Иранская мина - Александр Александрович Тамоников

ему помогли подняться до дверей. И только когда его ввели в кабинет Шелестова, он наконец с шумом выдохнул и потребовал:

– Черт, да снимите с меня эти дурацкие бинты! И дайте чего-нибудь выпить – башка трещит.

– Потерпишь, – проворчал Сосновский, разбинтовывая голову.

– Где ты его нашел? – хмуро спросил Шелестов, отходя в сторону, чтобы не мешать, и усаживаясь в кресло.

– В развалинах, в трехстах метрах от английского посольства! Хотел рассказать ему новости, пошел к месту, откуда он вел наблюдение за посольством, и успел увидеть, как он пошел за каким-то иранцем. Ну, понял, что дело важное, ведь нашего Виктора так просто не проведешь. А потом стрельба началась. Меня как током дернуло, понял, что беда случилась. Ну, я в голос заорал, команды всякие дурацкие начал отдавать, пару раз в воздух выстрелил. Кажется, обошлось. Подбежал, там уже никого, а наш Аника-воин под склоном на осыпи лежит. Думал, каюк ему, но нет, крепкая черепушка. Пуля в камень ударилась возле его головы. Осколками камня кожу посекло. То ли они думали, что пристрелили Буторина, то ли я вовремя подоспел и спугнул их.

– И то и другое, – проворчал Буторин, морщась, пока Сосновский отдирал присохший бинт. – Может, они бы еще раз в меня выстрелили, если бы не ты. А может, подумали, что прострелили мне голову. Кто их знает, этих уродов.

– Ладно, обошлось, и хорошо. – Сосновский бросил окровавленные бинты и начал обрабатывать рану на голове Виктора. – Ты, главное, Максиму расскажи, что видел. Чтобы из первых рук.

– Засек я иранца, – заговорил Буторин хриплым голосом. – Непримечательный такой, стоял метрах в ста от ворот посольства, явно за ними наблюдал. Дернулся, когда одна машина выехала, но потом опять замер, когда она направилась не в ту сторону. Понял я, что ждет он кого-то. Ну и точно, чуть позже еще одна машина выехала и мимо него проехала. Кто в машине сидел, я не разглядел, но иранцу явно что-то выбросили из окна, а он нагнулся и подобрал. Может, записка, может, еще что-то мелкое, но он это под отворот кепки спрятал. Думал, он связник местный у англичан. А застукал я его во время встречи с европейцем, и европеец этот говорил по-немецки. Вот такая ерунда получается. Но и они меня тоже как-то застукали… Ну и вот!

– Иранец, говоришь, – повторил Шелестов, задумавшись. – Значит, с немцем встречался, да еще с подачи кого-то из британского посольства. Хорошо. Ты как, Виктор, жить будешь? Двигаться можешь или полежать хочешь?

– Чего? – набычился Буторин. – Какие полежать, когда тут такое!

– Ну вот и я о том же, – улыбнулся Максим, поднимаясь. – Поехали. Возьми вон плащ с вешалки, чтобы в машине с головой накрыться.

Буторин посмотрел на Шелестова, но задавать вопросов не стал. Не задают в разведке лишних вопросов. Того, что тебе сказали, по мнению начальства, достаточно. И о чем спрашивать, если приедешь и все станет тебе известно. Зачем время терять и попусту воздух словами пинать.

Повязку под шляпой было почти не видно, поэтому Буторин не стал ее снимать. Они спустились по каменным ступеням в подвал морга, куда совсем недавно полиция привезла неопознанный труп. Запах в этом каменном мешке стоял такой, что даже многоопытного и многое повидавшего Буторина стало мутить. Казалось, что даже камни стен и полов пропитались отвратительным сладковатым трупным запахом. Молодой полицейский с врачом шли впереди. Открыв железную дверь, врач пропустил визитеров внутрь. Здесь лежали свежие трупы, которые еще не попали на вскрытие.

Врач подошел к крайнему телу и откинул простыню. Иранец был убит выстрелом в затылок из револьвера, скорее всего, из «нагана». Стреляли в затылок, выходное отверстие пули, чуть шире, чем входное, находилось выше глазницы. Лицо у покойника не было обезображено. Пистолетная пуля разнесла бы половину лица на выходе.

– Ну как, узнаешь? – спросил Шелестов.

– Да, узнаю, – кивнул Виктор. – Тот самый иранец, который наблюдал за посольством и который встречался с немцем. Значит, его пристрелили как свидетеля. А что, вполне понятный ход! Значит, это было важно, раз они решились на такое. Где его нашли?

– Недалеко от того места, где пытались убить тебя. Немец, видимо, не хотел тянуть время, поэтому выстрелов так много. Но ты прав, раз решил убрать иранца, значит, все очень серьезно. И значит, связь британской разведки с немецкой серьезна. Значит, снюхались они.

Два армейских крытых брезентом «Виллиса» неслись по серпантину, с визгом тормозя на поворотах. Смолл сидел на переднем сиденье рядом с водителем. Коган примостился на заднем, вцепившись в спинки передних сидений, стараясь при резком торможении не вылететь вперед, на лобовое стекло. Он то и дело оборачивался, глядя на вторую машину и опасаясь в какой-то момент не увидеть ее. Слететь в пропасть здесь было парой пустяков. Когда машины вылетели на равнину, Борис вздохнул свободнее. До поселка Месири и источника оставалось совсем недалеко.

– Давай еще раз проиграем ситуацию, Борис, – предложил Смолл, повернувшись к Когану. – Итак, Азат и Бахрам идут в поселок и выясняют обстановку, а заодно осматриваются в районе дома «родственницы Зухры». Еще двоих своих людей я отправляю, чтобы они прикрыли выход из дома в сторону рынка. Мы с тобой поодиночке отходим к дороге и старым развалинам. Если начнется перестрелка, я прикрываю и сдерживаю нападавших, а ты бежишь к дороге и просишь помощи у своих.

– А если на дороге не будет машин с советскими шоферами? – задал Коган вопрос, который давно хотел задать.

– Значит, нам не повезло, – спокойно ответил американец. – Пойми, Борис, нам там не война нужна на полгорода. Те, кто будет в доме, – это, скорее всего, просто засада на нашего агента. Они сами по себе ценности не представляют и на допросе вряд ли выведут нас на серьезные явки. Скорее всего, эти люди не представляют вообще никакой ценности для оперативной разработки.

– Слушай, Юджин, ты меня не понял. Я не думаю об этих людях, я о тебе думаю. Получается, я тебя брошу и побегу к дороге за мифической помощью? Я так не умею.

– Но кто-то же должен остаться, – не очень весело улыбнулся Смолл. – Это мои люди, моя операция, значит, мне и рисковать.

– Опять ты меня не понял, ну и хрен с тобой! – махнул рукой Коган.

Он имел в виду другое. Скорее всего, Смолл беспокоился не о том, чтобы русский не пострадал в случае серьезной перестрелки в поселке. Не братские чувства заставляли американца прикрывать отход русского за помощью. Смолла беспокоило, что русского могут убить и тогда придется отвечать перед начальством, откуда