Волчина позорный - Станислав Борисович Малозёмов

— дядя аккуратный. У него сальдо с бульдо сходятся так же неизбежно и правильно, как сходятся Ока с Волгой. И нам нужны против него улики! Улики — понял? Железные как председатель ВЧК Феликс Эдмундович.

— Так вышибем из Шила, — озверел Вова Тихонов. — Пусть напишет. Сугроб со Штырём уже сели на пять лет как мы обещали. Через год Камалов руками Русанова их вытащит. Так они и помогли нам. Шило сдали. А тот от Русанова прямое указание убить Шахова имеет. Пусть напишет. И все дела. Мы Русанова берём по свидетельству самого убийцы.

Малович налил по половине стакана и чокнулся, цепляя единственной вилкой салат осенний.

— Не будет он писать, Вова, — улыбнулся Александр Павлович. — Потому, что Русанов ему приказал стрельнуть и Вахрушева, зав. отделом фурнитуры универмага, и экспедитора магазина «Ткани» Саленко. Я печенью чувствую, что он один распорядился. Шофера завода кожзаменителей убил кто-то другой. Найдем тоже.

А у Серёжи-Шила на лбу этот приказ Русанова отпечатан. Наколка на лбу у него, какую и не выжжешь. Я это сразу понял. Его надо колоть на эти убийства тоже. Факт. И он нам скажет под наше обещание скостить срок, и под якобы «явку с повинной», и под полную добровольную «признанку», что и остальные два убийства своими руками сделал. Но то, что организовал это Русанов писать не будет и на суде, понятное дело, даже букву «Р» не будет говорить. Картавить будет. Для полной страховки. А то его «замочат» ещё в СИЗО.

— Так чего, Саша, Русанов у нас в «глухарях» и будет токовать? Застрелить его через окно в квартире незаметно! Сука он, не человек, — расстроился Тихонов так, что даже закусывать не стал.

— Он, Вова, первым на нас нападёт. Точнее на меня. Вот тогда мы его и отловим, — Шура салат жевал так как заморский фрукт киви, про который некоторые кустанайцы слышали. Зинаида, любимая жена Александра, к примеру.

— Ты откуда знаешь? — Тихонов открыл рот, не успев донести до него стакан.

— Я же «волчара, волчина позорный», — Малович дожевал салат. — А значит, у меня нюх как у волка. Я, Вова, чувствую и даже примерно знаю, как всё будет и как мы его потом «приземлим», и по какой жесткой статье проведём. И тогда посыплется вся их подпольная халабуда. Комитетчикам и ОБХСС не надо будет извилины напрягать. Ладно. Попили, закусили. Теперь идем в допросную и окончательно договариваемся с Шилом. Он сейчас все три убийства на грудь возьмет. Но Иванова грохнул не он. Будем завтра искать по «малинам», кого Иванов ухайдакал табуреткой. Там рана заметная будет. На голове, на руках и плечах. Найдём. Не писай в туман.

— Да я вроде и не… — засмеялся Тихонов. — Ну, Шурка, ну ты хитрован.

— А как на нашей работе служить? — Малович убрал всё в стол. — Честно исполняя каждую букву уголовного кодекса? Да его, бляха, переписывают раз в пять лет. Значит что-то не правильно было. В нашем деле надо знать Кодекс, не нарушать его так, чтобы все видели, а квалифицированно хитрить, чтобы и закон не обманывать, и с преступным миром понапрасну не воевать. Они ж, обрати внимание, не трусы и предатели. Они просто живут по старым понятиям и всякое фуфло сдают нам с охотой. Выплёвывают как косточку от вишни. Козлы в их делах вредны так же как в наших. Ну, пошли в допросную.

— А когда Русанов на тебя нападёт? — спросил Володя, поворачивая ключ в двери.

— Вот когда он нас видел на фабрике, то понял, что чёрную бухгалтерию я найду всё равно. И раньше, чем я в ней разберусь и в ход пущу, недели полторы-две пройдет. Значит, ждать нападения с его стороны надо раньше. Ну, через неделю. Я примерно даже фокус его представляю. А потому готов.

— Я-то смогу тебе помочь? — грустно спросил Вова.

— А без тебя и не получится, — обнял его за спину Малович.

Шило на допрос припёрся как на танцы. Вихляясь и делая замысловатые кренделя пальцами. Он улыбался без повода как обкуренный анашой, блестя серебряными фиксами. И напевал вполголоса что то про нары и кошмарного «кума».

— Тебе Тонька марафет что ли приносит? — удивился Тихонов.

— Не… — посерьёзнел Серёжа Шило. — Домашняя еда. — Это раз. Клёво для настроения. Плюс конвойный дал нам полчаса «на поговорить». Ну, мы и кайфанули на шконке пару раз. Ну, и говорили, конечно… А чё, нельзя? Я ж по ней скучаю. Она вообще с ума сдвигается, так меня хочет.

— Короче, фигня это всё. Поговорить… Кайфанули… — Малович сел рядом с Шилом на скамейку. — Ещё пару лет хочешь сбросить из пяти возможных?

— Ну, какой дурак не хочет лафы халявной? Чё надо делать?

— На себя бери убийства экспедитора магазина «Ткани» Саленко и Вахрушева, заведующего отделом фурнитуры универмага, которых мы тебе не предъявили. Тем более, что тебе Русанов приказал их троих и убрать. И ты их всех застрелил, кроме Кудряшова, шофера с завода кожезаменителей. Русанов тебе не приказывал. Но вот ты сам как бы и раскаялся. Совесть взбрыкнула! К нам пришел. Мы тебя не ловили, не преследовали, в наручники не ковали. Ты сам пришел. Ты проходишь у нас пока как убийца одного Шахова. Но, поскольку пришел ты с «явкой» чистосердечной и полной «признанкой», да следствию помогаешь, то следаку я предложу и уговорю его на сто первую за всех троих. Какая для тебя разница?

Да и статья отличная. Неприязненные отношения, ссоры. И нервы у тебя сдали. Был в состоянии неразумном. Плохо понимал, что творишь. И будет тебе даже не «пятерик». Года три с половиной. Кто-нибудь — Камалов или Русанов тебя через год вытащит. А про Русанова ни слова ни на суде, ни на бумаге. Сам, мол всё решил и сам сделал. Тогда тебе и свидетелей не надо. И следак охотно версию примет. А мы с Русановым, не упоминая тебя, по-другому разберёмся.

— Да базара нет, — Сергей кивнул головой. — Если реально по сто первой проведёте, то я сейчас прямо перепишу и «явку», и согласие содействовать следствию, и напишу полные признания по трём трупам.

— Ты мне веришь? — переспросил Александр Павлович.

— Тебе — да. Давай бумагу, — Шило протянул руку.

— Короче, раскрыли мы одно двойное и три одиночных убийства, — Тихонов отвёл Александра в угол большой допросной комнаты и там это прошептал, незаметно потирая ладони. — Остался шофёр Кудряшов с