И посыпались с неба звезды - Анатолий Михайлович Гончар

складки местности, а потом лавируя меж соляных куч, при этом не забывая поглядывать назад. Когда до цели оставались считаные шаги, Маркитанов оглянулся, чтобы удостовериться: не смогут ли его случайным образом увидеть другие боевики. Убедившись, что в его сторону по-прежнему никто не смотрит, прапорщик на цыпочках, стараясь двигаться максимально тихо, рванул вперед. Увы, поверхность из жестких кристаллов соли не лучшее покрытие для бесшумного бега — террорист начал оборачиваться, но не успел, ствол пистолета ткнулся ему в шею. Боевик, оказавшийся молодым парнем лет двадцати, испуганно заморгал, в голове забилась паническая мысль о последних мгновениях жизни, он начал раскрывать рот, чтобы успеть хотя бы предупредить своих, но сильный удар левой в нижнюю челюсть не только прервал все попытки поднять шум, но и отправил боевичка в долгий нокаут.

Подполковник Черныш вначале рассчитывал дать прапорщику лишь немного форы, но затем передумал и позволил тому довести начатое до конца. С взгорка, на котором сидели наблюдатели, картина произошедшего была видна совершенно отчетливо. Подполковник поднял вверх большой палец и, выпятив вперед нижнюю губу, с восхищенным видом покачал головой. Майор Ивлев ткнул Лобова кулаком в плечо, мол, учись!

На что уязвленный в лучших чувствах командир группы красноречивыми жестами показал, что он сделает со своим замом, буде они вернутся с задачи. В свою очередь, майор со злорадной улыбкой «объяснил» Лобову, что он будет делать и где пребывать, если не напишет на своего зама наградной на орден. Капитан уже начинал «отвечать», и ответ предполагал быть не менее захватывающим, но, увы, «разговор» самым непростительным образом прервали: подполковник четырьмя жестами объяснил обоим, что, во-первых — пора заткнуться; во-вторых — он очень недоволен этим «базаром»; в-третьих — они оба за столь долгий «базар» нарвались на его «сексуальные услуги»; в-четвертых — пора действовать. А пятый жест, брошенный одному Ивлеву, означал «твой, что у машины». И когда они спустились за гребень, с улыбкой шепнул:

— Машину не повреди.

— Да уж как-нибудь, — буркнул Ивлев, слегка обогнав подполковника и, прикрываясь зданием, за которым тот стоял, начал уходить вправо, к джипу. Анатолий Анатольевич двинулся прямо.

Водитель по-прежнему увлеченно копался в моторе, не замечая стоявшего за спиной спецназовца, не чувствуя направленного в затылок Стечкина. Но вот наконец-то кропотливая работа, по-видимому, увенчалась успехом — водитель удовлетворенно затянул какой-то мотивчик и захлопнул капот. В ту же секунду послышался русский мат и одновременно чей-то оборвавшийся на полуноте вопль. Надо отдать должное водителю, он оказался тертым калачом, не пытаясь разобраться, что к чему, сиганул в сторону, уходя в нижнюю позицию и одновременно хватаясь за находившийся в положении на ремень автомат. Еще бы пара секунд, и он, успев оценить обстановку, произвел бы выстрел. Да, всего пара секунд, но кто бы ему их дал? Не заморачиваясь с экономией боеприпасов, Ивлев всадил в слишком шустрого боевика треть магазина, и лишь убедившись, что тот окончательно мертв, прекратил жечь патроны. Меж тем из дверей хижины вынырнул Анатолий Анатольевич. Вид его был донельзя недовольный. Впрочем, заданный им вопрос прозвучал вполне нейтрально:

— Что у тебя тут?

— У меня ничего, — пожал плечами майор, — что у тебя там?

— Что у тебя хлопнуло-то? — в вопросе так и сочилось: сплоховал, засветился?

