Балтийская гроза - Евгений Евгеньевич Сухов

– Все вопросы потом, – взял ситуацию в свои руки Теодор Морелль. – Нужно осмотреть фюрера. И вы постойте немного в стороне, – посмотрел он на присутствующих.

Некоторое время Морелль с Хассельбахом осматривали голову Гитлера, негромко совещались между собой, записывали диагнозы в блокнот.

– А у вас еще что-нибудь болит? – поинтересовался доктор Морелль.

– Еще болит правая рука, – пожаловался Гитлер.

– Сейчас мы ее посмотрим, – ответил Морелль. – Пошевелите пальцами… Вам не больно?

– Немного больно.

Доктора нажимали на запястье, трогали предплечье, проверяли движение в суставах и вновь что-то записывали в свои блокноты.

Потом Теодор Морелль открыл саквояж, вытащил из него фонендоскоп и прослушал Гитлера.

– Ну что вам сказать, мой фюрер, – произнес он, укладывая медицинские инструменты обратно в саквояж. – Вынужден вам сказать – хотя, быть может, это и не самый подходящий случай, – но вы счастливый человек… Те, кто стоял рядом с вами, все они получили серьезные ранения или погибли, а с вами практически ничего не произошло, если не считать ушиба правой руки, незначительного повреждения барабанной перепонки и легких порезов обеих ног от заноз из расщепленных взрывом стола и половиц. Невозможно даже поверить, что бомба взорвалась всего-то в полуметре от вас!.. В комнате для совещаний разрушения просто катастрофические!

Адольф Гитлер понемногу приходил в себя. Хрипы в голосе пропали, голос окреп, во взгляде появилась уверенность.

– Понимаю, почему болит рука. Во время взрыва я опирался ею на стол. А когда произошел взрыв, стол подлетел и травмировал мою руку.

– Ваша травма ненадолго, мой фюрер, слегка пострадали только мышечные ткани. Будут синяки, и не более того. У нас есть отличная мазь от гематом, она вам очень поможет.

– Как вы думаете, Борман, – посмотрел фюрер на начальника Партийной канцелярии, стоявшего в почтении на расстоянии вытянутой руки, – кто, по-вашему, хотел убить меня?

– Трудно сразу определить… Но можете не сомневаться, Гиммлер быстро отыщет виновников.

– А как вы думаете, это не могли сделать рабочие, что занимались строительством бункера? Например, они могли подложить под пол мину замедленного действия, которая потом взорвалась. Кажется, строительные работы в вашей ответственности.

Вопрос фюрера был неприятен, но Борман попытался сохранить спокойствие.

– Уверен, что рабочие тут ни при чем, мой фюрер. Мы с ними работаем уже не первый год, они много для нас построили. Все рабочие проверялись самым тщательным образом. А то, что им было поручено, они сделали наилучшим образом.

– И все-таки вы меня не убедили, Борман, – нахмурился Адольф Гитлер, – пусть разберут в моем блиндаже полы и посмотрят, есть ли под ними бомба! Я хочу быть уверен, что нахожусь в полной безопасности.

– Мы сделаем все, что нужно, мой фюрер, – ответил Мартин Борман.

– Вы отдали приказ, чтобы никто не покидал ставку? – спросил Гитлер.

– Раттенхубер[103] уже распорядился, из ставки никого не выпустят, – сказал Борман и вышел из помещения выполнять распоряжение рейхсканцлера.

Через полчаса в ставку «Волчье логово» прибыл рейхсфюрер СС Генрих Гиммлер в сопровождении целой свиты следователей, которые тотчас принялись осматривать место взрыва, опрашивать свидетелей, воссоздавать картину произошедшего. Гиммлер долго и обстоятельно беседовал с Гитлером, требовавшим от него самых решительных мер. Рейхсминистр внутренних дел пообещал, что сделает все возможное, чтобы прояснить картину произошедшего и раскрыть заговор в самые ближайшие часы.

