто приказал оставить посты⁈ Быстро по местам!

Дружинники, непривычные к такому обращению, заворчали и начали разбредаться, но ушли недалеко. В итоге вся дружина кучками собралась вокруг шатра в ожидании разъяснений. Ждать пришлось недолго. Через пару мгновений выскочил Рорик, нервный и напряженный. Вслед за ним ближники вытащили окровавленного Олави и бросили тело на снег.

Рорик, набрав воздуха и выдохнув, закричал, обращаясь к ошеломленной дружине:

— Этот человек предал наше доверие! Нарушил договор и за нашей спиной сговорился с врагами. Он, как ползучая гадина, хотел ужалить нас исподтишка! Что мне сделать с ним?

— Смерть!

Донеслось несколько нестройных голосов, и Рорик яростно заорал:

— Что мне сделать с человеком, предавшим своего конунга?

— Смерть!

— Смерть ему!

Теперь уже дружно вопила вся дружина, и удовлетворенный Рорик нагнулся к самому лицу вождя куйвасту.

— Ты хотел говорить со мной на равных? Ты, жалкий никчемный суми, хотел быть равным мне, конунгу Руголанда⁈

Он подал знак, и Олави поставили на колени. Вождь куйвасту поднял голову, встречая взгляд Рорика.

— Ты поклялся милостью Оллердана и нарушил клятву! Отныне не будет ни тебе, ни людям твоим удачи на земле, он такого не прощает!

Не дав закончить, Рорик махнул рукой:

— Кончайте!

Озмун взмахнул мечом, и голова куйвасту покатилась по утоптанному снегу, а Рорик, проводив взглядом голову врага, поднял глаза на собравшихся людей и прорычал, словно зверь:

— На штурм!

Поскольку до дружины не дошло с первого раза, то Рорик выхватил меч и, бешено разинув рот, рявкнул:

— На штурм!

Не оборачиваясь, он побежал первым, а за ним, поднимая заготовленные лестницы, бросилась ближняя дружина.

— Ругола-а-анд! — Эхом загремело по лесу, и после этого наконец пришли в себя все остальные.

— Ругола-а-анд! Ругола-а-анд! — растекаясь, понесся боевой клич, и дружинники один за другим, выхватывая мечи, бросились вдогонку за своим конунгом.

* * *

Городище горело вовсю, освещая зловещим заревом зимнюю ночь. Оставшихся в живых суми победители согнали к реке, и здесь же на скорую руку сооружали помост. Рорик собирался судить бунтарей и мятежников на глазах оставшихся в живых.

Ольгерд до сих пор не понимал до конца, что произошло: как могло все, так хорошо начинавшееся, превратиться в этот чудовищный кошмар? Он все еще был в горячке боя, топорщились обгорелые волосы, рука по-прежнему сжимала обнаженный и мокрый от крови меч, а потрескавшиеся губы шептали:

— Зачем? Зачем?

Он шел вместе со всеми от горящего города и безумно твердил эти слова, но никто не обращал на него внимания. У парня первый бой — пройдет! Оклемается, по первости со всеми такое случается.

Дружина, гоня перед собой пленников, стягивалась к помосту. С одной стороны руголандцы, с другой — подпираемые копьями суми, а Рорик возвышался над толпой в отблесках отблесками пожара.

Обведя бешеным взглядом толпу пленных, он поднял вверх окровавленную руку.

— Все вожди мятежных племен казнены сегодня этой рукой! Вся земля суми, все племена на этой земле навсегда запомнят этот день, и пусть судьба каждого казненного здесь послужит примером для тех, кто еще захочет оспорить мое право на эту землю. Все оставшиеся в живых изменники будут проданы в рабство, а деньги с продажи поделены между дружиной.

Бойцы с радостью восприняли весть и оживленно загалдели, а жмущиеся друг к другу суми вообще плохо понимали, о чем вещает этот страшный человек. Окровавленные и полураздетые, они дрожали от холода, безучастно ожидая конца кошмарного