Серия "Афган. Чечня, Локальные войны-2". Компиляция. Книги 1-28 (СИ) - Пиков Николай Ильич

Комбат и управление батальона заняли две комнаты, а для прочих офицеров выделили только три помещения. Теснота! Но в тесноте, да не в обиде. Прапорщикам батальона тоже досталось два кубрика, но старшины отказались покидать каптерки, а минометчики затаились в общежитии артдивизиона. В нашей каморке стояли шесть кроватей. Два громадных шкафа создавали тамбур, остальное имущество — стол, заваленный тарелками, ложками, кружками, тумбочки и табуретки. Ничего лишнего. Светомаскировка из фольги закрывала окна, в комнате был полумрак и легкий сквозняк.

Сейчас что-то в комнатенке не так. Но что?

В помещение ворвался Габулов и сразу заорал:

— Замполит! Чего валяешься? Балдеешь? Кайфуешь, плесень?

— Кайфую. Эдуард, чего ты орешь?

— Чего ору? Ограбили нас, вот чего ору!

— Кого нас? Тебя?

— Меня, меня! Может, и тебя, чемодан проверь!

— А с чего ты взял?

— Старшина доложил, что кто-то замок дверной отжал, а потом испугался и через окно вылез. У меня в чемодане две получки лежали — 500 чеков! Украли! Я уже прибегал, проверял. Ты что, не заметил, что дверь не закрыта?

— Да, как-то даже не обратил внимания!

— Вот то и не так, поимели нас в наше отсутствие, пидо… сы! Убил бы, гниду.

Я встал, вытащил свой огромный чемодан из-под кровати. Замки были взломаны и открыты. Брать в них было нечего, но пропала коллекция монет. В Джелалабадской операции в хибаре бойцы нашли большую шкатулку с мелочью. Монеты афганские, индийские, иранские, пакистанские, арабские — всякие-всякие. Я выбрал для коллекции по паре одинаковых, не больше. Набралось штук триста. Теперь их нет. Еще пропала новая тельняшка.

В кубрик ввалились Мелещенко и капитан третьей роты Женька Жилин. Ребята о чем-то оживленно переговаривались.

— Парни, пойдем мыться, душ свободен, бойцы все помылись!

— Помылись, помылись! Смотрите, что у вас пропало! Мне тут не до мытья, все чеки украли, скоты!

Ребята переглянулись, открыли тумбочки, закрыли.

— У нас чемоданы — в каптерке, — ухмыльнулся Мелещенко — Пойдем, Женя, в душ, мы за мылом и полотенцами вообще-то зашли, да и шмотки забрать. Комбат приказал всем офицерам жить в казарме.

— Когда приказал? — удивился я.

— Сейчас встретился в коридоре и распорядился: всем офицерам и прапорщикам переселяться.

— Да у меня каптерка забита под завязку! Куда размещаться?

— В расположении спать. В какой каптерке? В расположении возле солдат. У входа ротный, у ленкомнаты замполит, взводные с взводами, — грустно улыбнулся Евгений.

— Скоты, сволочи! — завизжал Габулов. — Совсем решили в грязь втоптать. Если я солдат, я буду спать в коридоре, в казарме, а если я командир роты, я буду спать в своем кубрике! Пошли все на х..!

— Пока что идем туда все мы, — засмеялся Микола.

— А комбат где будет спать, с разведвзводом? — спросил я.

— Нет, комбата это не касается, только ротное звено.

— Ну, жизнь, унижают на каждом шагу. Мудаки! — продолжал бушевать Габулов.

— Ник! Ты идешь? — спросил Мелещенко.

— Пойдем, ополоснемся без строя, — вздохнул я, — может, в следующий раз по команде, офицерской колонной с песнями придется идти.

Душевая представляла собой морской контейнер, внутри которого были проведены трубы, накручены краны и раструбы для мытья, на пол брошены сколоченные в виде решетки доски.

Навстречу нам вышли Афонасий Александров и Юра Луковкин. По простому: Афоня и Лука.

— Мужики, опоздали, вода только для моржей, чуть теплая. Зам. по тылу пришел и сказал, что не будет ждать, пока офицеры соизволят собраться, — сказал Афоня. — Сука этот Ломако!

— Вот сволота тыловая! Знает ведь, что пока рапорта и донесения не сдашь, из казармы не уйти. Гад! — завозмущался Микола.

— Ну что, рискнем, поморжуем? — спросил я приятелей и пошел в контейнер.

Ругаясь, на чем свет стоит, мы разделись и принялись быстро смывать с себя грязь, пыль и пот под прохладными и тонкими струйками воды.

В душевую вошел краснощекий зам. по тылу полка Ломако.

— Здравствуйте, товарищи офицеры! Как душ?

— Пошел в жопу, — раздалось из темноты.

— Но-но, кто это хамит?

