Эльмира Нетесова - Дикая стая

На следующее утро, едва солнце показало в дверь Гоши забарабанили тугие кулаки, и громкий голос Ольги закричал надрывно:

— Вставай, лежебока! Опух от сна, хорек! На р боту пора.

Гошка выскочил из-под одеяла. Едва влез в брюки, стук и крики загремели с новой силой:

— Ты что? Околел там? А ну, живо вскакивай лопух опавший! Ишь, медуза в обмороке! Не шевелится, козел!

Гошка открыл двери, когда Ольга хотела бомбить двери в третий раз:

— Ну, бычара потрошеный! Все кулаки сбила о твою дверь! Здоров дрыхнуть! Живо одевайся и выскакивай. Я жду!

— Зайди, хоть чаю попьем, — предложил поселенец.

— Может, ванну заодно примем? — съязвила Ольга. — Какой чай? Пошли на работу, засоня! — торопила она мужика.

— Иди комнату себе выбери, в какой жить станешь, — проснулся Корнеев окончательно.

Ольга вошла. Гошка заспешил одеться.

— Ну что? Присмотрела? — вышел в коридор.

— Ага, вот эту! — указала на комнату Андрея и Маринки, где Гоша успел навести беглый порядок. — Пошли к реке. Лодка почти у дома. Два шага. Ты ев под мотом сможешь оставлять без страха! Тут дюралек мало. Эта слишком приметная. И мотор, каких ни у кого нет. Мощный, хорошую скорость дает Садись, я покажу тебе, как заводить и управлять и надо ею!

Ольга быстро отчалила от берега, вывела лодку на середину реки и повела против течения, поднимая столбы воды по обеим сторонам.

Вода в реке еще не очистилась после зимы и казалась темно-серой. Ольга гнала лодку на пределе мощности и явно наслаждалась свежим утром, фонтами воды по бокам, упругим ветром, бившим в лицо.

— Сворачивай к берегу! — крикнул Гоша ей.

— Зачем?

— Видишь, впереди буруны?

— Ну и что?

— Гаси скорость, дура! Сейчас лодку пропорем и сами на корягах повиснем! — предупредил поселенец.

— Я фарватер этой реки прекрасно знаю!

— Знала! Паводок весной натащил коряг!

— Трус ты, а не мужик! Скорости боишься! — хотела обозвать Гошку, но лодка вдруг подскочила, перевернулась на бок, потом кверху дном. Она накрыла собой Ольгу и поселенца в одну секунду.

Гошка, вынырнув, перевернул лодку и, схватив за шиворот Ольгу, мешком бросил ее в дюральку, направил лодку к берегу. Река в этом месте была не только бурной, но и широкой. Поселенец отчетливо ощущал под ногами затонувшие деревья и коряги. Он вытащил лодку вплавь. Затянув ее на берег, проверил мотор. Так и есть, выбило шпонку. Без нее не завести мотор. Хорошо хоть сам мотор удержался.

Поселенец глянул на бабу. Ольга вылезла из лодки, сидела мокрая, злая.

— Чего растеклась медузой? А ну, сообрази костер! — не попросил, а приказал бабе.

— Чем? Спички намокли!

— На вот сухие! — достал из-за пазухи, швырнул бабе и пошел искать сушняк.

Вскоре Гошка развел костерок, стянул с себя телогрейку. Открыл багажник, куда предусмотрительно сунул свой рюкзак.

— На, надень сухое! — протянул бабе свитер.

Та уже сушила куртку.

— Сними с себя мокрое! Простынешь.

— Обойдется, — стучала зубами Ольга.

Гошка подошел сзади и быстро, неожиданно вытряхнул бабу из мокрой кофты. Тут же натянул на нее свой свитер. Та онемела от удивления.

— Слушай, я ж тебя одной левой уложу!

— Захлопнись! Видал таких! Сиди, не дергайся пока не получила по соплям, долбаная лодочница твою мать! Сегодня уматывай в свой Октябрьский чтоб не видел тебя никогда! — пошел за сушняком втянув голову в плечи, боясь сорваться еще хуже.

Ольга, немного согревшись, тоже носила к костру ветки и сучья. Они сгорали быстро, едва успев вспыхнуть, рассыпались в пепел.

