Горе Побежденным - Дмитрий Анатолиевич Емельянов

прямо в душу, ища слабые места, где она сможет прорваться. В этот момент Иоанн мог бы поклясться, что увидел в беспроглядной черноте обезображенное мукой человеческое лицо, оскаленный рот и пылающие лютой злобой глаза.

Взвыв, тень рванулась и пошла на третий заход. «Последний», — прошептал Иоанн в какой-то слепой уверенности и, встав во весь рост, уперся взглядом в бешено несущийся смерч. Его рот одержимо выкрикивал слова древнего заклинания, и они, словно невидимые кирпичики, укладывались в стену, восстанавливая поврежденные участки.

Смерч ударил в самый центр разбегающейся паутины трещин, и магический круг отчаянно вспыхнул синим пламенем, брызнули слепящие осколки, и в расширяющуюся дыру ворвалась черная оскаленная морда. По ушам ударил торжествующий рык, и чудовище, рванувшись еще, просунуло одно плечо. Шарахнувшись от ужасной твари, Иоанн чуть не споткнулся о лежащую Зару, и вздрогнул — отступать некуда!

Круша преграду, в круг прорвалась рука монстра, на глазах превращаясь в жуткую когтистую лапу.

«Еще один рывок, и Черная тень ворвется внутрь!» — отчаянная мысль забилась в голове Иоанна. Его взгляд упал на порезанную руку, на горящую кровь на полу, и вдруг, охваченный внезапной догадкой, юноша сунул окровавленную ладонь в синее пламя. Рука вспыхнула, как факел, и, не раздумывая, Иоанн ткнул ею в тянущуюся к нему жуткую пасть. Рев то ли боли, то ли бессильной злобы разорвал сгустившийся от напряжения воздух, и на гладкой черной морде вспух надувающийся пузырь ожога. Тень дернулась было назад, но тут же остановилась и, несмотря на сжигающий ее синий огонь, поползла обратно.

Дикая боль взорвала мозг Иоанна — его рука действительно горела! Скрипнув сжатыми зубами, он уперся в рвущееся чудовище, пытаясь его остановить. Тень словно материализовалась под его ладонью, и он чувствовал ее мерзкую склизкую кожу. Каждая секунда этого противостояния застывала в сознании вечностью: кто первый сдастся и уступит разрывающей боли — человек или неведомая тварь?

Никто не сдавался, но Тень с каждым мгновением отвоевывала дюйм за дюймом. Половина оскаленной морды уже превратилось в обгорелое месиво, и горящая рука цезаря все глубже погружалась в бездонную черноту. Пылающий синий факел не останавливал призрака, и отчаяние разрушало сопротивление сильнее боли. Тень, словно почувствовав это, усилила нажим, просовывая вторую руку и ломая остатки преграды. Две скрюченные лапы рванулись к горлу Иоанна, и обезображенная морда ударила волной торжества:

— Умри, демон!

Шею сдавило душащим кольцом, и Иоанн уже закрыл глаза, приготовившись к смерти, когда вдруг рядом с его обугленной рукой встала светящаяся ладонь Зары. Вспыхнувшее синее пламя взорвало остатки оскаленной пасти и выбросило Тень наружу. На миг она вновь попыталась собраться в подобие черного балахона, но время, отпущенное человеку, совершившему ритуал, истекло. Его мучения закончились, как и энергия, питающая Черную тень. Оружие мрака застыло, и темное облако начало осыпаться. Черные хлопья отрывались от сгустка пустоты и, падая на землю, пропадали без следа.

Исчезла Черная тень, исчез огненный круг, остался только разгромленный шатер и стоящие в обнимку полуголый мужчина и абсолютно обнаженная девушка. В этот момент, чуть не сорвав полог, внутрь ворвался Велий — и остановился пораженный. У него не нашлось слов.

Зато таковые нашлись у влетевшего следом всклокоченного со сна Прокопия.

— Ну знаете, цезарь, это уже ни в какие ворота! Что за извращенные игры! Она вас втянула в это непотребство?

За первым непониманием на лицах Иоанна и Зары последовал сначала нервный смешок, а потом, глядя друг на друга и на вытянутые лица Луки и Прокопия, они разразились безудержным истеричным смехом.

Глава 11

На свободном пространстве между периметром железных легионов и недавно появившемся частоколом суетились с самого утра. Устанавливали большой шатер, все четыре стены которого были подняты и закреплены наверху. Это непременное условие выдвинули обе стороны, не испытывающие ни малейшего доверия друг к другу. Длинный стол, абсолютно одинаковые кресла. Никаких императорских символов, флагов, значков — ничего, что могло бы хоть как-то намекнуть, кто из двух претендентов — настоящий император.

Церемониймейстер двора лично отсчитал от стола сто шагов и воткнул флажок. Тут же по свистку центуриона здесь выстроились шеренги первой когорты первого дикого легиона, и место на правом фланге занял его новый легат Гай Норий Максимилиан. Назначенный всего пять дней назад непосредственно самим Василием, Гай всячески демонстрировал верность оказавшему ему доверие императору, и рыл землю носом, доводя легионеров до бешенства своим неуемным рвением.

С другой стороны, сразу за воротами лагеря, у самого рва выстроились шеренги еще одной когорты. Их командир, не украшенный дорогим плащом и пышным плюмажем, прошел вдоль строя, и лязг доспехов мгновенно вытянувшихся в линию легионеров показал, что этому человеку достаточно значка центуриона, чтобы внушать почтительный трепет подчиненным.

Проверив выправку своих бойцов, центурион Понций по прозвищу Драть Вас подошел к командующему первым железным легионом и, отдав честь в лучших традициях древней Туры, доложил:

— Когорта готова!

Новый легат, принявший командование легионом вместо сидящего под арестом Агриппы ответил положенным ударом кулака по броне, и Понций, сделав шаг назад, занял свое место в строю. Ветеран, лично арестовывавший бывшего командира, о новом пока не мог сказать ничего — ни хорошего, ни плохого. Разве что одно — в отличие от прежнего суетливого Агриппы, этот просто излучал невозмутимость и уверенность.

«Что ж, — проворчал про себя Понций, — в такие времена и это уже неплохо».

Должность легата свалилась на Лу́ку Велия совершенно внезапно и, надо сказать, не сильно обрадовала. С имперской пехотой он никогда дела не имел, зато ее придирчиво-капризный нрав был хорошо известен в армии. Добиться уважения и признания этих матерых вояк удавалось далеко не каждому.

Вспомнилось, как в первые же часы после захвата лагеря в императорском шатре собрался совет новопровозглашенного императора. Иоанн явно был на взводе, Прокопий нервно ерзал в кресле, и лишь один Наврус в закрутившемся вихре событий чувствовал себя как рыба в воде.

В ту минуту при всей нервозности и взвинченности Прокопия, разум патрикия просчитывал бесчисленные варианты развития событий. Тут, надо отдать должное, ему удалось сохранить свое главное качество — холодную рассудительность и умение анализировать ситуацию.

«Кто контролирует армию, — стучало метрономом в голове патрикия, — тот держит в своих руках все нити. Наврус на нашей стороне — это, конечно, хорошо, но Наврус — это Наврус, доверять ему на все сто процентов может только полный идиот!»

Идиотом Прокопий себя не считал и, увидев входящего Велия, чуть не подпрыгнул в кресле от