Филькина круча - Анна Чудинова

Котков перевел взгляд на зверя, а затем на Филимона. Губы сержанта плотно сжались, ноздри раздулись. В свете луны его маленькая коротко стриженная голова светилась, словно у святого. В глазах стояли слезы.

– Твое колдовское создание? – рыкнул Котков Филимону.

– Не мое, сержант, – ответил ему Филимон не поднимая головы.

– Эта тварь убила комиссара! – закричал Котков, но голос его сорвался.

– Пока что убийца здесь один. – Филимон наконец поднял глаза на сержантика и впился в него тяжелым взглядом. – И это ты!

– Что? – ошалел Котков. – Да я тебя!

Алешка кинулся к старику.

– Отставить, сержант! – услышал Котков знакомый бас и обернулся.

Комиссар мощными движениями высвобождался из-под оккупации мертвого монстра. Левой рукой он держался за рану.

– Помоги, Лексей! – Рябов скривился, усаживаясь на снег. – Надо перевязать. Найди какое-нибудь тряпье. – Комиссар кивнул в сторону дома знахаря.

Котков, улыбаясь, как дурачок, вскочил на ноги и, запинаясь, полетел в избу.

– Что же ты, колдун чертов, на честных людей отродье свое колдовское напускаешь?

– Толку нет напускать на того, кто скоро и так умрет. Зверь и сам чует злой дух.

– Ох, сатрап старый, договоришься! – прошипел комиссар, стискивая зубы от боли. – Котков!

В избе слышался грохот мебели, звон посуды и матюги сержанта.

– А мальца не чести ты учишь, а малодушию. Вот где грех-то, комиссар! А не отмолишься, так воздастся.

– Не тебе меня праведности учить, знахарь! – Рябов плюнул, переложил в левую руку наган, молниеносно вскинул ствол и выстрелил.

Острая боль пронзила грудь Филимона. Старик вскинул рукой и повалился на бок. Голова его больно ударилась о примятый снег. В горле словно что-то оторвалось и стало расплываться по всему телу. Он ухватил взглядом глаза волколака, голова которого лежала напротив него. Глаза зверя были открыты, и они смотрели прямо на него, будто живые, утягивая внутрь себя еще не угасший до конца дух Филимона.

«Так вот они к чему, мухи-то, – успел подумать Филимон, – все мы сцеплены тем, что под одним Богом ходим. И у каждого своя дорожка наверх. Кто умрет от пули, не умрет от зверя. Всем нам изводиться поиском правды, да не каждому находить… А умирать в маяте – это ж место маятным делать. Господи Иисусе, Сын Божий, помилуй мя грешного. Господи Иисусе, Сын Божий, на тебя уповаю…»

Филимон закрыл глаза. Колкие снежинки перестали плавиться под его щекой.

* * *

Белесая облачная пелена снова наползла на месяц. Опять пошел снег. То тут, то там к пылающим щекам Алешки прилипали снежные хлопья и тут же таяли, образуя на лице сержанта неприятную мокроту.

– Лучину взял?

– Так точно, товарищ комиссар.

– Спички?

– Есть.

– Если поторопимся, успеем до того, как метель совсем разойдется. – Комиссар Рябов остановился, давая Коткову выдохнуть. Он понимал, что худосочному сержанту тяжело тащить его, раненого, поддерживая под плечо.

– Митрий Макарыч! – Котков снова шагнул вперед, аккуратно подтягивая здоровенного комиссара за собой.

Рябов не ответил, но Алешка услышал, как скрипнули его зубы, стиснутые от боли.

– Митрий Макарыч, ну, может, вернемся, а? Ну чего в ночь, да еще и через лес идти в деревню? С утра бы выдвинулись…

– Отставить бунт, сержант! – прошипел комиссар. – Утром нагрянут на избу знахаря белые, а там труп простого мужика и какого-то бесового отродья. Не расстреляют на месте, так под трибунал. Пусть сами разбираются, что за дед и кого он в своей избе прикормил. Не наше это дело.

– В лесу волчье. – Котков снова остановился, давая Рябову отдохнуть. Среди деревьев как будто бы мелькнула черная тень. Котков помотал головой, словно стряхивая с себя морок. – До деревни далеко. Надо пройти вдоль всей кручи и еще по лесу сколько! Опасно, товарищ комиссар.

– Опасно сейчас здесь стоять и трындеть! – Рябов попытался ответить как можно строже, но у него не получилось.

– А может, в той деревне и фельдшера-то нет?

– Зато там есть бабье и самогон, а это все хвори лечит, дурья твоя башка! Пошли уже, хотя нет, стой, Лешка!

Рябов замер на месте. Казалось, он смотрел куда-то в пустоту. Рыжая борода его снова зашевелилась, будто он что-то неслышно зашептал себе под нос.

– Возьми-ка, сержант! – деловито проговорил комиссар. Он убрал руку с шеи Коткова и достал из кобуры свой наган. – В моем еще остались пули. Держи!

– Товарищ комиссар…

– Держи, я сказал! – захрипел Рябов. – Только ты у нас остался дюжий.

– Но Митрий Макарыч!

– Сержант Котков, приказываю доставить командира в госпиталь.

– Так точно, товарищ комиссар! – Алешка взял оружие и снова подхватил командира. Они двинулись дальше.

Снег пошел сплошной стеной. Деревьев практически не было видно. Сержант с комиссаром натыкались на колючие ветки, делали отступление, шаг вправо или влево и снова шли вперед. Сапоги тонули в рыхлом снегу. Дорогу до деревни было уже не разобрать.

Больше всего на свете Алешка хотел доставить комиссара к врачу, хотел, чтобы Рябов выжил. Он много раз вытаскивал Алешку за шкирку от лап смерти на поле боя. Ему же за два года войны с колчаковцами даже не пришлось никого убить. Ни единого врага. Единственным мертвым на его счету был зверь, которого он пристрелил у дома знахаря. Алешка пытался отыскать хоть какое-то чувство в душе по этому поводу. Хотя бы гордость за то, что он наконец спас своего командира, но не чувствовал ничего, кроме как усталости и ноющей боли в плече.

Среди деревьев снова мелькнула какая-то тень. Потом еще одна, и еще. Вдалеке послышался протяжный хищный вой.

– Алешка, свет! – услышал Котков рядом. Болтающаяся все это время, как у куклы, голова комиссара Рябова вскинулась. Его безумные глаза таращились куда-то между стволами осин.

Сквозь расступившуюся снежную стену Котков наконец увидел круглую крышу, а дальше два темных, словно глазницы черепа, оконца избы знахаря. Чтобы не закричать от ужаса, он стиснул зубы, отчего из рта его вырвалось лишь сдавленное мычание.

– Котков, дошли? – голос комиссара совсем ослаб, а тело, напротив, стало невыносимо тяжелым. Алешка устало прикрыл глаза. Он не мог сказать Рябову, что все это время они кружили по лесу и вновь оказались у избы знахаря. Сейчас они стояли посреди той дороги, по которой деревенские приезжали к дому Фильки.

– Дошли, Митрий Макарыч! – прорычал Котков и резким рывком подкинул вверх Рябова, чтобы он окончательно не сполз с его плеча. – Дошли, миленький!

Среди деревьев замелькали черные тени. Как будто кто-то шнырял туда-сюда. Котков никак не мог уловить ни одно существо взглядом. В уши стал заливаться приглушенный рык, повизгивание, скрежетание когтей, клацанье