Андрей Дышев - Далекий звон монет

Мы кинулись на кухню. Плита чадила, и нам пришлось распахнуть окно настежь.

– А дальше? – буркнул я, делая вид, что проявляю любопытство к рассказу Влада постольку-поскольку. – Откуда ты все-таки узнал мой номер?

– Мне дал его Тарасов, – ответил Влад, ковыряя вилкой совершенно обуглившуюся курицу и выискивая в ней угольки помягче. – А было так. Неожиданно всплыл садист Цончик и убедил Тарасова, что золото вовсе не у тебя, а у меня. Ты и Анна сразу стали второстепенными фигурами, которые можно было безболезненно вывести из игры.

– Но они решили использовать нас как дрова для печи, – добавил я.

– Совершенно верно, дружище! Тарасов решил отдать меня вам на съедение. Если следовать его логике, я «кинул» вас обоих, продал вас за пару-тройку кило золота. Паша наказывал: «Все сделаешь сам. Возьмешь у Вацуры деньги, а взамен отдашь ему Анну».

– Он рассчитывал, что ты добровольно поделишься с ним?

– Вряд ли он на это серьезно рассчитывал… Я сыграл испуг, стал просить, чтобы это дело поручили Цончику. А Тарасов: «Нет, все сделаешь ты, а Цончик тебя подстрахует». До меня тогда не дошло, что Цончик, сволочь, влезет в твою машину и накинет тебе на шею петлю. Эти засранцы неплохо придумали, правда?

– Правда, – кивнул я. – Нет страшнее врага, чем бывший друг.

– Или бывшая любовница, – некстати добавил Влад и, похоже, сконфузился от своих слов. – Они хотели узнать, где я прячу золото, и убрать меня твоими руками. Потому и позволили тебе пронести пистолет.

– А если бы не позволили?

– Тогда бы нам пришлось разыгрывать что-то вроде Отелло. Но я не представляю, как бы ты сумел меня задушить голыми руками. Это была бы настолько фальшивая игра, что наш спектакль провалился бы с треском… Слушай, а хороший получился бы куренок, если бы мы его не сожгли, да?

– Я не понимаю, почему всю ответственность за куренка ты делишь на равных? – спросил я.

– Так вот, рассказываю про звонок, – Влад пропустил мимо ушей мое замечание. – Когда Тарасов поручил мне обменять Анну на бабки, я говорю: «Мне надо позвонить Вацуре, чтобы объяснить, в каком виде и в какой таре он должен привезти валюту». Тарасов подумал и дал мне твой номер. Ему было просто интересно, как я буду выкручиваться из этой ситуации, зная, что никаких денег у тебя не было и быть не могло… Знаешь, о чем я потом пожалел? Что принял твою идею с томатным соком. Он оказался соленым, и у меня от него потом кожа на животе шелушилась.

– У тебя кожа шелушилась, а у меня после твоего звонка в голове начался полный хаос, – проворчал я. – Это был шок! А про Анну я вообще не говорю. Она ведь ни о чем не догадывалась, пока мы не приехали в особняк. У меня было только пятнадцать минут на то, чтобы рассказать ей, какую сцену мы должны разыграть, и помог ей закрепить скотчем пакет с соком.

– Да, сыграла она неплохо, – задумчиво произнес Влад.

– Ты считаешь? – поморщился я и покачал головой. – А мне показалось, что ужасно фальшиво.

Мы оба замолчали и уставились на две пустые бутылки из-под аперитива.

– Водочки, что ли, выпить? – безразличным голосом спросил Влад и сам же полез в холодильник.

– Но как ты смог влезть в доверие к Тарасову? – спросил я, ножом соскребая с худого крылышка уголь.

Влад поднял палец вверх.

– Это было озарение. Божья подсказка. Началось все с того, что я несколько дней кряду звонил Анне домой, потом поехал к ней и увидел то же, что и ты месяц спустя. Вот только с соседом разговаривал более вежливо и многое узнал. И тогда стало ясно: все шито белыми нитками. Следствия не было, суда не было, ни в какой зоне Анна не сидит, просто ее ограбили и спрятали в какой-нибудь погреб. Я тотчас забрал из банка кейс с твоей долей, а на его месте оставил чемоданчик с тротилом. Бомба, кстати, стоила мне огромных денег. Потом я нашел твою телеграмму в ящике у Анны. Оставалось только перехватить тебя на Симферопольском шоссе.

– И сколько дней прошло, как наехали на тебя?

