Эльмира Нетесова - Утро без рассвета. Камчатка

— А куда?

— На свободу.

— Кто еще в тот раз уехал? — не отставал Трофимыч.

— А те же «суки», — ухмылялся Г ном.

— Да, ну и дела… — вздохнул майор.

Трофимыч, заметно побледневший, тихо барабанил пальцами по оконному стеклу.

А Бондарев лежал на столе бледный, холодный, безразличный ко всему.

— А как его звали? — опросил вдруг Яровой Г нома.

— Кого?

— Как это кого? Покойного!

— Сами знаете, имен и фамилий меж собой у нас нет. Одни клички.

— Ну, кличка какая у него была?

— Говорят, что прозывали его Скальп.

— Скальп? А почему? — подался от окна удивленный Трофимыч.

— Да говорят, что он себе делал ножи из гвоздей похожие на скальпель.

Яровой вглядывался в лицо старика. На воле, если приодеть, он походил бы на обычного, ничем не отличающегося от других сторожа или дворника. А здесь… Нет. Что-то не то. Чем он так неприятен? Вон и ухмылка у него неестественная, деланная. Нет у него искренности. Врет он! Врет! Хотя к словам не придерешься. Говорит убедительно. Но и себе не прикажешь. Яровой не хотел, не мог больше видеть этого человека. И, подойдя к Гному вплотную, сказал резко:

— Идите!

Гном глянул на пустые руки Ярового, на стол, где вместо сигарет лежал Бондарев, на хмурое, озабоченное лицо насупившегося злого майора, поежился под изучающе пристальным взглядом Трофимыча. И, скривив в злой улыбке губы, повернул к выходу, презрительно шмыгнув носом. Гном тихо прикрыл за собою дверь.

— Ну и тип! — вырвалось невольно у Ярового.

— Задумали они что-то, — обронил майор.

— Да, неспроста они так закрутили, — покачал головой Трофимыч.

— Почему они? — улыбнулся Яровой.

— А вы думаете, что это Гном говорил? — зло рассмеялся Трофимыч.

— Кто же еще?

— Сам «президент» с нами через него переговоры вел.

— «Президент»? Но это нереально. Бондарева уже нет. И если «президент» хотел отплатить Игорю Павловичу, то узнав о его смерти, в зоне уже известно об этом, потерял весь интерес. С мертвого что возьмешь? «Президент» не будет работать через Гнома. Не тот он человек, чтобы доверять такому… — говорил майор. — Нет, тут скорее Шило мог…

— Может, вы и правы, — ответил Яровой.

— Ни хрена не прав! — подскочил Трофимыч.

— Почему?

— Да потому, что самому Шило вся эта история и мы, и Бондарев абсолютно не нужны. Кто-то покрупнее, поумнее Шила послал Гнома к нам, посулив интерес. Вот тот и пришел. Видно, с оплатой согласился. Я его знаю. Будет шмыгать, покуда кому-либо не надоест. Один — по соплям даст. А другой — глоток чифира. На, мол, согрейся. Эту старую потаскуху только сам «президент» мог к нам подослать. И через час мы в этом убедимся, — усмехнулся Трофимыч.

— Как? — удивился майор.

— Опять через «сук»? — возмутился Яровой.

— Нет. Если Г ном не выйдет сегодня на работу, значит, прислал «президент». Только он имеет право так наградить этого паразита! — Трофимыч кивнул майору на дверь. Оба вышли.

Гном в это время отчитывался перед «президентом» о разговоре в красном уголке.

«Президент» слушал внимательно. Оценил находчивость старого пройдохи. Ловко тот выкручивался. Кое-где удачно. Но заметил «президент» и промахи.

— Значит, Яровой тебя прогнал? Умный мужик! И я бы тебе не во всем поверил. Стемнил ты явно кое-где.

— В чем?

— Насчет собачатника.

— Говорил, как ты научил.

— Надо и своей «тыквой» соображать. Кто ж в Певеке сможет жить всю зиму в собачатнике? — насупился «президент».

— Кенты так говорили, — лепетал Г ном.

— Так зимою морозы до шестидесяти градусов доходят. А собачатники не отапливаются. Кто ж выдержит такое?

— Они о том не спрашивали.

