Серия "Афган. Чечня, Локальные войны-2". Компиляция. Книги 1-28 (СИ) - Пиков Николай Ильич

— Товарищ лейтенант! Очень медленно ходим! Приказы надо выполнять побыстрее, — возмутился капитан Лонгинов.

— Да я и так весь вспотел, так сильно торопился.

— Потеем мы все, а ваши шуточки сейчас из вас выйдут с очень большим потом. И нечего ухмыляться! Взять одного сапера, пулеметчика, санинструктора. — Еще четырех солдат и пройти через кишлак. Восемь человек вполне достаточно! Кишлачок просматривается с гор полностью, мы вас, если что, прикроем. Займитесь делом, найдите что-нибудь. Нужны трофеи, результаты. Вторая рота нашла миномет. Поработайте, и вы поработать, а не только языком молоть!

Медик-Степан при этих словах о спуске вниз, громко выдохнул и заматерился. Я огрызнулся:

— Но я тоже языком не мелю попусту, а с взводом работаю, да еще за батальон отдуваюсь.

— Вы это можете мне не говорить, за кого вы работаете. Это ж надо так умудряться: исполнять три должности и ничего не делать?!

— Это не вам судить, делаю или нет.

— Но-но, не хамить.

— А я и не хамлю. А как исполняющий обязанности замполита батальона считаю, что я работаю как замполит роты хорошо. И хотел бы получить задачу от командира своей роты.

— Во как! Завышенная самооценка у некоторых. Посмотрим, какой результат будет в «зеленке». Время на выход — тридцать минут. Уточняйте задачу у командира.

За широкой спиной капитана активно жестикулировал Грошиков. Он тряс кулаком, делал большие круглые глаза и строил мне страшные рожи. Лонгинов, он же Бронежилет, оглянулся и возмутился:

— Вы что, товарищ старший лейтенант, паясничаете? Думаете не замечу?

— Я не паясничаю, а замполиту батальона внушения делаю.

— Ну, это не замполит батальона, а случайность и недоразумение.

— Между прочим, эта случайность из рейда в рейд с нами ходит, а что-то штатный замкомбата с батальоном в горы не поднимается.

— Разговорчики! Старших — не обсуждать! Выполняйте мое распоряжение!

Сергей отвел меня в сторону и сказал тихим успокаивающим голосом:

— Ник! Не обращай внимание на дурака, не кипятись. Он ищет повода до тебя докопаться. Главное — не нарвись внизу на засаду, не влезьте на минное поле. Пусть сапер ходит везде впереди! Я думаю, там ничего нет, но если что найдешь — молодец! Только будь постоянно на связи, почаще выходи в эфир с докладами, и наш Бронежилет будет счастлив как ребенок.

— Серега! Дай нам ПК, а то людей с маловато, а мифическое прикрытие с гор — это для зеленых дураков, но уже не таких как я. Я теперь кое-что уже понимаю. Ведь внизу, если что случится, вы нам толком не поможете. Только разве что трупы собрать. Потом, через неделю.

— Ладно, давай аккуратнее. — Серега похлопал меня по плечу и пошел к Бронежилету.

Почему опять я? Почему этот заносчивый капитан меня так всегда достает? Откуда такая неприязнь? Я, правда, никогда в долгу не остаюсь, но что могу противопоставить заму комбата?

Кишлак был небольшой, вытянутый вдоль ручья, полтора десятка дворов. Частые ряды виноградников, немного ухоженных террас с клевером, пшеницей, кукурузой, коноплей. Тишина. Жителей не было. Дом за домом мы осматривали местность, и не было ни души, ни оружия, ни боеприпасов, ни животных. Ничего. В центре стоял самый большой «дувал», за забором росли орешник, шелковица, яблони. Это оказался «дукан». Много мешков с сахаром и мукой, ящики с чаем, корзины с яблоками.

Сержант под прилавком нашел автомат и радостный подбежал ко мне с обнаруженной находкой.

— Вот нашел, товарищ лейтенант! Я такого и не видел ни разу.

Это был итальянский автомат «Берета» и полный магазин патронов к нему. Больше ничего, кроме двух старых ружей (мультуков) и кривой длинной сабли, в деревне не нашлось.

Бронежилет находкам обрадовался, доложил о результатах в полк и приказал:

— Сжечь все, что горит, раз есть оружие, значит, есть и «духи». Поджечь склад с продовольствием и возвращаться «на базу».

