Боги Севера - Дмитрий Анатолиевич Емельянов

Ольгерд сам не понимал, почему злится. Эта девушка действовала на него странно.

Вот и сейчас она загадочно улыбнулась:

— В такую ночь без огня нельзя! Когда дед в мире мертвых, тогда круг тьмы разорван, и псы Ирглиса могут вырваться в наш мир.

Ветер усилился, разметав пряди ее волос так, что они заиграли на самой границе света, и Ольгерд вдруг осознал: у девушки волосы, как вороново крыло. Она не суми, те все белобрысые и глаза голубые, а у нее черные, как у ведьмы! Дед настоящий суми, а эта девчонка нет! Кто она ему? Уж точно не внучка!

Мысли копошились в голове Ольгерда, и он, задумавшись, в упор таращился девушку, пока она не скривила снисходительную гримаску:

— Так есть-то будешь или пялиться только?

Ольгерд вспыхнул:

— Нет! Не буду, сыт!

Девушка хмыкнула и, развернувшись, пошла к дому, а он тут же пожалел о сказанном: есть хотелось до невозможности. Последний раз он ел еще вчера вечером, вместе с Фарланом.

— Вот дерьмо! — Ольгерд выругался вполголоса, вдруг осознав, что совершенно не помнит, где они бросили поклажу, и что найти ее сейчас, в полной темноте, совершенно нереально. Снова выругавшись, он понял, что с едой придется потерпеть до рассвета.

Откинувшись на шершавый ствол сосны, Ольгерд прикрыл глаза. Голова тут же закружилась, и сознание поплыло: несмотря на голод, усталость мигом взяла свое. В полусне он вдруг увидел, что сидящий рядом с Фарланом старик засветился странным голубоватым светом. Пламя костра почему-то тоже стало отливать сталью и синевой. Границы фигур расплылись, и возникло непонятное, тревожное ощущение.

Неожиданно стальное пламя закрутилось смерчем, создавая новую фигуру. Теперь синий огонь бил прямо из земли, собирая над собой бесформенное облако. Постепенно столб огня начал оседать, уплотняясь и приобретая форму высокой стройной женщины с красивым, но очень жестким лицом. Взлетели вверх длинные ресницы, и открывшиеся глаза резанули голубым огнем! Белая рука с точеными пальцами прошлась по линии безукоризненно сидящего платья, и видение медленно поплыло в сторону Ольгерда. Оно плыло без единого движения и даже складки длинного платья не шевелились, а тяжелые локоны застыли, словно отлитые из серебра.

На самой границе круга женщина остановилась и ласково поманила его к себе. В этом простом жесте было такое повелительное давление, сопротивляться которому казалось невозможным.

Юноша поднялся навстречу, но неожиданно налетевший порыв ветра остановил его, и словно из ниоткуда перед ним возник образ Ираны. Ветер рвал ее длинные волосы, и черные кончики прядей хлестали по лицу, оставляя кровавые следы. Эти шрамы словно кричали о чем-то и звали его, Ольгерда, но он не слышал. Им полностью завладела белая женщина, она будто на привязи держала его взгляд, не отпуская ни на секунду. Мир вокруг них словно замер, листья и трава пожелтели и пожухли, как осенью, а воздух наполнился тяжелым покоем. Вихрь, гнущий верхушки деревьев, испуганно гудел наверху, не смея даже прикоснуться к этой женщине.

Она улыбнулась и провела рукой, прогоняя образ Ираны. Тонкие, изящно вычерченные губы приоткрылись:

— Твой друг зовет тебя!

Ольгерд сделал шаг навстречу, и звук ее голоса хлестнул, как кнутом:

— Поторопись! Твой друг хочет обнять тебя.

Юноша, не отрывая взгляда от прожигающих его ледяных глаз, зашагал быстрее. Белая женщина протянула руку.

— Дай мне свою ладонь, я проведу тебя.

Ольгерд безропотно протянул руку, и тонкие женские пальцы легли на грубую, израненную кожу его ладоней.

— Иди ко мне!

Мягкий голос опутывал невидимой сетью, и юноша сделал еще один шаг. Преграда, разделяющая их, стала видимой и почти осязаемой, голубовато-стальное свечение сияло по всей окружности, очерченной жрецом. Пальцы Ольгерда вошли в полосу света, и в этот момент кто-то с силой дернул его назад. Рука женщины, державшая его, вылетела за границу круга, и раздался дикий звериный вой! То, что было женскими пальцами, на глазах Ольгерда превращалось в жуткую звериную лапу. Длинные стальные когти рванулись, хватая ускользающую жертву, и железная кольчуга расползлась под их натиском, как истлевшая тряпка.

Из-за призрачной дымки немигающими змеиными глазами на Ольгерда смотрело чудовище. То, кто еще недавно было красивой женщиной, тащило парня в круг, а кто-то неизвестный держал его сзади и не пускал. Мышцы напряглись до предела, вены вздулись, и невыносимая боль скрутила руку. Казалось, еще мгновение — и демон вырвет ее с корнем, но в этот момент сияние потускнело и голубоватая прозрачная граница начала мутнеть. Стена словно застывала прямо на глазах, наливаясь тяжелой глянцевой чернотой, и вдруг, вспыхнув в последний раз, растворилась в воздухе, и в этот миг еще один нечеловеческий вой огласил поляну. Восстановившаяся граница миров обрезала руку чудовища словно клинком.

Отпущенный Ольгерд полетел на землю, а отсеченная лапа, как живая, продолжила терзала его плоть. С диким остервенением юноша оторвал от себя жуткую тварь и отбросил в сторону. Та вспыхнула, еще не долетев до земли, и, упав, догорела, слепя голубовато-синим огнем.

Ольгерд бессильно откинулся назад, перед распахнутыми глазами разлилось темное ночное небо. Сознание вновь покидало его. Он напрягся изо всех сил, чтобы повернуться и посмотреть на своего спасителя, но тело уже не слушалось, и лишь на фоне лунного диска мелькнули знакомые черные пряди.

Очнулся Ольгерд, когда было уже светло. Солнце подбиралось к зениту, говоря о том, что спал он очень долго. Старого жреца уже не было на месте, хотя Фарлан по-прежнему лежал там, куда его положили вчера. В голове царил полный сумбур из непонятных отрывков кошмарного сна, горло горело, и жутко хотелось пить.

Попытавшись встать, он оперся на правую руку и взревел от боли — от кисти до локтя она была разодрана до кости. От вида ужасной раны в памяти замелькали смутные образы и обрывки фраз, но он ничего не помнил — только ночной кошмар из стирающихся образов, никак не связанных между собой. Заболела голова. После осмотра кольчуги, разорванной от плеча до кисти, вопросов только прибавилось.

— Кто это тебя так?

Ольгерд вскинул взгляд на неслышно подошедшего суми и подумал, что в таком положении, с неподвижной правой рукой, он сам теперь может оказаться в роли пленника.

Суми присел на корточки, с интересом разглядывая повреждения.

— Странная рана! Рука вся разодрана, а крови нет. Заговоренная она!

— Что? О чем ты?

Суми сощурил свои и без того узкие глаза.

— Не знаю, что тут было ночью, я спал как убитый, но говорю тебе точно: кровь остановили заговором, а не руками!

—