— Конь в пальто, иди сюда, копытом в грудь лягну! — продолжал тот же слегка пьяный голос. — Тебя бы в холодную воду после двух недель ползанья в «зеленке» засунуть, я бы послушал с удовольствием маты!

Из полумрака выдвинулся зампотех танкового батальона.

— А, подследственный, — смущенно забормотал тыловик, — ну-ну, поговори, пока на свободе. — Майор проходил по делу о хищении дизельного топлива. Он попался на мелочи, на продаже нескольких тонн. Но особисты взяли с поличным, и требовалось списать на кого-то все грехи.

— Вот эти молодые лейтенанты промолчат, а я тебе скажу, уж кто жулик, так это ты: сколько спирта ушло, сколько тушенки?

Мы дружно засмеялись, а Ломако, прошипев что-то под нос, выскочил из контейнера. Вода становилась все холоднее.

Смыв грязь и при этом сильно замерзнув, мы побрели в казарму. Настроение было паршивейшее.

В канцелярии, к моему удивлению, сидел сияющий Эдуард Грымов, живой и здоровый.

— О-о-о! — вырвалось у меня. — Взводных — полный комплект!

— Да нет, — перебил меня Острогин, — лейтенант Грымов назначен уже заместителем командира роты, а пока исполняет обязанности ротного. Пока!

— Да, пока! — пожимая мне руку, многозначительно произнес Грымов.

Я посмотрел ему в глаза и задумался. Он был ужаснейший карьерист и Эдуард этого и не скрывал. И характер у Грымова гнуснейший! Ох, и хлебнем с ним лиха… Видно, Сбитнева он уже списал со счетов, перешагнул через него, как через преграду, и чувствует себя почти ротным.

— Я сейчас из штаба, от командира полка. Решил за пять минут почти все вопросы, которые Сбитнев полмесяца не решал или не мог решить. Хромоногого Корнилова вместо Ветишина отправляют на дорогу, хватит у нас за штатом висеть, как хомут на шее. Из госпиталя сразу отправится туда, раз по горам ходить не способен. Назначение Грошикова в роту состоялось позавчера, как и моя с ним рокировка. Недорозий уже выведен за штат. Окончательно. Теперь будем ждать нового взводного. Наконец-то роту офицерами укомплектуем.

Эдуард по-хозяйски принялся распоряжаться всем, как будто он уже стал командиром роты. Очевидно, возвращение Володи из госпиталя в его планы, действительно, не входило. Он поставил на нем жирный крест.

— Тебе, замполит, нужно побольше с людьми работать, на полигон почаще с ротой выходить, хватит бумагу марать, — это Грымов в конце совещания принялся за меня.

— Товарищ лейтенант, — ответил я ему официально, — мне приходится эту «бумагу марать» и за себя, и за замполита батальона. Уже второй замполит с батальона при мне ушел, а нового пока нет.

— Уже есть. Твой старый знакомый — старший лейтенант Артюхин. Два капитана не удержались — сбежали, теперь старший лейтенант попытается. Хотя, говорят, он уже почти капитан и недели через две появится. Но я не позволю тебе прикрываться батальонными делами, заруби на носу. Будешь получать взыскания за роту от меня, если в роте не будешь работать.

И он выразительно посмотрел на всех. Вот, мол, я какой!

Неделя началась хуже некуда. Наконец-то отправили в Союз нашего капитана-десантника: и смех, и грех. Перед завтраком Ветишин подошел ко мне и доложил:

— Проводил Серегу Недорозия, с подъема проводил в штаб, пожал руку, помахал вслед автобусу. Сопровождать к самолету поехал лично особист батальона Растяжкин.

— Вот это да! Особист? Не может быть!

— В общем, тот в командировку едет, ну и взялся присмотреть за ним до Ташкента. Но я со вчерашнего вечера хожу под впечатлением от этого Забайкальского «монстра».

— Кого?

— Сереги! Он мне после отбоя одеколон пить предложил.

— Вот дает!

— Вот-вот! Взял он бутылек «Тройного» у старшины и предложил распить в канцелярии. Я отказался, а «спецназовец» налил себе в кружку и содержимое залпом выжрал. Сигаретку закурил, песню мурлычет. Меня чуть не вывернуло, на крылечке подышал, минут пятнадцать — полегчало. Возвращаюсь, а он собрал пакетиков двадцать чайных из сухпая и чифир сварил на плитке — смакует. Выставил его под предлогом, что свет спать мешает, лег на сейф на матрас и думаю: «Не капитан, а бич какой-то!». И вроде чего-то не хватает, что-то пропало. Утром побрился, а одеколона нет. На полочке «Миф» стоял и французский «О'Жен». А сегодня их нет. Заглянул в ленкомнату: в столе — кружка и пустые флаконы. Я еще думал, провожая, чего от него так морем пахнет, а это мой одеколон «Миф» на водорослях.