И посыпались с неба звезды - Анатолий Михайлович Гончар

вытащил на свет уже почти готовые к подаче на стол лепешки — осталось только отряхнуть выпечку от муки и приставших к ней песчинок. И все — можно кушать.

Последовало приглашение к обеду. Караван-баши вручал стаканы персонально каждому — из рук в руки. Тем более что выяснилось — и чай, и свежий хлеб оказались предназначены только для избранных: Идигера Баханги, русских командиров и, собственно, самого караван-баши, а вот здоровенного котла с хваленым руузом, сильно напомнившим Маркитанову плов, хватило с лихвой на всех.

— Смотри, Вениаминыч, как много пены, — подняв стакан, довольным голосом провозгласил подполковник Черныш. — Запомни, этим нам оказано большое уважение, чем больше пены — тем почетнее, тем более что чай готовил сам караван-баши. — И, обращаясь к старшему караванщику, Анатолий Анатольевич произнес что-то на родном языке туарегов. Судя по тому, как засияли глаза Амессана, сказанное тому понравилось.

Плов, а именно так решил называть Маркитанов приготовленный караванщиками рууз, оказался выше всех похвал. Распаренный (в меру) рис, овощи, фрукты, приправленные специями и запахом кострового дымка, сделали вкус блюда неповторимым. А еще этот хлеб, простой, но с неизъяснимой притягательностью: отзвук детства — привкус домашнего, из русской печи, хлеба на поду. Там тоже был толстый слой муки, прилипшие и насквозь прожарившиеся кусочки положенного на ковригу широкого листа обыкновенного лопуха. Воспоминания растравили душу, Маркитанов вздохнул и принялся пить великолепный зеленый чай.

Трапеза завершилась быстро. Поев и попив, большая часть людей легла спать. Лично выставлявший охранение, Анатолий Анатольевич вернулся к расположившимся на отдых и обнаружил мирно беседующих Маркитанова и Баханги.

— Сирию и ее памятники уничтожают, — с жаром доказывал прапорщик своему собеседнику, — совсем не потому, что кому-то мешает режим Асада. Нет, вовсе нет, а потому…

— Конспирологические теории мирового заговора рассматриваем? — ехидно поинтересовался подполковник, присаживаясь рядом с беседующими.

— Ну, в общем-то, да, — прапорщик не стал отпираться и отрицать очевидное.

— И к чему пришли? — Анатолий Анатольевич поскреб указательным пальцем отросшую на подбородке щетину.

Маркитанов с досады махнул рукой:

— Да ни к чему не пришли. Он и вникать не хочет. А я вот объясняю: главная цель америкосов в Сирии — стереть с лица земли исторические памятники. Они для того и ИГИЛ создали. Я же верно говорю?

— Ты излагай, излагай! — подбодрил ораторствующего Анатолий Анатольевич.

— Историю подчищают. Основная задача ИГИЛ[6] — стереть истинную историю.

Черныш, скривив рот в полуулыбке, покачал головой:

— О, брат, как ты закрутил! Нет, тебе туарегского чаю наливать нельзя. Сразу мысли какие глобальные полезли, жуть! Заговор! Едрит-раскудрит, — подполковник почти откровенно насмехался, хотя нет, не верно — дружески подтрунивал.

— А что, я разве не прав? — распалился Маркитанов. — Хорошо, допустим, только допустим — в Сирии война просто так, то есть не просто так, а ради ресурсов.

— Эко вы, товарищ, хватили! — Казалось, Анатолий Анатольевич на секунду задумался, затем многозначительно поднял указательный палец. — Не все так просто, друг Гораций, — Черныш устало опустился рядом с прапорщиком, — не все так просто. Сложно разобраться. Постичь мировую закулису — это не зерна от плевел отделить. Если бы все было так легко и просто. Тут без ста грамм не разберешься. Да и литры не хватит. И нет ее у нас, этой литры, так что одним словом: заканчиваем митинг. Пошли, братья мои, спать, а то будем потом бродить как мухи сонные.