— Машину отремонтировали, капот закрыли, — не чувствуя вины, пожал плечами майор.

— А что ж ты выжидал, что не валил сразу-то? Щелкнул бы — и вся недолга.

— Тебя ждал. У тебя двое. Вдруг мой бы вскрикнул? — пояснил Ивлев и, перезарядив пистолет, поставил его на предохранитель.

— Но ведь не вскрикнул же? — подполковник пнул носком ботинка песок, полетевший в сторону игиловца*, под которым сразу в нескольких местах серо-белая соль начала напитываться кровью.

— Не вскрикнул, но мог, — возразил майор.

— Мог, — неожиданно согласился подполковник. — Но и у меня мог.

— Тогда бы я и щелкнул. — Майор хохотнул. — Прямо как щас и щелкнул бы.

— ??? — подполковник вперился в Ивлева, требуя пояснений.

— После твоего трехэтажного мата он так сиганул, я в юности так не прыгал, чуть с мушки не соскользнул, мерзавец, — пояснил свои действия майор Ивлев. И в свою очередь спросил: — Теперь, Толич, колись, что у тебя-то произошло?

— Да почти то же самое. Тут у тебя хлопок, — мысль: что за нафиг? Вслух, естественно, все же нервы. Те двое в разные стороны, один, как меня увидел, нет, скорее услышал, так в визг, я, само собой, сперва его. Второй нырнул под стол, в руках автомат, пальчики к спусковому крючочку… Но я-то начеку, я-то быстрее, пуля в лобешник, и все дела. А что, пусть ручонки к опасным игрушкам не тянет. Вел бы себя хорошо, вон бы сейчас, как Вениаминычев «дружок», шел бы и в ус не дул.

— Ну, насчет в ус не ду, вы, тарищ подполковник, слегка погорячились, — заметил Ивлев, глядя, как Маркитанов пинками стимулирует своего пленника к процессу более быстрого передвижения.

— Н-да, — ограничился Анатолий Анатольевич, а Ивлев повернулся в сторону бархана:

— Аркадий, спускайся!

— Уже иду, — отозвался появившийся в пределах видимости капитан. А Маркитанов, догнав своего пленника до застывших в ожидании командиров, ворчливо заметил:

— Упертый гад. Никак идти не хотел. Дрожит, зараза, а слушаться не слушается. Еле доволок, взопрел весь.

— Видели мы, как ты его волок, ага! — усмехнулся подполковник и, обратив свой взор на пленного, заговорил на арабском.

Как выяснилось, не слишком-то и стоек был захваченный прапорщиком боевик. Стоило только пообещать оставить его в живых, как он тут же ухватился за это обещание как за соломинку. Сдал все, что только мог, вплоть до интимных привычек своих товарищей.

— И что теперь с ним будем делать? — спросил майор, когда допрос был окончен.

— Что-что, пулю в затылок и в соляной раствор, — тоном, не терпящим возражений, заявил Черныш.

— Так нельзя! — внезапно запротестовал Лобов.

— Что нельзя? — делано возмутился подполковник.

— Убивать-то зачем? — на лице капитана отразилось искреннее возмущение и непонимание. — Связать и оставить. Кто-нибудь развяжет.

— А… ты про убийство… — задумчиво произнес Черныш. — А я-то на соляной раствор вначале погрешил, думаю, че-то он против, не хочет, что ли, под пиво свежей солонинки кому подогнать? В жару под пиво вполне, вполне. Мясо как мясо — сладковатое, но хорошо просоленное, самое то. Для знатоков.

— ??? — Лобов ошарашенно вытаращился на подполковника.

— Да шучу я, капитан. И расстреливать не собираюсь, а солить тем более. С юмором у тебя, капитан, как-то, похоже, не сложилось, все сразу поняли, кроме тебя. Не сцы, само собой свяжем и здесь оставим. Только развязывать его будет не кто-нибудь, а мы с тобой. На