Контуженый - Сергей Павлович Бакшеев

я, так бандит похуже придет выбивать их согласие. Жить на обочине шумной трассы некомфортно. А приличный дом у реки в нашем городе можно купить за два миллиона. Мы вместе смотрим объявления в интернете. Один из продаваемых домов им нравится. Старики верят мне, созваниваются с дочерью в Мурманске и получают добро на сделку.

Потом я уговариваю Машу напечатать страницу договора с новой суммой.

Лупик, выпучив глаза, смотрит на меня:

– Какого хера, Контуженый?

Я чувствую нарастающую головную боль и выпиваю таблетку. Из носа кровь, промокаю салфеткой. Обманывать нехорошо, но выкидывать стариков на улицу недопустимо. Не по-людски это.

– Твоя цена. Твой договор. Твоя подпись.

Лупик вскакивает, пытается порвать подписанные документы, но я отпихиваю его.

– Тебе кранты, Контуженый! – кричит Лупик и выбегает из банка.

Взволнованные старики смотрят на меня.

– Подождем, – успокаиваю я и подхожу к окну, чтобы видеть улицу.

Лупик сбегает по ступенькам и плюхается в «шевроле». Он готов уехать, но ему перегораживает путь полицейский «уазик». Лупик матерится и сигналит. Он привык, что яркому крутому автомобилю серые машинки уступают дорогу.

Из «уазика» выходит сержант Костя Воинов и направляет автомат на Лупика.

– Выйти из машины!

– Я ничего не нарушил, – возмущается Макс.

– Оружие, наркотики имеются?

– Чего?

Полицейский непреклонен:

– Поступил сигнал. Я обязан досмотреть ваш автомобиль.

– Кругом дебилы, – шипит Макс весьма опрометчиво.

Воинов быстро находит в бардачке «шевроле» мой пистолет в целлофановом пакете. Демонстрирует находку Максу:

– Ваш пистолет? Разрешение на оружие имеется?

– Это не мой! – вопит Лупик. – Мне подкинули!

– Все так говорят. А если проверить на отпечатки?

Лупик открывает рот, чтобы заорать, и осекается. До него доходит – он брал пистолет в руки, трогал курок, прицеливался. А вот я к оружию не притрагивался.

Беспомощный взгляд Макса мечется от отчаяния. Он замечает меня в окне банка. Я машу ему рукой – возвращайся!

Костя Воинов, как договаривались, подыгрывает:

– Господин Лупик, до вечера я подумаю, проверять пистолет на пальчики или случайно уронить в реку.

Перепуганный мозг Макса постигает новую реальность.

– Уронить, – упрашивает он и с мольбой смотрит в глаза полицейскому.

– Или все-таки проверить. – Воинов взглядом указывает на банк.

Бледный Лупик возвращается к нам в банк. Он раздавлен и соглашается:

– Готовьте договор на кредит.

– Под залог автомойки, – предупреждает Валентина Сергеевна.

– Доход в десять раз больше, значит, и цена, – подбадриваю я Макса. – Факт!

25

Пока менеджер готовит кредитный договор, я показываю фотографию Златы операционистам банка.

– Это Злата Солнцева. Давно ее видели?

Маша ревниво зудит из-за плеча:

– Опять Злата. А мое фото у тебя есть?

Я оправдываюсь:

– Злата исчезла. А вдруг, она в беде.

– Ты сам в беду чуть не попал, рэкетир Контуженый!

На справедливый упрек у меня нет оправданий. Мужское безрассудство нужно вовремя уравновешивать женской осторожностью.

В банке Злату Солнцеву не видели. В остальном все хорошо. Старики получили крупную сумму на новый дом. Договор купли-продажи сдан на регистрацию. Лупик смирился с поражением. Дорога для его «шевроле» свободна.

Мы с Машей идем к дому. Она держит меня под руку, прижимается, заглядывает в глаза:

– И долго ты ее будешь искать? Всё из-за денег?