С этим предложением не стал спорить ни Маркитанов, ни молчавший весь разговор Баханги. Но они успели только подняться, как одни из наблюдателей негромко окликнул Маркитанова:

— Товарищ прапорщик, там, у горизонта, вроде дымка какая-то появилась.

— Где, покажи? — потребовал Маркитанов и почти бегом рванул к наблюдателю, за ним поспешили и оба его собеседника.

Достаточно было оказаться над стеной, чтобы картина происходящего стала совершенно ясна — поднимающиеся к небу клубы пыли прямо свидетельствовали о появлении на горизонте какой — то техники.

— Мои едут, — уверенно заявил Идигер, но буквально в следующую секунду выкрикнул: — Это не они, это не они, это…

— Наши оппоненты, — закончил за него фразу подполковник Черныш.

— Подъем! К бою! — рявкнул Маркитанов, не желая терять ни секунды времени. А запылившая весь горизонт техника постепенно приближалась. Наконец, машины вынырнули из-за барханов, до поры до времени скрывавших их от постороннего взгляда. Впереди катил белый джип-пикап, следом одна за другой двигались три БМП и снова джипы: один, второй, третий, четвертый…

— Может, проскочат мимо? Зачем им заезжать в эти развалины? — надежда в голосе Идигера была слабой, но все же теплилась. Внезапно головной джип вильнул в сторону и, вспахивая от резкого торможения песок всеми четырьмя колесами, остановился.

— Следы! Они заметили следы! — с ноткой отчаяния вскричал растерявшийся Идигер.

— Похоже на то. — Подполковник Черныш потянул с лица изрядно поднадоевший лисам и, отвечая на недовольный взгляд туарега, бросил: — Сейчас шифроваться больше ни к чему.

Тот, соглашаясь, молча кивнул. А ехавшие в колонне, безошибочно определив, что кроме как в пределах заброшенного селения беглецам прятаться негде, стали не спеша разворачиваться в вытянутую полумесяцем цепь, готовясь к бою. Тем временем спецназовцы спешно занимали огневые позиции.

— Жестко нам придется, — сквозь зубы процедил майор Ивлев. — У них три БМП, а у нас даже «отбрехаться» нечем.

— Почему нечем? — возразил Идигер, подходя к одному из верблюдов и отвязывая от его постромок объемистый и, судя по всему, тяжелый баул. Ему бросился помогать караван-баши. А один из погонщиков в это время возился с еще одной поклажей — видимо, там лежало тоже нечто важное. Не прошло и трех минут, как старший каравана и погонщик сняли с «кораблей пустыни» баулы и со всевозможной осторожностью уложили на землю. Еще одна минута ушла на то, чтобы развязать и открыть взору спецназовцев содержимое этих баулов. Как оказалось, в одном лежали четыре почти новеньких, усовершенствованных американцами РПГ-7, в другом — выстрелы к ним.

— Парни, откель такое богатство? — удивление подполковника Черныша было неподдельным.

— О, это все война, война. Союзники сбрасывали мятежникам, — Идигер упорно отказывался называть победившую в Ливии оппозицию повстанцами, — много всякого сбрасывали, а мы подбирали. Пару раз даже ракетные комплексы «Милан» попадались, а уж стрелкового добра без меры. Первое время мальчишкам играться давали. Сейчас не то. Патронов все меньше, взять сложнее. Но все еще есть… — говоривший замялся, подыскивая слово, — чуткА, да, чуткА. — Довольный, что вспомнил когда-то слышанное от русских, но редко употребляемое слово, Идигер, несмотря на серьезность складывающихся обстоятельств, заулыбался прищуром глаз.

— Сан Саныч, — подполковник обратился к Ивлеву, — среди твоих парней по этому делу мастера найдутся? — Анатолий Анатольевич кивнул на представленное Идигером