Цена слова - Степан Александрович Мазур

от условий и обстоятельств. Голос был мягким, но уверенным. Просто человек, который много работал, и которому в жизни повезло. Таково было первое впечатление.

Мы познакомились, и глава семейства потащил нас на кухню. Стол давно ждал гостей и возвращения сына. Полный заварник доносил запахи мяты и чего-то сладкого, экзотического. Старался мужичок. Домработницы, как я заметил, дома не было. Или наготовила и ушла пораньше?

Пока обедали, особых разговоров не было, Денис Львович интеллигентно отмалчивался, предоставляя мне право насытиться и расслабиться. Просто присматривался, как я пытаюсь изображать этикет и как мои попытки, раз за разом терпят крах.

Разговоры начались ближе к чаю.

— Игорь, Антоха мне немного рассказал о тебе, но я хочу всё услышать сам. Как ты оказался в детдоме?

Я не хотел изливать душу незнакомому мне человеку с грустным лицом и такими же глазами, но вспомнился директор Аркашка, и в голове кое-что назрело. Сам не заметил, как за кружкой ароматного чая рассказал всё. Без утайки. Сам от себя подобного не ожидал. Наверное, накипело. Хотелось кому-то излить душу, больше не держать всё в себе. И очень хотелось, чтобы директору влетело по первое число.

Денис Львович прервал только раз, исчезнув в соседней комнате и вернувшись с телефонной трубкой и блокнотиком.

— Как говоришь, Аркадий Петрович?

— Он самый.

Денис Львович сделал пометку в блокноте, что-то расчертил и пообещал:

— Им займутся. Это дело чести. Дети будут в безопасности. И с квартирой твоей проблемы решаться.

— Спасибо, — я, наверное, сразу и не понял, что он обещал решить все мои проблемы, дошло немного позже.

— За такое не благодарят. Дети — самое дорогое, что у нас есть. — В его словах я услышал какую-то непонятную мне грусть. Столько печали и тоски, словно горечь разрывала изнутри.

— Всё равно спасибо. За всё вам спасибо.

Денис Львович приблизился, обнял за плечи и кивнул в сторону Антона:

— Это за него тебе спасибо. Он сейчас сидит рядом и улыбается, а мог бы лежать в больнице или… Не хочу об этом думать.

— Пап, так мы и приехали с больницы, — хихикнул Антоха. — А завтра в школу вместе пойдём.

«Пап». Я никогда так не называл отца. Считал, что это слишком по-детски. Всё как-то батя, батя… Дурак.

— Антоха, принеси мой сотовый, — обратился папа к сыну.

Даже в этой обычной просьбе столько тепла, заботы, любви. Невольно вспомнил мать с отцом, сердце сдавило, но сдержался, концентрируясь на дыхании.

Всё случилось, как случилось. Прошлого не вернуть, не изменить. Так что смирись и живи. В конце концов, ты в гостях. Улыбайся.

— Зачем он тебе сейчас понадобился? — Для приличия возмутился очкарик, но уже выползал из-за стола.

— Ну, принеси, прошу тебя, — добавил Денис Львович.

— Хорошо. В какой он комнате?

— Ой, даже не знаю. Посмотри-ка в спальне, или зале, а может в детской, или всё-таки гостиной? Точно не знаю.

Очкарик, бурча, ушёл в соседние комнаты «найти то, не зная что». А я уже понял, что Денис Львович просто хочет со мной поговорить наедине. Поднял вопросительный взгляд. Разговаривать, когда сыт, и в тепле, можно сколько угодно. С меня не убудет. Да и от своих мыслей отвлечёт.

— Игорь, а теперь что делать собираешься?

— Антоха мне уже задавал подобный вопрос. И не раз…

— Я понимаю, — отец Антона отстранился, расплываясь по мягкой стенке стула. — Заботиться он о тебе. Что-то в тебе разглядел.

— Я и сам не пойму что. Ну, помог немного, но это не повод меня превозносить, к тому же он… вы… многое уже сделали для меня. Этого вполне хватит.

— Говорят, что перед смертью, людям многое открывается…

Эти слова обдали холодом. Чьи-то злые когти схватили за грудь. Я непонимающе поднял глаза.

— Ну, конечно, он тебе ничего не говорил, — вздохнул Денис Львович. — Он никогда никому об этом не говорит. Да и некому говорить. Нет у него друзей. Одинокий. Никого не хочет обременять своей смертью.

— О чём вы, Денис Львович? К чему про смерть?

— Рак у него, Игорь. Рак. — Выдохнул отец Антона. — Клетки в головном мозге вдруг начали работать на себя. Никто не знает, сколько осталось.

Я сидел застывший и поражённый. Зрачки расширились. Дыхание сбилось, и в голове дикий бедлам. Антоха потратил две с лишним недели жизни на меня. Драгоценное время. Время — самое драгоценное, что есть у человека. Особенно у обречённого.

Разве я достоин времени умирающего?

— Лекарства и облучение немного затормозили процесс, но не остановили. И ведь ходит в школу, даже перевёлся в обычную, живёт простой жизнью. Я зову его на курорты, в другие страны, в путешествия, а он отказывается. Хочет прожить свои последние дни простой жизнью. Хочет окончить школу, и единственная его мечта — дожить до выпускного вечера.

В словах Дениса Львовича слышались слёзы. Говорил чётко, ясно, а душа ревела. Эти незримые слёзы текли по щекам и капали в кружку с недопитым чаем.

Какая тут к чёрту школа? Он хотел подарить сыну каждый день, сгладить его уход. Поэтому и сидит дома в домашней одежде, а не крутит делами в офисах в стильном пиджаке. Какой может быть бизнес, когда обречённым недугом болеет единственный сын? Вот откуда эта затаённая печаль в глазах.

Проклятый рак. Болезнь, от которой почти нет лечения.

Антон зашёл на кухню, оглядел наши хмурые лица, сразу всё понял.

— Зачем, папа? Зачем ты ему рассказал?

— Я не мог иначе, — скупо обронил Денис Львович.

— Я хотел, чтобы он был мне другом, не потому что я умираю, а просто…

— Дурак! — Неожиданно для себя самого прервал я. — Я и есть твой друг. Просто именно я не хотел грузить тебя своей… судьбой. Я словно проклят! Поверь мне. Все, кто был рядом, вдруг просто исчезли.

— Ты не проклят, — возмутился Антоха. — Просто твой ангел спит, как и мой.

— Спят, — не стал спорить я. — Но мы их разбудим. — Обнял очкарика за плечи, прижал к себе. — Ты поможешь их разбудить… друг?

Мне было всё равно, как звучали мои слова. Я говорил искренне и Антон это знал.

Антоха улыбнулся, кивнул. Его спокойный взгляд отдавался дикой тоской во мне.

Обрести, чтобы потерять. Такова твоя судьба, Игорь Мирошников…

По щеке Дениса Львовича потекла одинокая слеза. Я повернул Антоху к себе, чтобы не видел слёз отца.

Судьбы, судьбы, судьбы.

Квартира, детдом, школа? Нет. Это всё теперь суета. Ей можно заняться потом. С этого момента, я буду телохранителем Антона. И до последнего вздоха пробуду с ним. И здесь не надо слов. Время само всё расставит