Разорванный берег - Сергей Иванович Зверев

– Уж будьте так любезны, – проворчал Бородин, спокойно глядя на лейтенантов, которые вразвалочку направились к машине. – Третьяк, долго еще? – фиксируя взглядом положение капитана и девушки, стоящей в нескольких метрах за его спиной, громко спросил Бородин.

ЗАПИСКА ПО ВЧ

«По данным контрразведки фронта, абверкоманда-204 из латышей – участников националистических организаций «Перконкруст» и «Айзсарги» и созданной немцами организации «Зельбстшюц» в настоящее время активно вербует агентуру. По нашим сведениям, руководители этих организаций Рикарде, Турке и Акментиньш – являются резидентами абверкоманды-204.

В феврале 1945 года органами «Смерша» 2-го Прибалтийского фронта частично был ликвидирован так называемый Польский легион, который ранее входил в подчинение абверкоманды-204 и в январе с.г. был передан в состав абвергруппы-209 с дислокацией в местечке Фронца, близ города Быдгощ.

В феврале 1945 года при передислокации команды в городе Штольп «Легион» со всем официальным составом получил задание остаться в Тухольских лесах и после того, как части Красной армии пройдут на запад, развернуть подрывную работу на коммуникациях фронта. По данным Смерша, «Легион» был разделен на две группы, первую – в количестве 42 чел. возглавил некто Махниковский, по кличке Махник, вторую – в 21 чел. – лейтенант Эрлинг. Обе группы были экипированы в форму немецкой армии, вооружены и снабжены большим количеством взрывчатых веществ. Диверсанты имели две коротковолновые радиостанции и двух радистов.

Москва, Центральный телеграф, 21.00. 21 июня 1941 года

– Кобрин! Пятая кабина! – Вера подскочила с деревянной скамейки и опрометью бросилась к двери с номером пять. Схватила тяжелую черную трубку и, крепко прижав к уху, закричала:

– Папка, привет, ты слышишь меня?

– Слышу. Не кричи так. Оглушила совсем. Как прошел парад? Нормально отлетали?

– Отлично, папочка! А вы как?

– Все хорошо, тебя ждем. Ты взяла билет?

– Да. Выезжаю послезавтра в четырнадцать ноль-ноль с Белорусского.

– Как там бабушка? Уже поди на дачу переехала?

– Да. Наша бабуля держится молодцом, грядками занимается. Так что все хорошо, папочка, не волнуйтесь. Сегодня скормила мне полкастрюли вкуснейшего борща и целую сковороду пирожков с картошкой. Передает вам всем привет. Как мама?

– Ждет тебя. Я пришлю за тобой на вокзал машину. Целую.

– Не волнуйтесь за меня, послезавтра к вечеру буду дома. Целую.

Девушка повесила трубку на рычаг, вышла из кабинки и, открыв тяжелую дверь телеграфа, оказалась на улице. Теплый вечерний ветерок ласково трепал ее волосы. Она с удовольствием прогулялась по улице Горького до Бронной и, постояв несколько минут у подъезда, поднялась на третий этаж.

Москва, 10.30. 22 июня 1941 года

– Завидую я тебе, Верка. Поступишь в этом году и станешь летчицей, – Саша Бородин мягко взял Веру под руку и подвел к скамейке. – Посидим?

– Ну, до летчицы еще далеко. Для начала нужно еще вступительные испытания выдержать. За физподготовку я, конечно, не боюсь, – задумчиво проговорила девушка, присаживаясь, – а вот за физику… Говорят, на экзаменах в летной школе комиссия очень строгая.

– Ну да, ты у нас натура творческая. Тебе историю там или литературу подавай. Но я думаю, ты справишься. Школу-то с золотой медалью окончила, – ободряюще улыбнулся Сашка, – опять же в аэроклубе на планерах летала, с парашютом прыгала. Кого же им еще брать? Да они тебя, если хочешь знать мое мнение, вообще без экзаменов должны зачислить!

– Ну не знаю… Да мало ли ребят с золотой медалью школу оканчивают? А вот физика у меня определенно хромает, уж я-то себя знаю. А ты уже решил, куда поступать будешь?

– Я – в МАИ[9], – Бородин снял очки и повертел их в руках, – с моим зрением в летное никак. Слушай, Вера, а хочешь я тебя по физике подтяну? До экзаменов еще целых две недели, – с надеждой в голосе предложил Сашка Бородин.

– Спасибо, Саша, но завтра я уже уезжаю. К родителям в военный городок в Кобрин. Там у них побуду до экзаменов и в Борисов – сдавать. Так что не получится.

– Как уезжаешь? – упавшим голосом пролепетал молодой человек.

– Да не расстраивайся ты так, – девушка ласково погладила его по щеке, – сегодня у нас еще целый день впереди.

– Тогда, может, в кино? Там сегодня «Профессор Малок» идет.

– Так. – Вера решительно встала со скамейки и огляделась вокруг. Ребята гоняли по пыльной траве мяч, те, что постарше, резались в расшибец[10], на скамейке под старой раскидистой яблоней трое пожилых мужчин играли в шахматы. – Значит, на сегодня у нас с тобой план такой. Сейчас покупаем мороженое, – Вера кивнула на лоток, стоящий в тени огромного каштана, – и прогуляемся до стадиона «Динамо», посмотрим парад и соревнования физкультурников. Ты помнишь, там сегодня Севка из нашего класса выступает? Потом возвращаемся сюда, в 4-й Эльдорадовский, бабушка накормит нас вкуснейшим обедом, погуляем до вечера, а потом – в «Эрмитаж». Сегодня Вадим Козин поет. Я его обожаю. Послушаем, и – в «Экран жизни» на твоего «Профессора Малока», как раз на последний сеанс успеем. Как тебе мой план? Согласен?

– Еще бы! – обрадовался Саша. – А завтра?

– А вот завтра с самого утра я буду собираться в дорогу. У меня поезд в два часа дня с Белорусского. Так что если хочешь проводить меня на вокзал, подъезжай часикам к одиннадцати к нам на Бронную, – девушка решительно взяла кавалера под руку и замерла.

Черный радиорепродуктор, висевший прямо над ними, вдруг захрипел и заговорил голосом диктора Левитана:

– Внимание! Говорит Москва! Сегодня в двенадцать часов пятнадцать минут по московскому времени будет передано важное правительственное сообщение.

Вера обеспокоенно посмотрела на часы – подарок родителей на окончание школы.

– Половина двенадцатого, ладно, завтра в газетах прочитаем. Побежали скорее, а то на стадион не успеем! Пару остановок на трамвае проедем. Бежим!

К началу спортивного праздника они все-таки опоздали. Когда они выпрыгнули из вагона трамвая и перебежали на другую сторону Ленинградского проспекта, перед входом на стадион уже собралась большая толпа. Каждую минуту подъезжали автобусы и спортсмены с флагами выстраивались в шеренги, но через блестящие турникеты на стадион почему-то никого не пускали. Все пространство вокруг станции метро