Стеклянный дом, или Ключи от смерти - Устинов Сергей Львович

Когда Забусов позвонил по телефону и довольно безапелляционным тоном сообщил, что непременно желает встретиться со мной через тридцать минут, первым порывом было немедленно поставить его на место. Намекнуть на неотложные дела и назначить встречу в другое время. Но я сдержался.

Все-таки мы с ним вместе только что побывали под пулями, такими вещами легко не бросаются. Если, конечно, не он сам эти пули организовал.

Прокопчик открыл банкиру дверь и проводил его ко мне в кабинет. Сломавшись сразу в нескольких местах, как складной метр, тот опустился в кресло напротив моего стола и стал осматриваться по сторонам. Вероятно, осмотр не привел его в большой восторг, спартанская обстановка моего офиса действительно свидетельствовала о том, что дела у нас идут не шатко, не валко. Но на его откровенно оценивающий взгляд я ответил взглядом твердым и, надеюсь, гордым. После чего поинтересовался:

— Нуждаетесь в услугах частного детектива?

Его лысая физиономия осветилась подобием улыбки.

— Почему бы и нет? Я держу целую свору бездельников, называющих себя службой безопасности, но, насколько я мог судить сегодня утром, грамотно себя повели именно вы.

Слушать комплименты приятно, но справедливость прежде всего. Поэтому я сказал:

— Один из ваших сотрудников тоже показал профессионализм...

Забусов сморщился, его болезненно-желтое безволосое лицо, как пустыня барханами, покрылось глубокими морщинами.

— Профессионализм ему бы удалось показать, оставшись в живых, — недовольно пробормотал он. — А мертвые квалификации не имеют. У них у всех одна профессия — мертвец. — Видимо, фраза показалась ему забавной, потому что он, хихикнув, повторил: — Профессиональный мертвец.

— Однако тут же, спохватившись, посерьезнел и сообщил:

— Но мы сейчас толкуем не о нем, а о вас.

Банкир выжидательно замолчал, рассчитывая, быть может, на мою реакцию, однако ничего не дождался и продолжил:

— Давеча в церкви вы сказали, что расследуете смерть Кости Шурпина...

Здесь возразить было нечего, и я кивнул.

— Ну и какие результаты?

— Обнадеживающие, — сообщил я ему.

— Не хотите говорить, — констатировав это, он откинулся на спинку кресла, словно располагаясь для долгой беседы. — Тогда я сам скажу. Перед тем, как идти сюда, я был у Пирумова, и он мне все рассказал. И про то, как к вам попал ключ, и про то, что вы с самого начала не верили в самоубийство. Ну а теперь, после Малея... И этой стрельбы на кладбище... Только дураку может быть не ясно, что происходит. Вы уже знаете, кто убийца?

Сказано было полуутвердительно и весьма требовательно, как будто он интересовался у своего бухгалтера насчет квартального баланса. Я разозлился и ответил:

— Даже если б знал, вам не сказал.

Он снова разулыбался, сунул руку во внутренний карман пиджака, извлек оттуда толстую пачку долларов и, помахивая ею в воздухе, заговорщически понизил голос:

— А вы мне нравитесь. Считайте, что я вас нанял для расследования этого дела. Здесь десять тысяч. Хватит в качестве аванса?

Опять десять тысяч на аванс! Заколдованная сумма.

— Во-первых, у меня уже есть клиент, для которого я расследую это дело, — возразил я с достоинством. — Во-вторых...

— Во-вторых, не врите! — перебил он меня. — Ваш клиент умер, поэтому выражение «есть клиент» сюда не подходит. «Был клиент» — так вернее. Или вы хотите меня уверить, что отчитываетесь перед ним с помощью столоверчения?

Забусов снова захихикал над собственной шуткой, после чего продолжил уже без тени юмора:

— Я заказчик небедный, следовательно, хороший. К тому же, в активе имеется то преимущество, что я живой. Хотя сегодня кое-кто и хотел убить меня либо кого-то из членов моей семьи. Сразу скажу, чтобы не было вопросов: да, я в состоянии нанять не такого, вроде вас, кустаря-одиночку, а получить в свое распоряжение любое, самое мощное детективное агентство. Да, собственно, и агентства не надо — достаточно щелкнуть пальцами, и вся московская милиция будет на меня работать. Надеюсь, это вы понимаете?

