Прыжок тигра - Казанцев Кирилл

Смех был нечеловеческий, такие звуки могло бы издавать долго прожившее рядом с людьми существо. Но оно не стало человеком и никогда не станет, не позволят глубокие нарушения и стойкое, необратимое недоразвитие уровня психической деятельности плюс врожденная органическая патология головного мозга. Существо может лишь есть, спать и испражняться, в большинстве случаев – под себя. И самостоятельно передвигаться способно только на четвереньках. Максим бросился в одну сторону, затем в другую, а существо повторяло его движения, оно играло в новую увлекательную игру и не желало останавливаться. Оно веселилось от души, исторгало жуткие отрывистые, похожие на карканье звуки и шустро передвигалось по коридору. Максим остановился на мгновение, оглянулся и рванул вперед – тот, четвертый, уже пришел в себя и мчался следом. И кто-то был впереди, в том секторе коридора, скрытый от обзора створкой открытой двери. Ребенок – мальчишка лет семи, босой, в чем-то похожем на халат, уже полз по полу навстречу Максиму, тянул к нему грязные руки и улыбался, развесив слюни. Максим рванул вперед, на бегу толкнул перед собой дверь, промчался мимо и услышал, как створка со стуком ударилась о косяк. Мальчишка на полу заревел от страха или от боли, Максим обернулся и застыл на месте. Медсестра или санитарка, не разобрать, схватила мальчишку за руку так, что едва не вывихнула ему плечо и поволокла обратно в палату; из-за вновь распахнувшейся двери в нос ударил тяжелый настоявшийся запах мочи и пригорелой пищи.

– Не тронь его! – заорал Максим и бросился назад. Санитарка подняла голову, завизжала и отпустила мальчишку. Он шлепнулся на пол и сам шустро пополз в палату. А Максим замер на месте – в спину ему уперся ствол пистолета.

– Стоять. Руки, – скомандовали из-за спины.

– Стою, – Максим не двигался, он разжал пальцы, пистолет и рюкзак упали на пол.

– Молодец, – повторил кто-то негромко, Максим повернул голову и тут же ослеп от боли – удар пришелся в поясницу. Следующий – по затылку, потом в живот, а дальше все происходило очень быстро. Исчезли звуки, стены коридора раздались в стороны и тоже пропали, осталась только боль. Максим успел сжаться в комок и закрыть руками голову – его били сразу трое. Тот, со сломанной рукой, доковылял кое-как до своего обидчика и теперь отрывался за себя и за того парня. Вернее, за парней, оставшихся в кабинете директора. Грань, за которой мозг отключает сознание, была уже близка, протяни руку, и вот она, спасительная тьма. Но те, кто бил его, тоже знали это очень хорошо. Отключиться Максиму не дали, подхватили под руки и потащили по коридору. Старый затертый линолеум расплывался перед глазами, и на нем оставалась дорожка из темных пятен крови, капавшей из разбитого носа.

– Он, он, это он! Я его спрашиваю: «Как вы вошли?», а он отвернулся, и сразу туда, – протарахтела где-то далеко охранница, перед глазами появились ступени, и запахло дымом от костра. Дальше короткая полоса серого асфальта и душный темный салон машины. Максима запихнули на заднее сиденье, сковали наручниками руки, рядом с ним уселись двое. Максим запрокинул голову назад, чуть повернул ее в сторону. Дверцы дружно хлопнули, машина дернулась и рывком, присев на задние колеса, взяла с места. Он успел заметить за тонированным стеклом охранницу, резво открывшую ворота внедорожнику, забор интерната и лесок у обочины дороги. На этом все закончилось, смотреть дальше было не на что. Машина летела по дороге со скоростью километров в сто, не меньше, пассажиры и водитель молчали. Тот, кто сидел на переднем сиденье, покопался в рюкзаке Максима, потом долго рассматривал его документы, покрутил в руке пистолет и нож в «скандинавских» ножнах, ухмыльнулся и пробормотал что-то неразборчиво. Потом побросал все обратно в рюкзак и достал свой мобильник:

– Анатолий Владимирович, все в порядке, везем. Да, троих там оставить пришлось, «Скорую» я вызвал. Минут через сорок будем. – И нажал «отбой».

