Палач спешить не любит - Вагид Мамедли

Вдруг Мигеле зашевелился и открыл глаза. Увиденная им картина ошеломила итальянца. Он из последних сил, качаясь, стал подниматься на ноги.

Видимо, на этом блокпосте, как и везде по стране, имелись фотографии итальянского репортера, ставшего заложником. Хотя он сильно изменился за время плена, но американцы узнали его сразу.

Два пехотинца, стоявшие рядом, воскликнули:

— Антонари!

И бросились ему на помощь. А Агаев продолжал оставаться под прицелом.

Вставший на ноги итальянец молча протянул руку и попытался отвести автомат от лежащего на земле человека. Американец нахмурился, не понимая, в чем дело. Набрав полную грудь воздуха, Антонари с трудом выпрямился и еле слышно прохрипел по-английски:

— Господа! Я действительно репортер итальянского телевидения Мигеле Антонари. Я был взят в заложники. Я не знаю, кто этот человек, но он невиновен. Это он освободил меня из плена. Прошу вас сообщить обо мне и этом человеке в итальянское посольство!

14

Пока американцы, вызвав по рации санитаров, бестактно расспрашивали Антонари, его спаситель уже обдумывал свои дальнейшие действия.

Несомненно, янки вскоре начнут допрашивать и его. А что скажет о нем итальянец, Агаев знать не мог. Разве у него было время и возможность объяснить репортеру, что он московский детектив? И имеет ли это какой-то смысл? Кто поверит в его слова? Об этом Дмитрий мог заявить только в том случае, если бы спас и Киселева. Но говорить о том, что он, представитель компании «Алтуннефть», решил не возвращаться на родину и остался в Ираке для того, чтобы спасти незнакомого итальянского журналиста, чрезвычайно глупо. В этом случае его однозначно примут за представителя российских спецслужб. Даже если в дело вмешаются государственные органы России, трудно убедительно объяснить свои действия. Даже если сказать правду о том, что он является частным детективом и приехал сюда по договору, подписанному с «Алтуннефтью», в качестве ее представителя, все равно участие в спасении Антонари вызовет много расспросов. Ведь о такой авантюре Дмитрия Эминовича Агаева никто не просил. Никто. Ни одно частное лицо.

Взвесив все «за» и «против», он решил не отходить от выбранной им легенды и остаться Салехом Мухаммедом из Киркука. Да и паспорт, который он имел при себе, был выдан именно на это имя.

Но и у этого варианта были свои опасные стороны. Американцы могли легко навести справки о любом жителе Киркука. Достаточно одного звонка коменданту этого города, и максимум через два часа они узнают, что такой человек не имеет никакого отношения к этому городу. Тогда американцы вероятнее всего решат, что Агаев является одним из боевиков группировки Ибрагима аль-Халиди, который просто спасал свою шкуру. Для чего, прихватив с собой журналиста, собирался сдаться оккупационным властям.

Изменников и шпионов никто не любит еще и потому, что им никогда не верят. Начнутся долгие допросы. Американцы станут вытягивать из него сведения об Ибрагиме аль-Халиди, численном составе группировки, резервных базах, планируемых акциях. «Да-а, получается, выбор у меня невелик, — подумал Дмитрий. — Но что поделаешь? Где наша не пропадала…»

* * *

Агаев лежал в палате, закрыв глаза, и думал.

Вчера, вырвав Антонари из плена, он успел сказать ему всего несколько слов по-английски. Дмитрию было ясно — американцам лучше не знать, что он свободно говорит на их родном языке. Потому что такое знание английского уроженцем Киркука, торговавшим на улицах Багдада фруктами и овощами, могло вызвать у них очевидные подозрения. «Все-таки имеет смысл придерживаться прежней легенды и говорить только по-арабски. Любой иракец знает несколько английских слов — это нормально».

В палату вошла медсестра госпиталя, высокая миловидная блондинка лет двадцати трех. В руках у нее был поднос со стаканом воды и упаковкой таблеток. Он уже знал, что ее зовут Кэтрин Макклау.

Продолжая держать поднос в руках, девушка улыбнулась:

— Hello!

Приподнявшись на постели, он тоже улыбнулся и поприветствовал ее кивком головы.

— How are you?2

Агаев поймал себя на том, что едва не ответил медсестре по-английски. Вовремя сдержавшись, он притворился, о чем она могла его спрашивать, и поднял вверх большой палец правой руке: все мол, хорошо, ОК. Ему было ясно, что арабский девушка не знала.

Кэтрин понимающе кивнула. В это время в палату вошел американский офицер. Он бросил внимательный взгляд на больного и, повернув голову в сторону медсестры, спросил:

— Ну как он? Поправляется? Если он не докажет, что не связан с аль-Халиди или с другой группировкой, тюрьмы Абу-Грейв ему не миновать.

Сказав это, американец кивнул и вышел. Оглянувшись на закрывшуюся дверь, девушка подошла к его кровати и стала молча перекладывать стакан и таблетки на тумбочку. И тут вдруг подняла на него глаза, в которых читалась неприкрытая жалость к больному, и сказала:

— Ах ты, бедняга…

Дав Дмитрию принять лекарство, она сделала ему противостолбнячный укол и, попрощавшись, неспешно удалилась.

Агаев задумался. О том, что творится в тюрьме Абу-Грейв, ему было известно. Там американцы и не думали церемониться. Сообщения о пытках и убийствах заключенных давно стали достоянием общественности. «Что ж, не будем торопить события. Подождем, как дело дальше пойдет».

В палату вошел чернокожий солдат. В руках он держал поднос с госпитальным порционным обедом. Постояльцу надо было подкрепиться. Расставив принесенную еду на столе, солдат молча вышел из палаты. Дмитрий проводил его взглядом и, откинув с себя одеяло, поднялся с кровати. Вроде бы дело шло на поправку, хотя тело ныло после вчерашнего жестокого избиения, а нога в месте ранения продолжала болеть.

Он неуверенно зашагал к небольшому окну палаты и посмотрел на двор полевого госпиталя. Там торопливо сновали санитары с носилками, на которых лежали раненые. Им помогали солдаты и местный персонал. Понаблюдав за этой беготней, Агаев подошел к столу и поел. Потом встал и начал осторожно расхаживать по палате. То, что его поместили в одноместную палату, говорило о том, что с ним будут разбираться всерьез.

Внезапно Дмитрия охватила тоска. Вот ведь как получается — он фактически вытащил итальянца с того света, а никаких вестей от освобожденного заложника по-прежнему нет. Что это значит? Отсутствие информации об Антонари, пожалуй, сейчас беспокоило сильнее всего.

Агаев сидел на постели, уставившись взглядом в пол, когда через час в палату вошли Кэтрин и офицер в чине лейтенанта.

— Как ваше самочувствие? — на чистом арабском языке обратился к нему офицер.

— Большое спасибо, нормально. А как здоровье того парня? Ну того, который со мной сбежал? Он кажется итальянец?

— Наверное, неплохо. — Офицер загадочно посмотрел на него, а