На два вопроса она хочет услышать ответы: нет и да. Именно в такой последовательности. Я не желаю крови из носа и молчу.

Некоторое время мы идем молча. Маша накапливает обиду и не сдерживается:

– Я видела, как к Злате приезжал боец с Донбасса. Она страшно испугалась, обманула твою маму, выманила деньги и сбежала.

– Какой еще боец?

– Раненый. На голове бинты.

– Откуда он?

– С войны, наверное. Я слышала, как про Луганск говорили.

Я озадачен. Из переписки Шмеля я знаю, что Злата ездила в Луганск для встречи с владельцем «Краскопласт» Николаем Краско. Дважды! Оба раза за деньгами на квадрокоптеры и прочую технику для подразделения сына. О результатах она отчитывалась Денису Шмелеву. Насколько я понял, бизнесмен Краско был щедр. Или его вынудили раскошелиться.

Но это в прошлом. Кто мог приехать из Луганска к Злате? Мои бойцы погибли, Николай Краско умер, в живых остался только его сын Руслан. Кстати, он получили ранение. Мог знать о Злате, раз она приезжала к его отцу. Но Русик тихий парень, с чего бы Злате его бояться?

– Маша, ты уверена, что это был боец из Луганска?

– Не знаю. Злата обокрала твою маму, могла обобрать кого-то в поезде. Тот явился за деньгами. Она и сбежала!

– А бинт на голове?

– Кипятком плеснула!

Я вынужден согласиться. Злата воровка. Она обокрала даже близких. Как ее найти?

– И в соцсетях ее нет, – бормочу я.

Озвученные мысли окончательно обижают Машу:

– А в мои ты заглядываешь?

Я спохватываюсь, думаю, как угодить Маше, и достаю телефон:

– Хочу твое фото.

– Злую и раздраженную?

– Улыбнись.

– Я не могу улыбаться по приказу!

Маша собирается уйти, я хватаю ее. Но вместо слов извинения, я обвиняю:

– Вы же со Златой подружки. Почету ты не отговорила ее от аборта?

Маша с глазами, как чайные блюдца, превращается в статую.

Я проклинаю себя, что невольно проговорился. Вырвалось то, что копилось в душе тяжким грузом после прочтения в разбитом телефоне Чеха его диалога с сестрой. А может, это к лучшему. Пора разобраться, это вымышленный разговор или настоящий.

– Кто отец? – выдыхает Маша.

Она озвучивает название рассказа. Только в названии слов вдвое меньше, а знаков вопроса больше – «Кто??»

Я опускаю взгляд:

– Какой отец, если был аборт.

– Это ты? – наседает Маша. – У тебя было со Златой. Только не ври!

– Не знаю.

– Что ты не знаешь, было или нет? Или от кого ребенок?

– Какой ребенок? Мы говорим про аборт?

– Не увиливай!

Я вспоминаю любовную сцену – Злата с Денисом. Ее глаза закрыты, а губы распахнуты. Со мною, наоборот. Ее губы стиснуты, а в открытых глазах боль и презрение.

– Это мог быть Денис.

– А мог быть ты? Злата с тобой и с ним! Одновременно или по очереди? Тебя это устраивало?

Маша сыпет обвинения с безжалостностью обманутой женщины. Я унижен, не знаю, что ответить. Моего унижения ей недостаточно, и Маша оттаптывается на сопернице:

– Так Злата же проводница! Всем улыбается и всем дает. Зря вы ее к Лупику не пустили, она сама к нему хотела.

Тут я не выдерживаю, срываюсь, рычу или кричу:

– Проводница – не означает шлюха!

Машу берет оторопь. Она замолкает, по щекам катятся слезы. Слезы касаются губ и превращаются в слова:

– А меня бы ты так защищал?

– Маша, я про другое.

– Ты всегда про другую.