Ночной убийца - Александр Александрович Тамоников

– Ну, поговорили? – спросил американец. – Не переживай, Пол, мы с Ольгой вместе работаем, вместе добываем интересную информацию, и нам за нее хорошо платят.

«Ну, я и не сомневался, – подумал Сосновский, переводя взгляд с Уэлча на Ольгу. – Будет вам информация. Интересная!»

Молотов ехал вместе со Сталиным на вечернее заседание, а из головы у него не выходила история с Лазаревым. Ситуация очень тревожная. Молотов хотел сам познакомиться с личным делом этого человека, но времени у него не было. Сначала он должен был ехать к Сталину, а потом вместе с ним отправиться в особняк на Спиридоновке. Берия первым увидит все, что есть в деле Лазарева, и сможет повернуть это против наркома иностранных дел. Ловушка? Нет, я сделал правильно, я успел первым доложить товарищу Сталину о том, что враг пытается вербовать советских сотрудников и я держу ухо востро. Враг хитер, коварен и может кого-то сломать. Выявлен один молодой сотрудник, которого обрабатывают иностранные журналисты. Молотов подбросил Сталину мысль о том, что он сам хочет проверить эту информацию и с помощью этого сотрудника поиграть в шпионы с агентами западных разведок, подбросить им ложную информацию. Сталин странно отреагировал: попыхивая трубкой, он через минуту сказал, чтобы Вячеслав Михайлович обязательно уведомил Берию и без него не лез в такие авантюры. Берия опытен, он знает, как играть. И теперь не важно, как сложится. Главное, что Молотов успел доложить первым, показать, что первым выявил врага и принял меры.

Черчилль приехал в последний момент перед самым началом заседания. Они уже виделись с утра, поэтому никаких особых рукопожатий не было и вопросы о том, как провели ночь, не задавались. Черчилль был странно весел, он был похож на кота, который добрался до миски со сметаной и теперь умывается, хитро глядя на хозяйку. Усевшись на свое место, поерзав в нем, удобнее устраиваясь, он повернулся к секретарю, который поднес зажигалку к сигаре. Британский премьер-министр с незажженной сигарой вошел в здание. Это говорило о хорошем расположении духа. Покурить лучше не на ходу, а в удобной обстановке. Место для переговоров с поляками для него, видимо, было удобной обстановкой.

Сталин тоже закурил, но трубку. Перед этим он не спеша и основательно набивал ее табаком, уминал пальцами. Кажется, его беспокоило поведение Черчилля, его излишняя открытость. Хотя по лицу Сталина сложно было угадать, о чем он в этот момент думает, что его беспокоит, а что радует. Польское правительство в изгнании прибыло в своем обычном составе. И слово взял Станислав Миколайчик.

– Я благодарю маршала Сталина за предоставленную мне возможность приехать в Москву и присутствовать на этом заседании. Я благодарю также господина Черчилля за то, что он не забыл о поляках. Я хотел бы вначале кратко повторить содержание меморандума, который был вручен советскому послу Лебедеву в Лондоне некоторое время тому назад. Сначала я хотел бы сказать несколько слов о том, как был составлен меморандум. Во время поездки в Москву мне стало известно, что советское правительство подписало соглашение с Польским комитетом национального освобождения. Я, безусловно, считаюсь с престижем советского правительства, подписавшего соглашение с Польским комитетом. Приехав в Лондон, я решил составить политическую программу, на основе которой мог бы начать переговоры с советским правительством. Подготовленный мною меморандум касается взаимоотношений между обоими государствами и представляет собой программу разрешения польских внутренних вопросов[6].

Молотов бросил взгляд на Сталина, Черчилля, на Идена, но все молчали, вслушиваясь в слова переводчиков.

– Какой меморандум имеется в виду? – не удержался Молотов от вопроса. Сейчас это было весьма важное уточнение.

– Я имею в виду меморандум от двадцать девятого августа, – с готовностью пояснил Миколайчик. – Я хотел бы, чтобы весь польский народ принял участие в установлении хороших отношений с советским правительством. В первом параграфе меморандума говорится о реконструкции польского правительства после освобождения Варшавы.

– В тексте меморандума, полученного нами, – отозвался Сталин и ткнул в сторону поляка мундштуком трубки, – говорится о реконструкции польского правительства после освобождения Польши.

Щека польского представителя еле заметно дернулась, но в целом Миколайчику удалось сохранить самообладание. Он с виноватым видом чуть развел руками:

– Не знаю, каким образом произошла эта ошибка. Но сейчас еще Варшава не взята.

– Я полагаю, – Черчилль посмотрел на Сталина и, соглашаясь с ним, кивнул, – я полагаю, что следует отметить этот расхождение и продолжить обсуждение.

А дальше Миколайчик стал рассуждать о том, что Польша должна сотрудничать с соседними странами, заключать взаимовыгодные союзы, идти вместе по пути мира и созидания, дружбы между народами. Черчилль попыхивал сигарой и с видом доброго дядюшки благосклонно кивал. Наверное, этот вид британского премьера сыграл злую шутку с поляком. Он увидел в этом облике намек на всестороннюю поддержку и помощь против влияния Советского Союза. И Миколайчик заговорил о том, что Польша в результате войны не должна потерять в территориях. И все внутренние политические силы, все партии и патриотические движения, несмотря на противоречия, в этом вопросе единогласны как никогда. Он заявил, что изложенный в меморандуме план одобрен всеми партиями в Польше. И тут Миколайчик попался. Он не усмотрел в равнодушном взгляде Сталина готовящегося подвоха.

– Существуют ли в действительности эти партии в Польше? – поинтересовался Сталин, убрав изо рта трубку и рассматривая ее, как будто она была важнее, чем обсуждаемые вопросы. – Перечислите их, пожалуйста.

Поляк поперхнулся и на миг замолчал, как будто наткнулся грудью на каменную стену. Он посмотрел на Сталина, потом на безмятежно попыхивающего сигарой Черчилля, потом на свои бумаги и заговорил:

– Эти партии, разумеется, существуют в Польше. В число этих партий входят крестьянская партия, народно-демократическая партия, социалистическая партия, партия труда.

Но Сталина интересовало совсем не это. Миколайчик, перечислявший все партии и движения, наоборот, все больше загонял себя в угол. Поляк даже не предполагал, куда его заманивает советский лидер.

– Одобрен ли меморандум на каком-либо конгрессе этих партий и опубликовано ли об этом? – сразу же спросил Сталин и внимательно посмотрел поляку в глаза.

Миколайчик тотчас понял свою ошибку, он сообразил, в чем проиграл советскому руководителю, но исправить ошибку уже, видимо, не удастся. Вся надежда теперь только на мнение Черчилля.

– Конгресса партий не созывалось, – пытаясь скрыть растерянность в своем голосе, ответил поляк. – Меморандум был одобрен методами, которые, вероятно, хорошо