Андрей Дышев - Инструктор по экстриму

С опозданием наступила немая сцена. У Эллы отлегло на душе, она сразу обессилела и стала соответствовать своему возрасту. Опустив руки и ссутулившись, она медленно повернулась, сделала шаг в сторону Брагина, но тотчас передумала и поплелась к поваленной сосне, на которой верхом восседала Вера Авдеевна.

Брагин смотрел то на Марину, то на Эллу и не только не скрывал, но даже демонстрировал всем полное непонимание происходящего, очень смешно кривя нос и губы. Шубин напоминал попугая, который топчется по жердочке и двигает сложенными крылышками, так он ритмично переступал с ноги на ногу и пожимал плечами. Вера Авдеевна задумчиво курила и при этом выглядела монументально и величественно – этакий памятник Серьезному Человеку.

«Так это ее дочь!» – вдруг поняли все, причем почти одномоментно, и странная ситуация засверкала новыми гранями.

Брагин сделал нелепую попытку отойти от Эллы как можно дальше, направился к своей палатке и там, в густой тени, застрял – неподвижный и немой. Вера прикурила от окурка новую сигарету, что делала очень редко, в минуты особого душевного подъема. Шубин, правдоподобно заикаясь, предложил Марине добрать из кастрюли лисички, но настолько невнятно, что девушка приняла его слова за храп. Мира и Гера как-то незаметно оказались рядом и, поскольку центр внимания переместился с них на Эллу и ее дочь, принялись нашептывать друг другу нечто малозначимое и несерьезное.

– Какая неожиданная встреча! – ожила наконец Вера Авдеевна, нечеловеческими усилиями сдерживаясь, чтобы не кинуться в пляс. – Мы очень рады, очень! Подсаживайтесь в наш тесный и дружный кружок!

– Марина, так все же почему ты здесь? – глухим голосом спросила Элла. Стоя к костру боком, она смотрела в темный лес и обнимала себя за плечи.

– Соскучилась! – призналась девушка и посмотрела на маму влюбленными глазами. – А ты разве не рада?

Лицо Эллы окаменело. Пока она нервно жевала губы, продолжая удерживать себя в собственных объятиях, Марина, будучи девушкой воспитанной, сделала круг почета, представляясь каждому лично и при этом протягивая расслабленную ручку, словно крылышко.

– Марина Викторовна, – говорила она.

Брагина она не нашла в тени палатки, где он стоял еще минуту назад, постучала камешком по колышку.

– Але-о-о! Извините, я не знаю, как вас зовут!

– Хватит паясничать! – сердито крикнула Элла.

Марина, сотворив на своем лице любимое и, по всей видимости, наиболее доступное выражение («А что случилось? А я тут вовсе ни при чем!»), медленно приблизилась к матери.

– Почему ты на меня рассердилась, мамуль? – спросила она, не сводя своих наивных глаз с лица матери.

– Как ты узнала, что я здесь? – едва разжимая губы, спросила Элла. Она по-прежнему избегала смотреть дочери в глаза.

– Сердце подсказало… – И, нарочно сбиваясь и путаясь в словах, быстро заговорила: – А папа передает тебе привой большет. Он говорит, что очень тебя любит, что верит тебе, что ждет, и каждую минуту думает о тебе, и охапками покупает тебе цветы…

Звонкая пощечина заставила Марину замолчать. Опустив руку, Элла нервно дернула головой, повернулась к Вере Авдеевне и отрывисто, словно выкидывая из карманов камни, выкрикнула:

– У вас есть сигареты? Ну дайте же мне сигарету!

Марина застыла на сцене, коснувшись ладонью пылающей щеки.

– Теперь хватит, – шепотом произнесла она. – Она свое дело сделает… Приходи завтра, и ты найдешь меня вполне успокоенной. Финита ля комедия.

Теперь Элла, яростно раскуривая сигарету, смотрела на дочь в упор, и на ее губах, кажется, билась в агонии усмешка.

– Ну? – произнесла она. – Что ты выставляешь себя на посмешище? Кого ты из себя корчишь? Что ты этим хочешь сказать?

– Никак не могу понять, – попыталась разрядить обстановку Вера Авдеевна. – На кого Мариночка больше похожа – на маму или на папу?

– На обезьяну! – крикнула Элла.

– На маму, – поправила Марина, и лицо ее стало жестоким.

Неожиданно из темноты материализовался Брагин. Он подошел к Марине с улыбкой опытного взяточника и попытался обнять ее одной рукой, но девушка быстро отступила на шаг.

– Уберите свою поганую лапу!

– Но-но! – вскинул голову Брагин. – Потише на поворотах, малявка!

– Закрой рот! – прикрикнула на него Элла. – Я сама с ней разберусь.