— Для себя запомнили! И еще промах. Что за весь год укокошить «суку» зэки не смогли. Ты забыл, что со следователем был Трофимыч. А этот все знает. Вот ты ушел, а он скажет, что в баню «сука» мог идти только вместе со всеми, а не один. И без собак. А в баню его, как и всех прочих, заставляли ходить раз в десять дней и не меньше. И… Самое главное, что «суку», а он тоже зэк, никогда не подпустят работать с собаками… Начальство не доверит. Ведь зэк, пусть он и «сука», в первую очередь норовит овчарок отравить. Чтоб в случае чего догонять некому было. С собаками всюду только охранники занимались. Но не зэки!

— Так ты сам учил меня так сказать.

— Я говорил сказать, что он в овчарне «сявкой» был. Но не «бугром». А ты что? Убирать на собачатнике ему бы доверили! А ходить за овчарками нет! Понял, паскуда?! — вспыхнуло лицо «президента».

Гном весь дрожал. Уж как старался, а на тебе— сколько просчетов допустил. Сколько ошибок!

— Подвел ты нас. Заложил. Ну да ладно! Скажешь Шило, что с нынешнего дня я тебя в «шестерки» определил навсегда. А кличка пусть прежней будет.

— За что так? — побелел Гном.

— Иди на работы! — прикрикнул «президент».

Трофимыч, сделав вид, что вышел покурить, внимательно следил за построением на работу зэков шестого барака. Вот среди них мелькнула фигура Гнома. Старик выглядел неважно, словно обреченный стоял в конце строя.

Трофимыч удивленно покачал головой, вернулся в красный уголок.

— Значит, не «президент»! Вышел Гном на работу, — сказал он, обращаясь к Яровому. Тот улыбнулся молча. Продолжал думать о своем:

«Шило обещал сообщить, если кенты что-то вспомнят. И когда вспомнили, — прислал Гнома. Но перед тем была драка. Именно из-за Гнома, его заподозрили в стукачестве. И уже, конечно, появление его, Ярового, не могло снять полностью подозрение со старика. Но почему Шило не сам пришел, а прислал его за себя? Чтобы больше поверили? Это точно! Но сам он до такого додуматься не мог. Ведь из-за того и шум поднял, чтобы самому со следователем говорить. И еще: убитого они не причислили к своей касте. Сказали, что интеллигент. Убеждали и в том, что работал на Бондарева. А значит, тот прямо или косвенно виновен в смерти «суки». И в то же время эта таинственная, загадочная отправка на свободу. Где мог его убить и такой же «сука», знавший о месте пребывания убитого. А значит, убитый и убийца — оба люди Бондарева? В этом случае либо между «суками» были свои счеты, либо убит был один из них вторым по просьбе Бондарева. Но какой был в этом смысл для Бондарева? Он уже не начальник лагеря. Да и убийство было совершено не в прошлом году, а в нынешнем, когда Бондарев уже работал в Магадане. Кстати, Скальп этот освободился из Певека в прошлом году, а Бондарев уже много лет работал начальником лагеря здесь, а не в Певеке. Значит, «сука» эта не его? Он не освобождал Скальпа и не знал ни убитого, ни тех, какие с ним уехали? Возможно, и даже вероятно, но кому в таком случае нужен этотоговор? Конечно, ворам и убийцам. Они узнали своего. Поняли, кто мог убить и, желая выгородить, решили сбить со следа. Лучший метод для этого — оговорить начальство. На кого больше зла. Вот и избрали Бондарева. И заставить Гнома оговорить Бондарева мог только «президент». И никто другой.

Яровой досадливо поморщился.

— Аркадий Федорович, врач пришел, — тронул за локоть майор.

— Где его можно видеть?

— Он сейчас придет сюда.

Яровой отвернулся от окна, стал ждать.

В красный уголок вскоре пришел плотный седоватый человек. Он быстро разделся. Поздоровавшись со всеми, подошел к столу.

— Эх, Игорь, Игорь! — вздохнул он тяжело и принялся осматривать умершего.

Рядом с врачом, виновато моргая, стоял Трофимыч и вытирал вспотевший лоб.

— Так, мне понятно. Теперь нужно отвезти тело в Магадан. К патологоанатому… Кстати, родным нужно сказать, — говорил врач.

Майор и Трофимыч головы опустили. Кто возьмет на себя такое? Врач внимательно оглядел всех.

— Ладно, я его лечил. Я и позвоню, — тихо сказал он. Все вздохнули с облегчением.

Доктор подошел к телефону, долго набирал нужный номер. Слышались гудки. Но вот на другом конце провода подняли трубку.