А отличники сдохли первыми – 3: снова в школу - Рик Рентон

Белла вздохнула и продолжила:

— Уже несколько дней мы не можем обеспечить остров водой. Своих источников в Кронштадте нет. А из-за этого американского корыта — в заливе воду больше брать нельзя. Только если далеко плавать, но там она уже совсем солёная…

Сразу после её слов я почувствовал, как сильно пересохло во рту. Наверное, до того повышенная влажность воздуха помогала не обращать на это внимание.

— Вот… — Похоже, что Рикардо ощутил то же самое. И тут же извлёк из рюкзака полупустую полторашку с какой-то оранжевой жидкостью внутри. Когда паренёк открутил крышку, изнутри пахнУло апельсинами. — Это я тут рядом в ларьке каком-то нашёл. Закатилась под порог. Выдохлась уже, но зато без сахара…

Пока подростки утоляли жажду, я кое-что припомнил:

— Погоди… Так у вас же там целый флот, как я понял… Даже два! И, вроде как, на больших подлодках есть опреснители…

— Они рассчитаны на экипажи, а не на горожан… — Белла отмела эту версию взмахом руки. — Но, вообще, да. На них и держимся.

— А уплыть на этих подлодках куда-нибудь прям совсем далеко можно? — Поинтересовался паренёк. И случайно продолжил стихами. — Ну… Туда, где есть вода.

— Тоже всех с собой не увезёшь. — Покачала головой Бела. — Да и нельзя базу без присмотра оставлять. Там же атомные ракеты… Реакторы…

— А на чём вы там раньше держались? — Я принял остатки лимонада и указал на бутылку. — Не на этом же?

— Не на этом. — Согласилась девчонка. — Вокруг залива было много родников.

— Было? — Я тут же сам сложил два и два и ответил на собственный вопрос. — Теперь крабы мешают? Тоже эти… Инкубаторы?

— Не только. — Девчонка внимательно заглянула в глаза по очереди и мне и пареньку. — Нас кто-то предал. И теперь каждая вылазка кончается засадой. — Она почему-то кивнула в сторону ночных костров.

— Не понял… — Рикардо тоже проследил за жестом девчонки. — Это ты так к ним попала?

— Нет, блин, сама пришла! — Белла продолжала угрюмо смотреть на разгорающийся каннибальский праздник. Но всё-таки через секунду виновато покосилась на паренька. — Извини…

— Да ладно…

— В общем… — Девчонка тяжело вздохнула. — В общем, каждый раз кто-то наводит вот таких вот дикарей именно на тот родник, на который мы отправляем отряд водовозов. В этот раз отправили сразу три. Два ложных.

— И тебе не повезло… — Я покачал головой, дав ей понять, что понял идею с выявлением предателя.

Но, вместо того, чтобы снова угрюмо кивнуть в ответ, девчонка неожиданно выпрямилась и снова внимательно смерила нас взглядом:

— Как сказать… Может наоборот — то, что я вас встретила — моя самая большая удача в жизни… — Когда Белла пристально посмотрела на смущённого паренька, её губ даже коснулась осторожная улыбка. — Ну так что, отличник? Поможешь нам не сдохнуть?

Глава 9

По эту сторону апокалипсиса

Зыбкому сну постоянно мешали сильные завывания ветра и ещё кого-то со стороны залива. Но я всё равно не видел сновидений. Или, может, просто не запоминал при постоянных пробуждениях? Ведь когда первые лучи с востока разбудили меня в очередной раз, на душе осталось какое-то гнетущее чувство. Словно мгновенно улетевший из хрупкой памяти сон был о том, что я вышел из дома и забыл выключить утюг. Но при этом от этого утюга зависела не только сохранность моего жилища, но и миллионы других жизней. И всё это почему-то вертелось вокруг тех самых странных трёх строк, которые даже не рифмовались:

Тем, кто шёл первым…

Тем, кто идёт сейчас…

Тем, кому ещё предстоит пройти…

Что это? Пример современной поэзии? Тост с поздравительной открытки? Или, может, эпитафия на моём могильном камне? Не могу вспомнить даже то, как и на чём это было написано. Может, услышал, а не прочитал…

А вот мои юные соратники под крышей из тусклых звёзд почти всю ночь сопели так глубоко и спокойно, словно всю жизнь отсыпались именно в таких условиях. Только веснушчатая юная сорви-голова иногда бормотала что-то неразборчивое. Кажется, общалась во сне с родителями. Во всяком случае, всегда в это время легко улыбалась.

Что ж… Человек быстро ко всему привыкает. А дети, похоже, могут быстро привыкнуть даже к концу света. Ведь другая реальность — та, где нужно было прятать от взрослых свой дневник, а не еду — она длилась для них… Сколько? Да всего с десяток действительно сознательных лет. И уже почти одну десятую часть от данного времени они находятся по эту сторону апокалипсиса.

Это для меня девять месяцев — время, за которое можно успеть, к примеру, моргнуть или выдохнуть. А для них — целая жизнь.

— Мпап… — На моём левом плече снова сонно забормотала боевитая девчонка. Как и все те, кто говорит во сне, делала она это почти не разжимая губ. — Млышал амекдомт… Мщас мрассажу…

Продолжая кротко улыбаться своему собеседнику внутри сновидения, девчонка действительно начала рассказывать какую-то длинную и, должно быть, забавную историю. Но я опять почти ничего не разобрал, кроме слов «доктор», «великий клоун» и, почему-то, «депрессия». Странный анекдот…

Ну а так как моя собственная память всё это время продолжала упрямо молчать, я прислушался хотя бы к собственным ощущениям. К своим реакциям на ту ситуацию, в которой в итоге оказался спустя несколько часов новой сознательной жизни. Ведь эмоции тоже могут рассказать о человеке очень многое. Порой, больше, чем он сам.

И в данный момент мои чувства говорили что-то совсем странное… Точнее — наоборот… Ни голод, ни ноющие мышцы, ни крайне неуютная погода — ничего из этого не казалось мне чем-то экстраординарным. Схожие походные условия воспринимались почти как дом родной. Во всяком случае, я точно от них не страдал.

Грязная и поношенная одежда — неприятный, но вполне привычный наряд.

Плохо знакомая местность, полная опасных людей и нелюдей — не Диснейленд, конечно. Но на моём веку явно бывало и хуже. Только вот так и не вспомнил — где именно…

Костяшки пальцев и рёбра ладоней всё ещё болят от ударов по чужим головам и шеям. Но эта боль кажется даже немного приятной. Ведь если после драки у тебя ощутимо болят только кулаки — значит, ты победил. И это чувство мне тоже