Брагин поморщился и только собрался сказать, что решать сложные проблемы – прерогатива сильного пола, как вдруг Марина схватила его за локоть и сказала:

– Подождите! Я даю вам шанс спасти честь моей матери. То, что было между вами и моей мамой сегодня днем на берегу реки, отснято на видеопленку. Предлагаю вам пойти завтра в милицию и сознаться в изнасиловании. Вы сядете в тюрьму, зато моя мама с честными глазами вернется к мужу.

– Что?! – опешил Брагин.

– Марина, – произнесла Элла, – если ты сейчас же не закроешь рот…

– Ну что? Что тогда? – весело воскликнула Марина. – Ударишь меня еще раз?

– Нет, – покачала головой Элла. – Нет… Давай не здесь и не сейчас.

– А почему? Ты стыдишься этих людей? А почему раньше тебе было наплевать на то, что они о тебе думают? Ведь все прекрасно знали, что у тебя есть муж, что ты ему изменяешь. Почему только сейчас стало стыдно?

– Марина, – еще тише произнесла Элла, пытаясь поймать руку Марины. Мать проигрывала дочери уже явно. – Я не узнаю тебя… Ты… ты в своем уме? Я ведь тебе не подружка, не сокурсница…

– А я, кроме всего прочего, еще и дочь очень знакомого тебе человека.

– Да не любит она его больше! – снова вмешался Брагин. – Теперь она любит меня!

– Заткнись! – попросила его Элла.

– Нет-нет! – Марина приподняла руки и развернула ладони, будто намеревалась удержать мать, если та вдруг упадет на нее. – Пусть говорит. Это очень интересно! Значит, теперь ты любишь вот этого типа?

– Марина! Это мое личное дело!

– И все же – да или нет?

– Я тебе отвечу! – никак не мог заткнуться Брагин. – У нее с твоим отцом все кончено. Она любит меня!

– Значит, это правда? – требовала уточнения Марина, глядя на мать.

– Нет, – после мучительной паузы произнесла Элла.

Брагин немедленно обиделся.

– Как это понимать, Элла? Я хочу разъяснений!

– Ты можешь отстать от меня хотя бы на полчаса! – с мукой выдавила из себя Элла.

– Как скажешь, – пожал плечами Брагин.

– Так вы отказываетесь от моего предложения? – напомнила ему о себе Марина.

Брагин, уже сделавший два шага, круто развернулся.

– Я сейчас как сниму с тебя трусы и ремнем…

– Неужели руки еще не устали снимать трусы? – улыбнулась Марина.

– Господи! – прошептала Элла и прижала ладонь ко лбу. – Я сейчас сойду с ума… Скажи, зачем ты это делаешь? Что ты от меня хочешь?

– Морального удовлетворения! – не задумываясь, ответила Марина. – И материальной компенсации…

Мира, которая все это время безотрывно наблюдала за происходящим, повернула лицо к Гере, коснулась его уха губами и шепнула:

– Мне стыдно смотреть на все это.

– И мне.

Они одновременно встали и незаметно ушли в ночь, словно нырнули под теплое черное одеяло.

3

– Когда я увидела их на обрыве, – сказала Мира, подойдя к воде, – то сразу подумала, что они за кем-то следят. Теперь понятно за кем.

Река в темноте казалась потоком нефти, лишь перья волн и брызги в свете луны напоминали россыпь жемчуга.

– Первый раз я веду такую интересную группу, – признался Гера. Конечно, уместнее было бы сказать «идиотскую».

– Тебе не кажется, что Вера за всеми следит? – спросила Мира. Она опустилась перед рекой на корточки, зачерпнула воды и умылась.

– По-моему, она не столько следит, сколько называет вещи своими именами. Она говорит то, что думает. Получается довольно грубо, ее слова всем режут слух.

– Выходит, никто из нас не хочет слушать правду?

– Все делают вид, что не понимают сути происходящего, – поправил Гера. – И потому ее правда выглядит как бредни… Но мне кажется, что нас с тобой она любит.

Она выпрямилась, подошла к нему.

– Ты тоже делаешь вид, что ничего не понимаешь?

– Иногда.

– А сейчас?.. Что ты думаешь обо мне?

Она стояла совсем близко. Гера мог различить тонкую мокрую прядь, прилипшую к ее лбу.

– Что я думаю? – переспросил Гера. – Я думаю, что хочу тебя поцеловать, только не знаю, как сообщить тебе об этом.

– Об этом не надо сообщать… Но ты говоришь не то.

– А что я должен сказать?

– О том, что тебе не дают покоя мысли о Некрасове. О наших с ним отношениях.

Мира выжидающе замолчала.

– Я что-то должен сказать? – поинтересовался Гера.

– Конечно! Ты должен схватиться за голову и мученическим тоном произнести: «Да! Он не дает мне покоя, и я не знаю, как вытряхнуть этого кабана из своей головы!»

– А ты?

– А я тебе отвечу: ничего плохого Некрасову я не сделала. Он рядом, жив и здоров. Наберись терпения, не позднее завтрашнего вечера он будет в лагере… Но самое главное не это. Самое главное то, что он меня совершенно не интересует.