— Не мотайся промеж ног! Не мельтеши! Сядь у костра и сушись, мокрожопый мышонок! Врезать бы тебе по жопе за дурь! — зло оглядел Ольгу Гошка.

Соорудив лодью, он вернулся к лодке. Оглядел ее всю, но нет, не пропоролась. А вот шпонку где найти? Без нее придется возвращаться в поселок на веслах. «Хорошо, что по течению идти придется», — подумал Корнеев.

Осмотреть реку выше не удалось. Едва обсохнув, забрались в лодку. В Усть-Большерецк вернулись уже в сумерках.

Поселенец приволок домой мотор и весла. Лодку? вытащил из реки, надежно спрятал на берегу, под мостом. И лишь тогда вернулся домой.

Ольга уже затопила печь, сварила картошку, нарезала хлеб и рыбу, ждала Гошу. Она успела умыться и причесаться, влезла в Маринкин старый халат и, забравшись на Гошкин диван, укрылась старым ватным одеялом и уснула.

Корнеев вошел в зал и растерялся: стол накрыт, а Ольга спит. Как быть? Будить или нет? Но вспомнилась утренняя побудка, и Гоша снова осерчал:

— Эй, ты, стебанутая! Вставай хавать, грызи тебя блоха! Че развалилась, как у бабки на печке?

Сдергивай жопу и труси за стол, — дернул Ольгу за ухо. Та подскочила. — Валяй сюда! Пожри, потом можешь кемарить.

Ольга злилась, что поселенец даже не пытается ухаживать и не скрывает своего пренебрежения к ней. Обычно мужики, оставшись наедине, рассыпались и комплиментах и любезностях. Объяснялись в любви. Гошка, казалось, не знал добрых слов и смотрел на Ольгу свысока.

— Ты жри, нечего прихорашиваться! Тут тебе хахаль не обломится. Хавай и шурши к себе дрыхнуть. Завтра заменю шпонку в моторе и сам поеду смотреть реку. А ты отчаливай к себе. Баба не годится в поводыри и доброму не научит.

— Но у меня инструкции…

— Сам прочту!

— Ну и зверюга ты, Корнеев!

— Зато ты — идиотка, семя шизика, что ненароком выплеснули из «параши».

Ольга, забыв о еде, выскочила от Гошки, легла на скрипучую кровать Маринки. Она пыталась уснуть, но не получалось.

— Ольга, хиляй пить чай! — услышала она из-за стены.

Женщина послушно встала. Когда вышла к Гошке, тот уже налил чай, пожарил гренки и, показав на стул, сказал коротко:

— Присядь.

Ольга села поближе к печке. Баба поеживалась и дрожала.

— Только не хватало, чтоб ты здесь заболела. Давай хлебни чай с медом. Он живо простуду вытряхнет! — Корнеев подал банку.

Ольга стала намазывать мед на хлеб тонко, бережно.

— Ты чего делаешь? А ну, дай кружку! — положил в нее несколько ложек меда, сунул в руки, — хлебай! Не корячься как катях на кусте. Бабе здоровье нужно. Кобениться у себя станешь.

— Гош, с чего ты такой злой? Ну, как с цепи сорвался! И рычишь, и брешешься! Недаром у тебя жены нет! Какая ж с тобой уживется?

— Нету и не будет! Не родилась та, на какой я согласился б жениться! Хотя желающие в поселке имеются, — похвалился поселенец.

— Да брось ты! Не бреши!

— Чтоб век свободы не видать, если стемнил! — поклялся Корнеев.

— Ну, может, алкашка? Иль совсем худо тут с мужиками, если на тебя загляделись?

— И не забулдыги, даже очень нормальные женщины, не чета тебе. Из себя приятные, специальность в руках хорошая. Ни свиристелка, все имеется, ни голожопая. Хозяйка путевая!

— А чего не женишься?

— Не хочу спешить. Баба никуда не денется.

— А если другого найдет?

— У меня не одна! Целая обойма имеется. Ни одну не обхожу вниманием, но жениться не хочу. Не стоит мне в хомут лезть. Моей свободы ни одна не стоит.

— Так ты еще и кобель?

— Нет, ты и впрямь с «крышей» не кентуешься., Если вижу, что баба меня хочет, зачем ее обижать отказом? Хотя и такое случалось. Без слов, молча уходил. Не к каждой душа лежала, а насиловать себя неохота.