Первым был допрошен один из ключевых генералов рейха: начальник личной охраны рейхсканцлера, шеф Имперской службы безопасности, группенфюрер[104] СС Ганс Раттенхубер, постоянно находившийся при Гитлере и сопровождавший его во всех поездках, которому фюрер доверял безгранично. Начальником личной охраны фюрера Ганс Раттенхубер стал по рекомендации рейхсфюрера Генриха Гиммлера, который внес в его служебную характеристику весомую запись: «Во всех отношениях является безупречной личностью». Однако ничего выявить не удалось.

Затем был допрошен Кейтель, выведший Адольфа Гитлера из разрушенного здания, который сумел внести некоторую ясность о последних минутах перед взрывом. Был допрошен даже сотрудник внешней разведки Третьего рейха гауптштурмфюрер[105] СС Роман Гамота, приехавший в ставку «Волчье логово», чтобы рассказать о предстоящей Четвертой Московской конференции, проходящей по кодовому слову «Толстой»[106]. (Предполагалось, что она пройдет с 9 по 19 октября 1944 года, и на нее должен прибыть Черчилль. Это будет второй визит премьер-министра Великобритании в Москву.) Гамота тоже не мог сказать ничего вразумительного. Для всех сотрудников, проживавших в ставке, покушение на фюрера выглядело громом среди ясного неба.

Рейхсфюрер СС Гиммлер испытывал некоторое замешательство. План на дальнейшее расследование отсутствовал. Ситуация резко поменялась, когда через час после взрыва в зале совещаний к Хайнцу Линге наведался телефонист ставки унтер-офицер Адам, через которого обычно участники совещаний заказывали телефонные разговоры. Он сообщил, что буквально за несколько минут до взрыва видел, как из зала совещаний вышел полковник Клаус Шенк фон Штауффенберг и скорым шагом направился к своему автомобилю.

Не теряя времени, Линге передал эти слова Гиммлеру, а тот немедленно сообщил о сказанном фюреру. Внимательно выслушав его, Гитлер потребовал:

– Пусть зайдут оба, жду обстоятельного разъяснения.

Адам с Линге явились незамедлительно. Кроме самого Гитлера в комнате находились Борман с Гиммлером. Рейхсканцлер остановил на вошедших воспаленный взгляд и любезно предложил присесть на стулья.

Обычно по долгу службы Адам держался от Гитлера на отдалении – фюрер всегда пребывал в окружении генералов, адъютантов, телохранителей или каких-то важных сопровождающих лиц. Сейчас он находился от фюрера почти на расстоянии вытянутой руки и видел, что Адольф Гитлер выглядит значительно старше, чем на отдалении. Сегодняшнее покушение тоже оставило на его внешности приметные следы: кожа на лице покрылась красными пятнами, под ушами оставались запекшиеся капельки крови, а на подбородке кровоточила царапина.

– А теперь, унтер-офицер, расскажите мне, что вы видели.

– Полковник Штауффенберг вместе с капитаном Йоном фон Фрайендом прошел в коммутационную комнату, и капитан попросил меня, чтобы я помог полковнику Штауффенбергу соединить его с генералом Фельгибелем. Сказав это, капитан тотчас вернулся в совещательную комнату. А я дозвонился до генерала и передал ему трубку. Несколько секунд он держал телефонную трубку, а потом опустил ее и вышел из здания, для чего-то оставив на столе свою фуражку. А через несколько минут раздался взрыв.

– Кто такой этот Штауффенберг? – спросил Гитлер, холодно посмотрев на Хайнца Линге.

– Мой фюрер, в середине июня сорок четвертого Штауффенберг стал начальником штаба при командующем армией резерва генерал-полковнике Фридрихе Фромме.

– Штауффенберг и есть тот самый виновник покушения! – выкрикнул Гитлер. – Немедленно арестовать его!

– Слушаюсь, мой фюрер! – поднялся рейхсминистр внутренних дел и живо вышел в коридор.

Через несколько минут Гиммлер вернулся к Адольфу Гитлеру с докладом.

– Мой фюрер, на территории ставки Штауффенберг не обнаружен.

– Как