Русский контракт - Андрей Воронин

С невольной завистью Семен Семеныч подумал: «Неужели Бычевский подцепил такую вот красотку? Хорошо ему. Когда у человека есть деньги, он может многое себе позволить. Особенно если он богат и при этом находится в тени. Те же олигархи постоянно оказываются в прицеле фотокамер, тут сто раз подумаешь, прежде чем затащить в постель новую пассию. Ведь твое имя тут же начнут полоскать в желтой прессе. Вот и решай, настолько ли ты ее хочешь, чтобы ради этого получить очередную порцию намеков на неправедно нажитый капитал и обвинения в сексуальной распущенности…»

Огорченный своими мыслями, Жмых заглянул в магазин, где купил бутылку водки и свиные консервы.

– Семен, зачем тебе водка? – задала жена идиотский вопрос.

– Смотреть на нее вместо женщин, – огрызнулся Семен Семеныч.

После ужина Жмых немного подышал целебным крымским воздухом, а затем поднялся в номер. У них не было стола, поэтому Жмых расставил выпивку с закуской на стуле и поманил жену:

– Давай составь мне компанию. Да знаю я, что ты не любишь водку. А ты хотя бы символически. Не одному же мне пьянствовать, в самом деле!

В маленькой комнатушке стоял тяжелый мужской запах.

– Слышь, Петро, ты бы хоть окно открыл, что ли, – сказал, зайдя в комнату, мужчина лет тридцати.

Молодой парень, лежа на диване, протянул руку, нащупывая шпингалет.

– Вот чем мне нравятся «хрущобы», так это тем, что тут до всего рукой подать, – сказал он, распахивая окно.

– А я-то думал, почему ты никогда верхний шпингалет не закрываешь.

– О чем базар, мужики? – на пороге возник еще один мужчина заметно старше своих приятелей.

– Да вот Петро до того разленился, что даже не встает, чтобы открыть окно. Скоро будет тренироваться, чтобы ему галушки сами в рот залетали.

– Тебе хорошо говорить, Сердюк, ты сегодня весь день на месте простоял, а я перетаскал два грузовика кирпичей. Устал как собака. Ох, Мироныч, надоела мне такая жизнь! Хочется домой, к родным.

– Всем надоела, – отрезал Мироныч и, сев на стул, развернул газету.

Все трое приехали в Москву из Николаевской области. Они трудились на одном заводе, были квалифицированными рабочими, но, когда предприятие встало, подались в Москву на заработки. Они думали побыть здесь год, два от силы, но задержались надолго. Сердюк даже в шутку называл себя и своих друзей хохломосквичами. Помимо разлуки с близкими их тяготила еще одна вещь. За прошедшие годы они так и не смогли устроиться по специальности и занимались любым делом, которое только подворачивалось. А подворачивалась чаще всего тяжелая физическая работа. Петру, как самому молодому, доставалось больше всего, но и Сердюк с Миронычем успевали так намахаться – будь здоров. При этом нельзя сказать, чтобы они сильно разбогатели. Малоквалифицированный труд всегда оплачивался скромно. Хорошо еще, что друзья сумели застолбить комнату в хрущевке, поэтому они не так сильно ощутили на себе головокружительный взлет стоимости аренды жилья. А ведь им еще надо было отослать половину денег семьям и как-то жить самим.

– Это интересно, – вдруг сказал Мироныч изменившимся голосом.

– Что такое? – в один голос спросили Петро с Сердюком.

– Приглашают на работу квалифицированных иногородних рабочих. Знание станков с числовым управлением и так далее и тому подобное. Это мы все умеем. Зарплата высокая, телефоны, звонить с девяти до восемнадцати, на мобильник до двадцати трех.

– Какой там мобильник? – оживился Петро.

– Боюсь, как бы мы все не позабывали, – скептически заметил Сердюк.

– Припрет – вспомнишь! – отрезал Мироныч, подходя к телефону.

Человек на том конце провода оказался чрезвычайно любезен. Он даже согласился перенести встречу на выходные, чтобы друзья не отпрашивались с работы и заодно получили зарплату. Такое начало обнадеживало.

Ехать пришлось за город. Там, в стороне от шумных улиц и площадей, стоял завод. Друзья представились, и охранник без вопросов пропустил их, заодно объяснив дорогу. Они оказались в небольшом коридоре у двери с надписью «Главный инженер». Мироныч постучал, ему предложили войти, а остальных попросили подождать. Беседа продолжалась минут десять. Затем настала очередь Петра.

Солидный мужчина, представившийся Владимиром Ашотовичем, для разминки задал ему несколько производственных вопросов. Ответы Петра его полностью удовлетворили, и тогда он неожиданно спросил:

– Вы женаты?

– Нет пока. Когда мы в Москву уезжали, я еще молод был, всего три года, как пришел из армии, а сейчас не имеет смысла жениться. Вижу, как мои друзья тут без семьи маются, и всякое желание пропадает.

– Ясно. Вы до приезда сюда жили с родителями?

– Да.

– И там же прописаны?

– Конечно, – ответил Петро, слегка удивленный этим вопросом.

– Хорошо, идите. И останьтесь, пожалуйста, в коридоре.

Допросив всех троих, главный инженер остался доволен результатом и неожиданно предложил друзьям от теории перейти к практике. В раздевалке нашлись спецовки подходящих размеров. Владимир Ашотович провел хохломосквичей в цех, показал оборудование, объяснил, как на нем работать. Друзья быстро в этом разобрались, поскольку общие принципы были хорошо знакомы и, несмотря на долгий перерыв, еще не выветрились из памяти.

Затем их поставили к станкам. В цеху стояло десять линий, причем каждая выдавала свою продукцию. Один человек мог обслуживать три линии, а если поднапрячься, то и четыре. Друзьям сначала доверили по одной, а затем, когда они разобрались во всем на практике, и по две. Результаты вполне устроили инженера.

– Очень хорошо. Вы со старой работой рассчитались?

– Скажем так: нас там мало что держит, – ответил Мироныч.

– Замечательно. Тогда даю вам завтрашнее утро, чтобы собраться, а в час дня за вами приедет машина.

– Какая машина? Завтра же воскресенье!

– Да, но у вас нет собственного автомобиля, придется мотаться на общественном транспорте. Вряд ли разумно ежедневно тратить два часа на езду только в одну сторону. Мы вас поселим тут, буквально в нескольких шагах от завода.

Ровно в час дня друзья уже загружали свои вещи во вместительный джип. У Мироныча впервые шевельнулись нехорошие предчувствия, когда он взглянул на водителя автомобиля. У того было суровое лицо бойца спецназа или, наоборот, закоренелого преступника. Но Мироныч забыл