В ответ я умудрился кивнуть, одновременно пожав плечами, что можно было истолковать в любом смысле, нужное подчеркнуть: да, понимаю; понимаю, но сомневаюсь; сомневаюсь, что понимаю; от моего понимания, равно как и от моего сомнения, ровным счетом ничего не зависит.

— Но я решил прийти к вам... — в голосе его появились успокаивающие, убаюкивающие нотки. — Потому что дело весьма деликатное, огласка здесь была бы излишней... Даже вредной! А вы все равно уже в курсе...

Казалось, его плешивая физиономия то наливается изнутри неярким огнем, то угасает, как желтая предупреждающая мигалка светофора на пустынном ночном перекрестке. На пустых перекрестках я привык не осторожничать. И ударил по газам.

— Так вы за что мне предлагаете десять штук баксов: за поиск убийцы или за то, чтобы я молчал?

Забусов огорченно насупил безволосые брови и заметил со вздохом:

— Экий вы прыткий, право. Я же сказал: десять тысяч это аванс. Найдете убийцу... Не столько самого исполнителя, сколько заказчика, разумеется, — получите еще... — он замялся, и стало почти отчетливо слышно, как в голове у него щелкают, слегка искрясь, всякие там транзисторы и резисторы, — получите еще пятьдесят. Ну, а пока не найдете... — вероятно, тут лицо банкира в переводе на обычную человеческую мимику должно было приобрести лукавое выражение, — согласно профессиональной этике вам придется соблюдать конфиденциальность.

Как он меня! И ведь не подкопаешься. Чистый выигрыш по очкам.

Теперь, если отказаться, получится, что я либо что-то скрываю, либо боюсь. А если согласиться, то выйдет, что меня, вернее, мое молчание, купили за десять тысяч. Ибо, судя по немыслимой сумме окончательного гонорара, вариант с поимкой мною убийцы как реальный в расчет не принимается. Я почувствовал, что меня задели за живое. Надо было немедленно уравнять позиции, и я сказал:

— Хорошо, мы с вами подпишем договор. Но с двумя условиями. Первое. Я, конечно, не чту все статьи Уголовного кодекса подряд, без разбора, особенно насчет неприкосновенности частной жизни и жилища, или там нарушения тайны телефонных переговоров — профессия такая. Но когда мой клиент сам оказывается, например, убийцей, под условие конфиденциальности это не подпадает. Правда, и на гонорар я в таких случаях не претендую. Договорились?

Банкир коротко дернул подбородком, что должно было, видимо, означать согласие.

— И второе. Сотрудничать так сотрудничать. Если хотите на самом деле убедить меня, что платите за работу, а не только, чтобы заткнуть мне рот, пожалуйста, ваш вариант ответа: кто убийца? Время пошло, в вашем распоряжении тридцать секунд.

Я демонстративно уставился на часы, а Забусов снова удрученно насупился и пробормотал:

— А вы и впрямь прыткий малый... Но при всей вашей прыти вам бы надо понимать, что если б я твердо знал, кто, мы бы здесь с вами лясы не точили. А вот предположить... предположить могу.

Я весь, что называется, превратился во внимание, но Забусов не торопился продолжать, словно все еще раздумывал: говорить — не говорить. Наконец нехотя (впрочем, настолько нехотя, что наигрыш был очевиден) пробормотал:

— У Андрюши Эльпина сейчас положеньице — не позавидуешь... В двух словах и не опишешь.

— Попробуйте в трех, — подбодрил я его.

— Его сейчас вытесняют из рекламы сразу на двух телеканалах... Да что «вытесняют»! Гонят взашей, надо прямо говорить. Там очередная перестройка, хотят контрольный пакет отдать какой-нибудь одной солидной компании, а у него, похоже, не хватает средств... — банкир замолчал, в уме прикидывая, сколько именно, и произнес таким тоном, словно речь шла о том, что означенный шоумен выскочил из дома с одной лишь мелочью в кармане и ему не хватает на сигареты: — Миллионов двадцать пять-тридцать. Долларов, разумеется.

Совпадение необходимой Эльпину суммы с оценкой арефьевского наследства выглядело впечатляющим, что, вероятно, отразилось на моем лице. Но следующим своим сообщением банкир еще подбавил перца: