Не верь, не бойся, не проси. Книга четвёртая - Юлия Ветрова

До понедельника у меня ещё две сессии, но на сердце все выходные кошки скребут – а в понедельник программа выходит в эфир. Без купюр.

Через двадцать минут мне звонит шеф – с поздравлениями. Я побила какой-то там рекорд.

– А ты не хочешь сама стать репортёром? – спрашивает он меня.

Я говорю, что нет. Я давно уже не хочу быть на виду. Хотя вопрос «Почему?» мне постоянно задают.

В нашей тусовке много разных парней. Девчонок – таких, какие водятся у нас – я не люблю и вспоминать про них не хочу. В основном гламурные фифы, которые работу получили через постель. Но что касается парней, тут есть на что посмотреть.

Есть, например, такой Марк Робинсон – по паспорту, правда, Миша Рабунов. Так вот, Марк любит красивых девушек во всех видах. Он может подойти ко мне или кому-то ещё посреди тусовки и спросить:

– Хочешь переспать?

Поначалу я немного фигела. А потом как раз вошла во вкус. С Марком легко и наутро не надо ничего объяснять. Можно просто вместе покурить и уехать домой.

Сам он занимается непонятно чем – то поёт, то снимается в каких-то сериалах, но чаще рекламирует что-нибудь. Но деньги и связи у него есть. Так вот он спрашивает меня после каждой сессии:

– А сама бы ты сниматься не хотела?

Я пожимаю плечами. Объяснять ничего не хочу. Он думает, что это круто – постоянно светиться на страницах журналов и на ТВ. А я просто не хочу.

Другие фотографы тоже предлагали сниматься несколько раз – на тусовках поначалу вообще многие принимали за модель. Но будь моя воля – я не светилась бы вообще нигде.

Другое дело ловить момент, искать, как падает свет. Подмечать в человеке то, что не видит никто другой. И, наверное, народ прав – мне легче делать это в отношении парней. В них я вижу что-то, что не каждый может уловить со стороны. А в девушках, ну… Либо не вижу ничего, кроме крашеных волос, либо они слишком похожи на каждую из череды одноликих любовниц Яра и одним видом причиняют мне боль.

Странно, но никто из парней не напоминает мне Яра – наоборот. В постели я часто думаю, что секс, каким бы разнообразным он ни был, кажется мне таким же плоским, как все они днём.

То есть мне приятно, я отлично вхожу в процесс… У тех, с кем я спала – в основном это парни вроде Марка – приятные красивые тела. Я бы сказала, что это просто «не то», но это слишком легко. Просто всё, что происходит в постели… какое-то жидкое. Пустое. Когда я с ними, мне хорошо – но мне не хватает силы, которая накрывала бы меня с головой. Это как пить слишком слабый кофе. Тот же Марк изобретателен и внимателен, что бы он ни делал в постели. В этом плане Яру до него далеко. Но мне всё равно кажется, что я будто бы занимаюсь сексом через толстый презерватив, и да, наверное, это просто «не то».

После таких ночей Яр тоже не выходит у меня из головы. Я выбираюсь из постели, накидываю блузку, выхожу на балкон и курю. Из квартиры Марка виден мой дом – мы все тут живём недалеко. А вот Яра отсюда не увидеть никак.

С каждым днём я всё больше укрепляюсь в мысли, что должна что-нибудь сделать для него. Не знаю уже, поеду я к нему или нет, но одна посылка за зиму – это очень мало, если представить, что больше ему никто не присылает ничего. А я знаю, что это так. Эта сволочь умудрилась настроить против себя всех.

Думая об этом, я закусываю губу и отгоняю от себя мысли о том, как мне самой одиноко без него. И, наверное, я не так уж хотела, чтобы он сказал мне, что между нами не будет ничего. Я делаю вид, что хочу просто знать – должна я ждать его или нет. Но, честно говоря, если бы он сказал «Жди» – я бы ждала все десять лет.

Я закрываю глаза. Мне будет уже под сорок, когда он выйдет на свободу. Для меня сейчас этот возраст почти как смерть. Но я-то здесь, среди своих типа друзей. А он там, в четырёх стенах. И когда закончится срок, ему будет уже пятьдесят.

Яр сделал много того, за что ему стоило бы сесть. Но мне всё равно почему-то не кажется, что он это заслужил.

Десять чёртовых лет… Да ещё за такое дерьмо.

Я снова думаю, что надо всё-таки поехать к нему. Или нет, до мая ещё далеко. Надо позвонить, написать, послать что-нибудь… Пока.

Я тут же одёргиваю себя. Просто представляю, как он читает, сидя на шконке, письмо подписанное «Яна». Или, что хуже, что его читает кто-то ещё.

Я уезжаю той ночью от Марка, не дождавшись утра, и вместо того, чтобы лечь спать, сажусь писать это чёртово письмо.

Постоянно лезет в голову дурацкое, сотню раз уже сказанное: «Люблю тебя». Но я не буду писать его.

Сначала письмо получается длинным. Там что-то наподобие тех писем, о которых поют шансон: «Очень жду… Вишни цветут… "

Я комкаю его и бросаю в ведро. Пишу ещё раз. Перечитываю и сама удивляюсь тому, насколько получилось зло. Снова комкаю и опять бросаю в ведро.

Попытавшись ещё несколько раз, я в конце концов пишу: «Ярик, если что-то нужно – позвони. Я». Приписываю номер телефона. Вообще-то, с таким письмом вполне можно было бы подписаться и целиком, но я уже настроилась так.

На сей раз я оставляю обратный адрес квартиры на ВДНХ. Не догадается – значит, так оно быть и должно. Посылку на сей раз собираю осторожней и кладу не то, что хотелось бы самой, а то, что, наверное, на каждый день нужно ему – зубную пасту, безопасную бритву, продукты, два блока сигарет. Если бы знать, что он думает об этом всём… Кубики, колбасу и прочую еду.

Отправляла, краснея – будто делала что-то запрещённое. Как будто посылка человеку, о котором я думаю день и ночь – самое страшное, что я в своей жизни совершила. И тем не менее, в каком-то смысле это было так.

Просто всё, что было до – наркотики, оружие, клубы, стрельба, секс – всё это было как в кино. Даже тогда, когда я влипла во всё это дерьмо с травой,