Легко сказать «сжечь все, что горит». А чему тут гореть? Разве что соломе. Сараи с сеном загорелись быстро, соломенные крыши тоже. Склад продуктовый подорвал сапер тротиловой шашкой, пластитом свалили огромный старый орешник, ну это уже из баловства.

Когда мы поднялись наверх, Бронежилет подпрыгивал от счастья.

— Где трофеи? — воскликнул Лонгинов и, выхватив из моих рук автомат, принялся заряжать, разряжать, разбирать, опять собирать, щелкать всем, что щелкает. Поставил вертикально пару камней на валуне, сверху пустую банку и стал стрелять, пока не кончились патроны.

— Молодец, лейтенант, молодец, замполит! Можем, когда стараемся!

— А мы всегда стараемся!

— Не оговаривайся. Даже поощрение в штыки принимаешь, замполит!

— Товарищ капитан! Я солдат все время учу, что нет такого обращения, как «замполит»! Есть звание «товарищ лейтенант». Замполит, замполит…

— Ступай к взводу, а то снова меня заведешь, настроение испортишь, — рявкнул Лонгинов.

За его спиной Серега опять махал руками, качал головой и делал круглые глаза. Я развернулся и, забрав своих солдат, ушел во взвод. Говорить с ним бесполезно, лучше пойти поспать. Единственный плюс от этого прочесывания кишлака — поели плов, попили чай, виноград, орехи, яблоки — скрасили сухой паек. Теперь лечь и хорошо выспаться.

Выспаться не удалось. Рано утром рота получила задачу пройти по хребту вдоль всего ущелья, а это двадцать километров, и соединиться с афганским батальоном. Пока «зеленые» будут работать внизу, нам оседлать высоты и прикрывать сверху.

Как назло день выдался жарким, солнце нещадно пекло, а укрыться негде. Мой взвод отправили снова в ущелье продвигаться вдоль ручья и осматривать покинутые дома, а остальная часть роты шла по горам.

Первый двор пустой, второй тоже, третий, четвертый, в пятом ворота оказались заперты, и на стук вышел… белобородый старик. Ходячее приведение!

Сержант Худайбердыев сразу схватил деда за бороду:

— Аксакал — душман! Анайнский джаляп.

Это было узбекское нецензурное выражение, которое местные жители понимали.

— Стой-стой, убери руки, гад! — закричал я на сержанта.

Только получив пинка под зад, Худайбердыев выпустил бороду старика и начал кричать:

— Товарищ лейтенант! За что? Они все «духи». Его надо пристрелить.

— Не ушел, значит, не «дух». Да он к тому же очень старый.

— Да они все на вид старые, а ему наверняка всего-то лет пятьдесят. Не ушел, значит, это шпион.

Пока мы ругались, дед упал мне в ноги и что-то кричал, воздев руки к небу, слезы текли из глаз по щекам. Я поднял его за руку, похлопал по спине. Видно, понял аксакал, что солдаты могут пристрелить, а, почувствовав во мне начальника, он что-то быстро затараторил:

— Командор… командор… командор. — Это все, что было мне понятно.

— Успокойся, дед, шагай во двор, — подтолкнул я его легонько во двор.

Бойцы уже суетились по дому, заглядывая во все двери, во все сараи, подвалы, кяризы.

— Ханумки! — радостно закричал один из узбеков. — Ура!

— А ну, назад, всем выйти за ворота.

Я еле — еле сдерживал мусульманский интернационал. Казахи, таджики, узбеки, что-то бормотали по-своему, не желая уходить.

— Нужно под паранджу заглянуть! Может, это и не бабы, а «духи» маскируются, — кипятился Худайбердыев, — а то мы отойдем, а нам в спину стрелять начнут.

— Начнут стрелять в спину, если ты к женщинам под юбку будешь лезть!

Сержант сердито сопел, видно, очень хотел аборигенок посмотреть и пощупать. Только-только выгнав солдат со двора и успокоив старика при помощи таджика-переводчика, я вдруг услышал за забором дикий смех и свист.

Худайназаров скакал на белом-белом жеребце, другой солдат тащил ишака за ухо. Аксакал опять стал причитать и, схватив меня за руку, что-то быстро говорить.

— Мурзаилов! Успокой его. Скажи: никуда мы не заберем скотину. Эй вы, балбесы! Отпустите животных, мы уходим. Надо своих догонять.