Станция невозврата - Александр Александрович Тамоников

с московским Управлением и сообщил о своем плане, генерал-майор Старцев был категоричен.

— Такие действия неприемлемы в сложившейся ситуации, — заявил он, как только Богданов закончил. — Вы на нелегальном положении, о каком захвате может идти речь?

— У нас нет выбора, — возразил Богданов. — Мы не можем передать дело местной госбезопасности, потому что не знаем, кому и насколько мы можем в этом вопросе довериться. Первый секретарь ЦК партии Армянской ССР Карен Демирчян счел работу московской госбезопасности грубым вмешательством в его епархию и потребовал прекратить любые действия даже в отношении частных лиц. Как он отреагирует, когда узнает, что мы подозреваем его соотечественников в глобальной подрывной деятельности, даже невозможно представить.

— Именно поэтому вы и не можете действовать самостоятельно, — отрезал Старцев. — Один выстрел, один-единственный выстрел даст ему в руки такие козыри, против которых наше правительство не сможет ничего противопоставить. Причастность людей, которых ты собираешься арестовать, нужно еще доказать. А если вы ошиблись? Если за этой встречей не скрывается ничего противозаконного? Если эти люди не имеют никакого отношения ни к НОП, ни к АСАЛА? Чем тогда мы будем оправдывать ваши действия? Тем, что в Москве погибли и пострадали от взрыва сорок четыре человека? Боюсь, даже для Леонида Ильича такой довод окажется слабым основанием.

— Если мы не возьмем их сейчас — не возьмем никогда. Вы это знаете, товарищ генерал-майор. Чем дольше мы будем тянуть, тем скорее дождемся провала. Возможно, сейчас они еще не знают о том, что мы забрали Мкртчяна и его людей, но они обязательно узнают. Сотрудник госбезопасности не изношенные тапочки, про него не так просто забыть. Мы должны это сделать, товарищ генерал-майор.

— Нет, нет и еще раз нет! Ты не понимаешь, о чем просишь, Слава.

— Как раз я-то отлично это понимаю. — Богданов старался держать себя в руках, но с каждой минутой это становилось все сложнее. — Я не предлагаю разворачивать в Армении полномасштабные военные действия, я лишь прошу дать разрешение задержать группу лиц, подозреваемых в незаконной националистической деятельности и в связях с запрещенной организацией. Разве не за этим вы нас сюда прислали?

— Нет, Слава, мы отправили вас в Ереван для того, чтобы вы выяснили, кто стоит за взрывами в Москве, и вы это выясните. Без погромов, стрельбы и арестов! А после того как вы получите неопровержимые доказательства вины этих людей в преступлении, вышестоящие чины будут решать, что делать дальше.

— Мы не можем идти в дом, когда там соберутся люди, которых вызвал Кудоян. Мы не можем задержать Кудояна и получить от него нужные сведения. И что нам остается? Мы ничего не сможем выяснить, если вы не дадите нам добро на задержание группы. Простите, товарищ генерал-майор, но вы связываете нам руки и при этом требуете результатов!

— Ты командир спецподразделения, полковник Богданов, а не оперная певица, у которой единственный инструмент — это ее голос! Придумай, как выполнить приказ. И пока не придумаешь, меня не беспокой!

Так закончился первый разговор полковника с Москвой. К бойцам спецподразделения Богданов вернулся злой, как черт. В двух словах передал содержание разговора и ушел к себе. А через двадцать четыре часа все изменилось. За это время произошло сразу два важных события, которые заставили Москву пересмотреть свои взгляды на планы полковника Богданова.

Первым событием стало возвращение капитана Лепилина и лейтенанта Уфимцева. Они продежурили у дома, указанного в записке, почти сутки и за это время многое сумели выяснить. Каким-то чудом им удалось пробраться в дом. Там они нашли документы, которые однозначно говорили о причастности организации АСАЛА к взрывам в Москве. Переписка с главой партии НОП, списки членов партии, выдвинутых в кандидаты для доставки взрывных устройств в Москву и другие крупные города СССР, график операций, из которого следовало, что очередная акция запланирована на январь 1978 года. Это был прорыв, и Лепилин с Уфимцевым поспешили доложить обо всем полковнику Богданову.

Тот, в свою очередь, вновь вышел на связь с Москвой, и на этот раз генерал-майор Старцев уже не был столь категоричен. Он заявил, что ему нужен час для обсуждения ситуации с заместителем начальника ПГУ Кирпиченко и начальником ПГУ Крючковым, после чего он перезвонит и сообщит о принятом решении. За этот час лейтенанту Казанцу тоже улыбнулась удача. После того как Богданов получил от Старцева отказ, он вновь отправил Казанца следить за Кудояном, и буквально в то же самое время, когда Богданов вел переговоры с Москвой, он спешил в Ариндж с хорошими новостями.

После последней встречи в шахматном клубе Кудоян вел себя тише воды ниже травы. Он почти не выходил из дома, разве только до ближайшего продуктового магазина, а в этот день вдруг вышел и направился к автобусной остановке. Он сел в автобус, следующий в пригород. Казанец последовал за автобусом на машине. Кудоян вышел на последней городской остановке, и Казанец порадовался тому, что он не отправился за город. Уже через несколько минут Казанец сообразил, что Кудоян идет в дом, про который раньше рассказывал Уфимцев. Тот самый дом, где проходила встреча Геворкяна и иностранца Уильямса.

«Вот удача так удача, — обрадовался Казанец. — Если сейчас сюда приедет Геворкян, у нас в руках окажется еще один козырь». Казанец и не подозревал, какой козырь получит спустя несколько минут. В дом на окраине Еревана приехал не только Геворкян, но и Уильямс. Оба они вошли в ту же дверь, за которой некоторое время назад скрылся Кудоян.

Подобраться к дому оказалось не так-то просто. Одно дело лазать через заборы в ночное время и совсем другое — среди бела дня. Но Казанец справился. Нашел лазейку в заборе заброшенного дома, выходящем во двор дома, где собрались Геворкян, Кудоян и Уильямс, и подобрался к открытому окну. Прислушавшись, Казанец определил, что голоса доносятся из дальней комнаты. С такого расстояния разобрать слова было невозможно, и он решил рискнуть. Подтянувшись на руках, он осторожно перевалился через подоконник и оказался в доме. Скользнув вдоль стены, добрался до дверного проема и замер.

— Ситуация сложная, мистер Уильямс, и мы снова вынуждены просить вашей помощи.

Разговор вел Геворкян, а Кудоян служил переводчиком. Он старательно переводил с армянского на английский, стараясь, чтобы смысл фраз не искажался.

— А я в очередной раз вынужден вам отказать, — не слишком дружелюбно заявил Уильямс. — Мы не можем позволить себе выйти из тени. Сейчас не время.

— Как раз сейчас самое время заявить о себе, мистер Уильямс. — Геворкян старался говорить убедительно, но в его голосе слишком явно звучало отчаяние. —