Ну, вот, все и разъяснилось. Все-таки ждали, это тварь из опеки постаралась, больше некому. А что, если Васька действительно где-то там, в интернате? Не дожал он эту курву Боброву, времени не хватило… Максим дернулся и едва не потерял сознание от сжавшей голову боли.

– Сидеть, – немедленно отреагировали слева, и ударили локтем в правое подреберье. Но несильно – слегка, в воспитательных целях.

За сорок минут гонки не остановились ни разу. Внедорожник потряхивало на ухабах, водитель без конца сигналил попутным машинам и несколько раз выезжал на встречку. Максим изредка открывал глаза, смотрел в окно, но чисто рефлекторно. Толком разглядеть за тонировкой он ничего не мог, мелькают вдоль трассы дома, деревья, люди и заборы – вот и весь пейзаж. Зато успел заметить несколько дорожных указателей и понял, что внедорожник мчится в сторону Москвы. Что ж, можно не напрягаться, все будет известно на месте. Интересно, губернатор лично прибудет поговорить с кровником Артемьева или ограничится тем, что выслушает доклад подчиненных об успешно проведенной операции? «Хрен тебе, а не доклад». Голова потихоньку начинала соображать, боль отступила. Неудивительно, били-то не в полную силу, а так, напугать, обездвижить, что и получили в результате. Но то ли забыли, что эффект будет временный, то ли так и задумано – черт его знает. Ладно, поживем – увидим, должна же эта гонка когда-нибудь закончиться.

Она закончилась у высоченного глухого забора с гигантскими воротами. Максим приподнял голову и успел заметить, как отваливает в сторону створка из темно-зеленого металла и внедорожник подъезжает к светлому зданию. Под колесами зашуршал песок, послышался собачий лай, и в приоткрытую переднюю дверь Максим увидел здоровенного, белого, как медведь, алабая. Пес принюхивался к запахам из салона, гавкнул негромко и раздвоился на глазах у Максима. Теперь перед остановившейся машиной виляли короткими хвостами сразу две белоснежные зверюги.

– Выходи, – Максим выбрался из внедорожника и осторожно осмотрелся. Нет, со зрением все в порядке и собак, действительно, две. И обе настроены серьезно – морды ощерены и клыки у двух тварей просто на загляденье, идеально ровные и белые. Такой «улыбке» позавидует любая кинозвезда.

– Пошел, – Максима подтолкнули в спину, и он двинулся следом за кем-то в джинсах и высоких ботинках сначала по песку, потом по выложенной камнями дорожке к дому. Далеко идти не пришлось, «гостя» провели на первый этаж, пинками в спину указывая направление, и через несколько минут Максим оказался в темном тесном закутке. Он покосился по сторонам, осмотрелся кое-как – здесь что-то вроде кладовки или подсобного помещения. Но почти пустого, стоят только два деревянных ящика и одинокий стул без спинки. Не дожидаясь приглашения, Максим уселся на него и поднял голову. Потолок и стены выгнулись плавно вперед-назад, но тут же успокоились, накатившая тошнота отступила. Свет в помещение проникал через единственное малюсенькое зарешеченное окошко, и в полумраке Максим старался разглядеть свою охрану. У дверей стояли двое – спокойные, словно невыспавшиеся, ребятки в «униформе»: джинсы – черная куртка – темные кроссовки. «Никакой фантазии». Максим обхватил скованными руками гудящую голову и покосился вправо. На ящиках устроился еще один охранник, и в руках у него Максим увидел свой рюкзак. Шестерки помалкивали, на их каменных физиономиях не отражалось ни эмоций, ни работы мысли. Тот, в машине, на переднем сиденье, что-то говорил про троих, здесь еще столько же. На всякий случай добавим еще парочку – начальник помельче, начальник покрупнее. И, как полагается, главный гад, без него никуда. Если учесть, что трое выбыли из игры еще в интернате, то в остатке получается шесть человек. Да, еще минус один, который со сломанной лапой, остается пять. От подсчета «овец» потянуло в сон, глаза закрывались сами собой, голова тихонько гудела, но боль прошла.

– Эй, юноша! Да, вы, вы, в черной куртке! – Оба охранника шевельнулись синхронно и уставились на Максима.

– Водички принесите, если вас не затруднит, – вежливо попросил их Максим.