– Погоди! Налей-ка еще по одной… Так вот, кажется, четыре дня спустя ко мне пришел Цончик с каким-то типом. Они предъявили липовые удостоверения сотрудников милиции и поинтересовались пропиской. Сам понимаешь, никакой прописки у меня не было. Но я сразу понял, что им было нужно. Привели меня в какой-то мидовский офис на Зубовской площади, в кабинет к Тарасову. Он рта раскрыть не успел, как я тихо говорю ему: «Я живу в Москве незаконно, но в обмен на прописку могу предложить вам много антикварного золота». И дальше взахлеб рассказываю про Анну, называю ее адрес, описываю, где и в каком углу квартиры это золото можно найти. Тарасов молчит, но по глазам вижу: клюнул. Я продолжаю: «Это еще не все. У меня один дружок есть, крымчанин, так в его личном сейфе в «Элекс-банке» несколько килограммов такого же антикварного золота хранится. И я знаю, когда он за ним приедет». После этого разговора Тарасов назначил мне аудиенцию у себя на даче, где сказал: «Если не соврал про крымчанина, то получишь и квартиру, и прописку, и хорошую работу. А пока будешь при мне».

Влад сделал паузу, глянул на часы и нахмурил брови.

– Но все это, Кирилл, уже вчерашний день, даже можно сказать, прошедший год. Для нас сейчас куда важнее тот факт, что Анна придет с минуты на минуту, а у нас ничего не готово.

Не успел он сказать это, как в дверь позвонили. Мы оба застыли с раскрытыми ртами. Влад, придя в себя первым, вытолкал меня из кухни:

– Иди открывай!

Моя милая Анюта снова коротко постриглась. Да не просто постриглась! Светлая челка словно от крепкого морского бриза волной проходила по лбу, над самыми глазами, и дерзким порывом устремлялась по виску к затылку. Неровные пряди, окрашенные с золотистого до платинового, вызывающе торчали в самых неожиданных местах. Это была не просто прическа. Это было хулиганство, вызов. Анна стояла на пороге, как фотомодель на подиуме, а я не находил слов, лишь многозначительно мычал, рассматривая ее до боли знакомое, родное, слегка округлившееся из-за короткой прически лицо.

– Может быть, ты меня впустишь? – спросила она.

Я сделал шаг назад, высказав очень неубедительный комплимент:

– А тебе идет…

– Врешь, – ответила Анна и повернулась ко мне спиной. – Помоги раздеться!

Я принял легкую песцовую шубу, мягкую, теплую, влажную от растаявшего снега, не в силах оторвать глаз от Анны. В белом костюме она выглядела просто потрясающе. Единственный яркий элемент во всем ее образе – безумно горящие красным огнем губы напоминали след поцелуя на снегу.

Анна перевела взгляд на коридор, словно я, выполнив роль гардеробщика, перестал ее интересовать, и, цокая каблуками, прошла на кухню. Влад в своем дурацком фартуке встретил ее робким поклоном и зачем-то развел руки в стороны.

– Так, – произнесла Анна. – Спалили курицу. Выпили три бутылки… Прекрасный праздник вы мне устроили!

– Знаете что, ребята, – вдруг засуетился Влад, развязывая узел на фартуке, – вы тут разберитесь с блюдами сами. Я в кулинарии мало что смыслю. А вот Кирилл, например, прекрасно готовит оливье. Если не возражаете, я посижу в комнате.

Он бесшумно удалился, и в кухне сразу стало просторно.

– Закрой окно, – попросила Анна. – И налей мне тоже водки.

Мы долго молчали. Выяснение отношений начинается с молчания. Как, собственно, и прекращение отношений.

– Ну! – властно произнесла Анна, подняв на меня свои прекрасные глаза. – Спрашивай, что хочешь спросить.

Я подумал: а какого вопроса ты ждешь от меня?

– Много народа было в парикмахерской?

Грея в ладони рюмку с водкой, Анна прошлась по кухне, взглянула на салатницу и покачала головой:

– Кто в оливье добавил горчицы?

Она начинала заводиться. Я подошел к ней со спины и обнял за плечи.

– Нет, – произнесла Анна и отошла от меня. – Так нельзя. Мы будем притворяться, что ничего не случилось, что все прекрасно, будем фальшиво улыбаться друг другу и пить шампанское! Да?

Я отрицательно покачал головой. Анна стояла напротив зеркала, я видел отражение ее лица и только сейчас заметил слезы.

– Господи! – вздохнула она. – Хоть бы ты укоротил мне язык в наказание!

Кажется, я стал кое-что понимать.

– Ну, что ты молчишь?! – уже не сдерживая себя, крикнула Анна, повернулась ко мне и схватила за пиджак. – Ты же хочешь спросить, правду я говорила в особняке или лгала!

– Нет, – ответил я. – Не хочу. Мне все было ясно с самого начала. Я слушал тебя спокойно. А думал лишь о том, как бы ты не сфальшивила, как бы не прокололась на каком-нибудь пустяке. Но все получилось прекрасно. Это была талантливая игра, не более того.

Анна пытливо смотрела мне в глаза. Пришел ее черед выяснять: мои слова – это правда или талантливая игра.

– Ты не обманываешь?

Я отрицательно покачал головой и дал старт ее слезам. Две капли побежали по щекам, и, словно боясь, что вслед за ними потекут ручейки, Анна высоко запрокинула голову и залпом выпила.